Эрик сделал вид, что рисует пальцем на стене какую-то закорючку. Это мигом придало Магде новых сил. Она зарычала от гнева и бросилась на него. Эрик вновь схватился за голову и бросился прочь… по коридору, в котором располагалась та самая комната, где спиной к двери сидел Его Светлость милорд герцог, одетый в точно такой же, как у Эрика, плащ. Фурия гналась за ним по пятам. Он влетел внутрь и захлопнул дверь за собой. А потом мигом нырнул под стол.
И едва успел. Дверь вновь распахнулась. На пороге, тяжело дыша, стояла Ужасная Магда. А человек, который от нее убегал, наглец, перепачкавший стену, преспокойно сидел за столом, повернувшись к ней спиной. Он даже не вздрогнул.
Герцог усмехнулся, натянул капюшон на самый нос и передвинул шахматного коня с одного поля на другое.
— Да как ты смеешь! — Ужасная Магда решительно бросилась в атаку. — Расселся здесь! Весь замок перемазал, а теперь сидит! — Она ухватила сидящего за шкирку и принялась яростно его трясти. — Я из тебя всю душу вытрясу, обормот! Ты у меня пол и стены языком вылизывать будешь, мерзавец!
— И вам добрый вечер, — поворачиваясь к ней, сказал Герцог Олдвик. — Будьте так добры, отпустите мой плащ. Воротник помнется.
— Пойдем отсюда, — шепнул Шарц. — Больше здесь ничего уже не покажут.
Он потянул Полли за руку, и они тихонько покинули свой наблюдательный пункт. Кроме Эрика, их никто не услышал.
— Боже, — благоговейно прошептала Полли через некоторое время. — Это и в самом деле стоило того! Более чем! Это просто необходимо было увидеть.
— Зрелище и впрямь занимательное, — пожал плечами Шарц. — Впрочем, скорее непристойное.
— Просто ты всегда был сильным, — вздохнула Полли. — Тобой никогда не командовало… такое… Но… Я думала, она умрет, такое у нее лицо сделалось!
— Я тоже этого опасался, — кивнул Шарц. — Сердечного приступа или спазма сосудов головного мозга. Потому и согласился удовлетворить твое любопытство. Вдруг ее пришлось бы спасать?
— Как видишь, она крепкая, — фыркнула Полли. — «Простите, Ваша Светлость, я обозналась!» И все.
— Положим, не все, — качнул головой Шарц. — У Его Светлости наконец-то появился повод провести с ней воспитательную беседу. А он в отличие от миледи когда-то командовал воинами. И добивался повиновения. Так что, думаю, жизнь в замке переменится к лучшему.
— Хотелось бы надеяться, — сказала Полли. — А то знаешь, как всех жалко?
— Моя вина, — вздохнул Шарц. — Кому, как не шуту, нужно было поставить ее на место? Вот только… гномом я родился, гномом и помру, кем бы меня там еще ни числили. Любая женщина — святыня, а уж пожилая… Поднять руку на Мудрую Старуху? Да проще под вагонетку броситься!
— Здорово развлеклись, — сказал Джон.
— Да, замечательно, — улыбнулся Роджер. — И Его Светлость доволен.
— А уж как Ее Светлость довольна, — добавила Кэт. — и все служанки и слуги тоже. Они — в первую очередь.
— Одна Магда недовольна, — хихикнул Джон.
— Она уехать хотела, — сказала Кэт.
— Ну и пусть бы себе ехала, — фыркнул Роджер.
— А герцог ее не отпустил, — сообщила Кэт. — Но это еще не самое интересное.
— А что — самое? — спросил Джон.
— Эрик с ней помирился.
— Как? — потрясенно выдохнули мальчишки.
— Не знаю, — покачала головой Кэт. — Как-то. Знаю лишь, что он выпросил у герцога бутылку самого крепкого вина и пошел к ней. И они всю ночь его пили. А к утру помирились.
— Она пьет вино? — удивился Роджер. — Никогда бы не подумал.
— Так ведь и Эрик не пьет, — сказал Джон.
— Мне почему-то кажется, что нам всем троим есть над чем подумать, — сказала Кэт. — Во всяком случае, папа сказал бы именно так.
— Мало того, что ты маму постоянно заменять пытаешься, — проворчал Джон. — Так теперь еще и папу?
— А разве я не права?
— Права, конечно, — пробурчал Джон. — Хочешь сказать, нам перед ней тоже извиниться надо?
— Не извиниться, а помириться, — возразила Кэт. — Это не одно и то же, сам подумай.
— Верно, — кивнул Роджер. — Вот только крепкого вина нам никто не даст.
— Да ты и без него вечно слегка дурноватый, — ухмыльнулся Джон.
— Сам ты дурень, каких свет не видывал! — огрызнулся Роджер.
— Я не сказал «дурень», я сказал, малость дурноватый, — пояснил Джон. — Важно различать такие оттенки смысла.
— Цыц, — сказала Кэт. — Вы же знаете, как вредно влияет крепкое вино на подростков. От него даже умереть можно. Эрику хорошо, он уже большой, а Магда и подавно.
— Что бы еще такое учудить? — мечтательно протянул Джон.
— Эрик, — сказал наставник, отрывая глаза от какой-то медицинской рукописи, — поросенок в спальне эконома — это уже слишком. Я, конечно, понимаю твое справедливое возмущение продолжающимися закупками дешевых плохих ножей, но все же изволь вернуть поросенка на его законное место.
— Да, наставник.
— Кстати, если не секрет, как ты затащил его по отвесной стене? — полюбопытствовал Шарц. — Ты что, к себе его привязывал? И почему он при этом не визжал?
— А вы никому не скажете? — улыбнулся Эрик.
— Никому, — поклялся наставник.
— Я напоил его вином.
— Так вот почему он себя так вел, когда его попытались увести! — воскликнул гном. — Он просто был пьян и буянил. Так значит, ты его напоил, привязал к спине…
— Все куда проще, наставник, — улыбнулся Эрик. — Там есть еще и черная лестница, если помните.
— Но ключи от той двери только у самого эконома и… — Шарц непонимающе поглядел на Эрика.
— И Магды, — закончил за него Эрик. — Старой леди тоже захотелось малость развлечься.
— Разве ему можно помочь? — печально спросил Эрик когда они вышли из маленького домика и худая сухонькая старушка, похожая на сушеную мышь, закрыла за ними дверь. — Он ведь не потому умирает, что болен. Он умирает, потому что жить не хочет.
— Мы не можем ему помочь, — ответил Шарц. — По крайней мере, я не знаю лекарства, способного вернуть человеку интерес к жизни. Но… мы будем туда ходить. Будем, пока нас пускают. А если не пустят… проберемся тайком.
— Но… зачем? — Эрик ошеломленно посмотрел в глаза гному.
— Затем, что всякое в жизни случается, — ответил Шарц. — И если сегодня мы не видим никакого способа помочь, это не значит, что его и вовсе нет. Вдруг мы его просто не видим… не видим… — повторил Шарц и остановился. Постоял и с размаху хлопнул себя ладонью по лбу: — Я идиот! Я идиот, Эрик! А ты — ученик идиота, следовательно, в будущем тоже идиот, но ведь только в будущем! Значит, у тебя еще есть шанс! Как же я не сообразил…
— Что, наставник? — удивился Эрик. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что завтра мы прихватим сюда бумагу, карандаш и твои сказки! Я прописываю этому несчастному не меньше трех твоих сказок за один раз! Ты должен рисовать и рассказывать, рисовать и рассказывать, даже если он не станет слушать. Придумывай самые яркие сюжеты! Не скупись на леденящие душу подробности, драки, погони, приключения, тайны, любовь, кровь, принцев с принцессами… не скупись на краски, загадывай загадки, интригуй… и каждый раз не досказывай последнюю сказку! Оставляй на самом интересном месте.
— И… что?
— Если он дней через десять не будет с нетерпением ждать твоего прихода… я первый скажу, что его нужно хоронить, — решительно сказал гном. — Впрочем… мы и тогда будем продолжать пробовать. Единственное, что может заставить лекаря отступить, — это безусловная и окончательная смерть пациента, Эрик. Запомни это.
— Да, наставник… — кивнул Эрик.
— Медицина пока бессильна, — вздохнул Шарц. — Но я верю в твоих коней, Эрик. Они сломя голову несутся вскачь. Они способны атаковать там, где мое ремесло позорно складывает оружие. Кто знает…
Когда не на десятый, а всего лишь на четвертый день больной оторвал голову от подушки и слабым голосом поинтересовался, а что же было дальше, Эрик вдруг почувствовал такое счастье, что аж слезы на глазах выступили.
«Наставник был прав! Прав!»
Молча сидевший рядышком и барабанивший пальцами по колену гном удовлетворенно кивнул и встал.
— А дальше… — таинственным голосом профессионального сказителя поведал Эрик, — дальше будет завтра!
И вслед за Шарцем стал прощаться.
— До свидания, сэр! До завтра!
— А, чтоб тебя… на самом интересном месте! До завтра ему! Попробуй только не приди завтра! — все еще слабым голосом, но уже вполне скандальным тоном попрощался больной.
— Вот видишь, Эрик… — В голосе наставника прозвучало настолько торжествующее счастье, что Эрику аж неудобно стало.
«Да что же это… да я же ничего… да я ж ничего такого не сделал!»
— Вот это и значит… быть лекарем? — схватив наставника за руку, спросил Эрик.
— Вот это и значит быть лекарем, коллега, — гордо кивнул Шарц. — Я рад, что у тебя получается.
СПАСТИ КРАСАВИЦУ
Весна пришла неожиданно. Весна не спрашивала ничьих разрешений. Она просто распахнула дверь, и белоснежные сугробы поблекли, а изморозь исчезла со стекол. Всю ночь теперь вместо падающего снега звенела неумолчная капель, и даже дневные размашистые звуки не всегда заглушали ее переливчатые трели и барабанную дробь.
— Эрик, — как-то утром промолвил Шарц. — Придется тебе поехать в город. В аптеку зайти. Мне крайне необходимы некоторые снадобья, список я составил, но сам с тобой поехать не могу. Буду занят.
— Конечно, наставник, — ответил Эрик. — О чем разговор? Давай сюда твой список.
Шарц протянул ему бумажный лист.
— Вот, смотри… вот это вот все можно купить в аптеке у Джона Пэгготта. Вот это и это пусть смешает на месте, остальное не смешивать, надо же и тебе чем-то на досуге заняться, верно? А вот это и это купишь на рынке, у старой Мэри, помнишь ее? У нее травы, даже сушеные, лучше, чем в аптеке. Все понял?