всем близко, я с изумлением и недоумением увидел, что «Спитфайров» на своих местах осталось очень мало. Навстречу мне заторопился Брэд Уокер, и по выражению его лица я понял, что произошло нечто ужасное.
«Рад видеть, сэр, что вы вернулись, мы думали, вас тоже сбили», — таким было его мрачное приветствие».
Эскадрилья Дира потеряла две трети «Спитфайров». Для разведслужб внешний вид нового немецкого истребителя явился полной неожиданностью. Рядные двигатели с жидкостным охлаждением, казалось, раз и навсегда доказали свое превосходство для всех современных истребителей, однако новый «Фокке-Вульф» с звездообразным двигателем превосходил по скорости «Спитфайр VB». На ФВ-180 был установлен 42-литровый 14-цилиндровый двигатель БМВ-801 с расположенными в два ряда цилиндрами. Впоследствии появились усовершенствованные «Мерлины», новые двигатели для ФВ-190, но БМВ-801 остался, пожалуй, самым совершенным поршневым авиационным двигателем. Но уже совсем недалеко было время реактивной авиации.
Бомбардировочная авиация Королевских ВВС вступила в войну совершенно неподготовленной к выполнению той задачи, которая, как настойчиво твердили авиационные генералы, будет единственным способом достижения победы в грядущей войне. Бомбардировщиками с максимальной грузоподъемностью были двухмоторные «Армстронг-Уитворт Уитли», «Хендли-Пейдж Хэмпден» и «Виккерс Веллингтон», и в марте 1939 года общее число самолетов этих трех типов не превышало пятидесяти. Остальную часть бомбардировочных сил составляли «Фейри Бэттл» и «Бристоль Бленхейм», способные нести всего 1000 фунтов бомбовой нагрузки и обладавшие таким небольшим радиусом действия, что применение их для нанесения ударов по целям в Германии с английских баз было практически невозможно.
Не было ни четырехмоторных бомбардировщиков, ни тяжелых бомб. В 1918 году самая тяжелая бомба, имевшаяся в арсенале Королевских ВВС, весила 1650 фунтов; в 1939 году самая тяжелая бомба весила 500 фунтов[59]. Несмотря на то что в довоенные годы считалось, что бомбардировщикам предстоит летать днем, для их защиты не было принято почти никаких шагов, а мысль о возможном истребительном сопровождении отвергалась с ходу[60]. Много разговоров было про мощное стрелковое вооружение бомбардировщиков, однако устанавливаемые в башни мелкокалиберные пулеметы были ничуть не лучше тех, что использовались в предыдущую войну, и, разумеется, никак не могли быть действенным средством борьбы с современными скоростными самолетами, сделанными из металла. Не было в бомбардировочной авиации и надежного прицела. Установленный на большинстве самолетов курсовой прицел мало чем отличался от металлической линейки с делениями.
Командование ожидало, что бомбардировщики, не имеющие никаких иных навигационных систем, кроме рамочной антенны, будут определять свое местоположение с помощью треугольника скоростей. Подобный «абсолютно точный» метод основывался на том, что летчик, имея прогноз погоды, рассчитывает курс, учитывая поправку на скорость ветра. Этот способ еще подходит для летчиков-любителей, совершающих полеты в районе аэроклуба, но, по оценкам руководства бомбардировочной авиации, самолет с помощью таких расчетов выходил на цель с точностью не выше 50 миль. Поэтому Королевские ВВС направляли штурманов на четырехмесячные курсы астронавигации, где их учили обращаться с пузырьковым секстаном «Марка IX». Любой знакомый с основами навигации по звездам знает, как трудно измерить склонение звезды и в соответствии с этим определить свое положение, находясь на земле. Те же самые действия в тесной кабине быстро летящего бомбардировщика — это уже подвиг. Разумеется, в облачную погоду пользоваться этим методом было нельзя; а в ясные лунные ночи бомбардировщики становились уязвимой добычей истребителей и были прекрасно видны наводчикам зенитных орудий с земли.
В самую первую военную ночь — еще до того, как английские бомбардировщики совершили налет на немецкие военно-морские базы, — десять «Уитли» были отправлены с заданием разбросать над территорией Германии 13 тонн листовок. Королевские ВВС были не в восторге от подобного приказа, однако вскоре такие операции стали для бомбардировочной авиации обычным делом. Содержание листовок являлось строжайшей тайной. Вице-маршал авиации Артур Гаррис, командующий 5-й группой бомбардировочной авиации, сказал о них так: «На аэродромах с ними необходимо было обращаться, соблюдая все правила обращения с секретными документами, и несмотря на все наши обращения, эти правила так и не были отменены… Содержание этих листовок было просто детским или идиотским, так что, возможно, оно и к лучшему, что его держали в тайне от английской общественности, хотя нам приходилось рисковать и людьми, и техникой, разбрасывая их над врагом».
В первые три месяца войны бомбардировщики «Уитли», на которые легла основная нагрузка по осуществлению этих бесполезных операций, понесли 6-процентные потери. Это было довольно много, учитывая то, что агитационные самолеты практически не встречали сопротивления, но в сравнении с огромными потерями, которые несли английские бомбардировщики во время дневных налетов, эти данные убедили командование Королевских ВВС в том, что будущее бомбардировочной авиации — в ночных налетах.
До мая 1940 года в соответствии со специальной правительственной инструкцией английские бомбардировщики наносили удары исключительно по военным целям. Все изменилось после стремительного броска немецких армий на запад и назначения Черчилля на пост премьер-министра. 15 мая 99 самолетов поднялись в воздух, имея задание нанести бомбовый удар по железнодорожным узлам и нефтеперерабатывающим заводам Рура. Это явилось началом стратегических бомбардировок, которые не прекращались до 1945 года.
В течение всего лета 1940 года скопление барж и судов, подготовленных для операции «Морской лев», представляло великолепную цель для ночных атак, но бомбовые бароны не желали этого видеть. Они настаивали на том, что подобные тактические цели являются менее важными, чем цели стратегические.
Их уступки в борьбе с насущной угрозой не шли дальше согласия наносить удары по алюминиевым заводам и другим объектам, имеющим столь же отдаленное отношение к ожидавшемуся вторжению на острова. Если учесть, что подобные налеты могли совершаться только в лунные ночи и бомбардировщики с трудом могли найти цели, находящиеся на большом удалении от баз, решающего эффекта подобные удары вряд ли могли достичь. Разумеется, авиационные шишки по-прежнему боялись, что тактические операции поставят бомбардировочную авиацию под контроль сухопутных и военно-морских сил, таким образом лишив их обретенной с большим трудом независимости. Единственным компромиссом явилось то, что дальние бомбардировщики, не нашедшие ночью удаленных целей, должны были на обратном пути наносить удары по аэродромам на оккупированной неприятелем территории. «Бленхеймы» 2-й бомбардировочной группы понесли во время дневных налетов такие большие потери, что им было предписано наносить удары только в том случае, если над целью имеется достаточный покров облачности. Это привело к тому, что в июле 90 процентов вылетов было отменено. Только 13 сентября все бомбардировочные эскадрильи получили приказ нанести удар по силам вторжения. Вот что рассказывает летчик «Бленхейма», бомбивший Остенде:
«Теперь было видно все побережье «Черной лужи», как мы называли порты к западу от Дюнкерка, где были сосредоточены силы вторжения. Зрелище было захватывающим. Причалы Кале пылали. Весь берег в районе Булони- был охвачен огнем, простиравшимся на несколько миль. Все побережье Франции, казалось, превратилось в огненный барьер, лишь изредка местами разрываемый ослепительно яркими вспышками рвущихся бомб и разноцветными следами трассирующих пуль, вспарывающих ночное небо».
23 сентября аэрофотосъемка показала, что количество транспортных судов в портах между Флашингом и Булонью уменьшилось почти на треть. Угроза неминуемого вторжения отступила.
Битва за Британию завершилась, но не было никаких признаков того, что командующие бомбардировочными соединениями армий всех стран мира вынесли из нее хоть какие-нибудь уроки. Верховное командование «Люфтваффе» нисколько не изменило тактику боевых действий, и когда немецкие армии вторглись в бескрайние просторы Советского Союза, бомбардировочные силы были нисколько не больше, чем в 1939 году! А их качество значительно снизилось.
Большие начальники ВВС американской армии не видели причин отказываться от своих теорий насчет дневных бомбардировок. Они были уверены, что неудача «Люфтваффе» в действиях над Великобританией была обусловлена исключительно неправильными боевыми порядками, малыми высотами, недостаточным вооружением, небольшой скоростью и слишком легкими и хрупкими планерами бомбардировщиков. Другими словами, бомбардировщики Хе-111 не могли действовать без сопровождения истребителей только потому, что они не были «Боингами» Б-17. Не было усвоено никаких уроков из неудовлетворительно малого радиуса действия истребителей сопровождения Me-109, из необходимости применять дополнительные топливные баки — никто не придал значения тому, какие опустошительные потери несли бомбардировщики, совершавшие рейды днем без сопровождения истребителей.
Командование бомбардировочной авиации Королевских ВВС не усвоило никаких уроков из Битвы за Британию и последовавшего за ней «блица» ночных налетов. То обстоятельство, что боевой дух лондонцев не был сломлен ночными бомбардировками, не изменило отношение главнокомандующего Королевскими ВВС сэра Чарльза Портала к стратегическим бомбовым ударам. Немцы, сказал он, не смогут переносить бомбежки так же, как англичане.
Даже обладая разведывательными силами и системами электронной навигации (отсутствующими в Королевских ВВС), «Люфтваффе» наносили по Великобритании слишком разрозненные и нерегулярные удары, чтобы они имели какой-то результат. Учитывая это, комиссия под руководством Д. М. Батта из секретариата кабинета министров тщательно изучила донесения о выполнении заданий и 633 фотографии, сделанные во время ста с лишним налетов, осуществленных в июне — июле 1941 года: