Даже с принятием согласованного плана бомбардировок, который получил название Pointblank, стратегические бомбардировки можно было назвать какими угодно, только не «совместными». И это притом, что Харрис и Икер ладили друг с другом, и Харрис делал все, что мог, чтобы помочь Восьмой воздушной армии перейти к активным действиям. По указанию, в частности, генерала Маршалла, для подготовки вторжения в Европу Икер должен был сосредоточиться на уничтожении люфтваффе, включая и авиазаводы на земле, и истребители в воздухе. С другой стороны, Харрис просто намеревался продолжать сметать города, лишь на словах выступая за приоритет военных целей. Ему очень нравилось хвастаться важным посетителям его штаба в Хай-Уикоме своими большими, в кожаных переплетах, «синими книгами». Они содержали много таблиц и графиков, отражающих важность разрушенных районов и городов как целей. Чем больше росла убежденность Харриса, что бомбардировочная авиация не получает того внимания и уважения, которых заслуживала, тем сильнее становились его злость и недовольство.
Шестнадцатого января 1943 г., когда битва за Сталинград приближалась к мрачному и холодному концу, командование бомбардировочной авиации провело первый из серии рейдов на Берлин. Это был также первый налет, в котором самолеты «патфайндер» сбрасывали радиомаяки для целеуказания. Одиннадцатью днями позже Восьмая воздушная армия в первый раз атаковала верфи подлодок на северном побережье Германии. Через месяц после этого они вернулись к бомбежкам Вильгельмсхафена. На борту самолетов находились восемь журналистов, в том числе Уолтер Кронкайт. Вскоре после этого с Восьмой армией стали летать кинорежиссер Уильям Уайлер и актер Кларк Гейбл. Они помогали создать героический образ, сравняться с которым английские ВВС могли только мечтать. Старания Харриса добиться публикаций в газетах не шли ни в какое сравнение с успехами в области рекламы Спаатса и Икера.
Пятого марта бомбардировщики вернулись к налетам на промышленные центры в глубоком тылу Германии, особенно в Эссене. Налет 12 марта разрушил танкостроительный завод, что задержало производство танков «тигр» и «пантера» и внесло вклад в перенесение сроков наступления под Курском. Вскоре после этого Восьмая армия вступила в так называемую битву за Рур, и общие потери немцев выросли до 21 тыс. убитыми.
Геринг, униженный слабостью люфтваффе по сравнению с англо-американской авиацией, дополнительно перебросил истребительные части с Восточного фронта для обороны рейха. Хотя это и не являлось одной из заявленных целей союзников, такой шаг, возможно, намного больше повлиял на исход войны, чем тот ущерб, который наносила в то время немцам авиация западных союзников. Ведь в результате этого авиации Красной Армии не только удалось достичь преимущества, а то и подавляющего превосходства на ряде участков Восточного фронта, но люфтваффе вынуждены были резко сократить разведывательные полеты. А это, в свою очередь, позволило Красной Армии, особенно в следующем году, добиться больших успехов в маскировке, т.е. в операциях по обману противника относительно дислокации советских войск.
Хотя боевой дух немцев не был сломлен, как надеялись союзники, Геббельс и другие нацистские вожди были сильно обеспокоены. Население теперь встречало их пропаганду с сарказмом. Одно из широко известных в то время стихотворений гласило:
Lieber Tommy fliege weiter,
Wir sind alle Ruhrarbeiter,
Fliege weiter nach Berlin,
Die haben alle «ja» geschrien.
(«Дорогой Томми, лети дальше,
Мы все – рабочие Рура,
Лети дальше на Берлин,
Это они там кричали нацистам: «Да!»)
Это стихотворение напоминало о речи Геббельса после Сталинграда в берлинском Дворце спорта в феврале 1943 г., когда он заводил аудиторию, выкрикивая: «Вы хотите тотальной войны?!» – а в ответ все кричали: «Да!»
В ту весну 1943 г. воздушные потери союзников достигли невероятного уровня. Обязательные тридцать боевых вылетов сумели пережить менее двадцати процентов экипажей Королевских ВВС. 17 апреля над Бременом в боях с немецкими истребителями Восьмая воздушная армия США потеряла пятнадцать бомбардировщиков. Икер, в ярости, что не получил обещанных подкреплений, предупредил генерала Арнольда в Вашингтоне, что количество бомбардировщиков у него сократилось до 123 на один налет. Восьмая армия была просто не в состоянии добиться в воздухе превосходства, необходимого для обеспечения успеха вторжения союзников через пролив.
Арнольд находился в сложном положении. На всех театрах военных действий требовалось все больше бомбардировщиков. Но в мае он направил подкрепления в Британию, в Восточной Англии началось выполнение большой программы строительства аэродромов. Срочно нужны были пополнения, так как Восьмая армия потеряла за первый год боевых операций 188 бомбардировщиков и 1900 летчиков. Икер наконец осознал насущную необходимость в истребителях дальнего действия для сопровождения бомбардировщиков. Бочкообразные П-47 «тандерболт» имели радиус действия не далее границ Германии.
29 мая при налете на Вуперталь английские ВВС вызвали первый огненный смерч. После того как «патфайндеры» сбросили сигнальные огни, первая волна бомбардировщиков отбомбилась «зажигалками», внизу вспыхнули пожары, а затем взрывная волна от фугасок второй волны сорвала крыши с домов. Пылающие здания вскоре превратились в море бушующего огня, всасывающего окружающий воздух. Многие жители погибли от удушья или нехватки кислорода, и им еще в каком-то смысле повезло. Асфальт на улицах плавился, обувь людей намертво застревала в нем. Некоторые бежали к реке и бросались в воду, чтобы спастись от жара. Когда пожары погасли, оказалось, что обугленные тела, в которых сгорел весь жир, настолько усохли, что похоронные команды могли собрать три обгорелых трупа в большой таз, а семь-восемь – в оцинкованное корыто. В ту ночь погибло около 3400 человек. Как и люфтваффе в 1940 г., английские ВВС поняли, что зажигательные бомбы являются важнейшим элементом массового поражения. Весили они меньше фугасок, и их можно было сбрасывать в больших количествах.
Харрис по-прежнему возмущался при любом вмешательстве в его безжалостную кампанию против целей в городах, особенно когда приходилось отвлекать бомбардировщики для атак на базы подлодок. Он усилил бомбардировку городов, особенно тех, которые уже бомбили прежде. 10 июня 1943 г. первая фаза совместных стратегических бомбардировок – Pointblank – началась официально. Вскоре, через год с небольшим после первого налета тысячи бомбардировщиков, Харрис снова направил самолеты на Кельн. Фугасные и зажигательные бомбы обрушились на город ранним утром 29 июня, в праздник св. Петра и Павла.
«Все жители дома сидели в подвале, – писал Альбер Беккерс. – Над нами в течение довольно долгого времени воздух дрожал от рева самолетов. Мы были, как кролики в садке. Я беспокоился за водопроводные трубы: что случится, если они лопнут? Мы утонем? Все дрожало от разрывов. В подвале мы не видели града зажигалок, но кругом все горело. Теперь пришла вторая волна – бомбы со взрывчаткой. Вы не можете представить, что значит сжиматься от страха в яме, когда воздух дрожит, барабанные перепонки лопаются от взрывов, гаснет свет, не хватает кислорода, а с потолка падают куски штукатурки. Нам пришлось через дыру перебраться в соседний подвал».
Журналист Хайнц Петтенберг описал панику в подвалах дома, где жил его друг. Там 300 человек пытались найти укрытие, когда вверху начались пожары. «Вместе с двумя другими людьми Фишер сражался, как мог, чтобы спасти дом. В ходе работы им часто приходилось спускаться вниз, чтобы погасить панику среди обезумевших в подвале людей. Жена Фишера дула в свисток, и Фишер бежал вниз с пистолетом, чтобы прекратить драку. Все моральные запреты исчезли».
«Площадь Вейдмаркт представляла собой жуткое зрелище, – продолжает Беккерс. – Повсюду искры сыплются ливнем. Горящие деревяшки, большие и маленькие, проносятся в воздухе, поджигают одежду и волосы. Маленький мальчик, потерявший родителей, стоит возле меня и показывает на искры пальцем. На площади стало невыносимо жарко. Пожар вызвал ветер, и стало не хватать кислорода».
«По улицам бегали дети, потерявшие родителей, – пишет шестнадцатилетняя школьница. – Маленькая девочка вела за руку свою мать, ослепшую ночью. У большой кучи обломков я увидела священника, со стиснутыми зубами разгребающего камни, потому что взрыв бомбы похоронил под ними всю его семью… Мы шли по узким проходам, как через печь, а из подвалов тянуло запахом горелого мяса».
«Отовсюду слышались крики раненых, отчаянные призывы о помощи или стук тех, кто оказался заваленным в подвалах – написала 14-летняя девочка из BDM (отделение «гитлерюгенд» для девушек). – Люди выкрикивали имена пропавших, а улицы были заполнены телами, выложенными для опознания…
Те, кто вернулся позже, стояли в растерянности перед тем, что осталось от их домов. Нам пришлось собирать части тел в оцинкованные корыта. Это было страшно и вызывало тошноту… – еще и через две недели после налета меня рвало». Чтобы вытаскивать трупы из-под развалин, привезли заключенных из концлагерей.
Служба безопасности СД сообщала о реакции на кельнский налет и разрушение тамошнего собора. Многие призывали к отмщению, но нацисты были обеспокоены реакцией католиков. «Всего этого можно было избежать, если бы мы не начали войну», – говорил один из них. «Господь не допустил бы такого, если бы правда была на нашей стороне, и мы бы сражались за правое дело», – говорил другой. В сводке СД даже сообщалось, что некоторые выражали мнение: бомбардировка кельнского собора и других немецких церквей как-то связана с разрушением синагог в Германии, это была кара Господня. Вначале использовав разрушения в своей пропаганде в полной мере, Геббельс внезапно передумал, боясь, что это скорее может вызвать неприятие у населения, а не разозлить его. СД пришла к выводу, что люди расстроены упором пропаганды на разрушенные церкви и древние здания при том, что власти ничего не сообщали о страданиях населения, из которого 4377 человек погибли. Тысячи бежали из города, и ужасные слухи поползли по всей стране.