Салаши, диктатор из «Скрещенных стрел», сменивший адмирала Хорти, хотел отступить и объявить Будапешт открытым городом, но Гитлер, который никогда ни соглашался оставлять столицы, настоял, чтобы он оборонялся до конца. Однако основной заботой Салаши было не столько спасти город, сколько избежать удара в спину от нелояльного населения. Немецкий командующий генерал-полковник Ганс Фриснер, разделявший его тревоги, вызвал специалиста по борьбе с подрывной деятельностью обергруппенфюрера СС Карла Пфеффер-Вильденбруха. С венгерским генеральным штабом об этом не советовались: несмотря на все имевшиеся договоренности, отношение к генштабу было оскорбительно бесцеремонным.
Специальный посланник Гитлера Эдмунд Везенмайер настаивал на выполнении указаний фюрера об обороне Будапешта до последнего кирпича. Не важно, говорил он, пусть Будапешт будет «разрушен десять раз, если этим можно защитить Вену». Тем не менее, Фриснер хотел отвести войска из Пешта на плоском восточном берегу Дуная и оборонять Буду на холмистом, высоком, лесистом западном берегу. Гитлер твердо отказал. Он заменил Фриснера генералом танковых войск Германом Балка.
Многие жители Будапешта не подозревали, что город в такой опасности. Радио Будапешта всю неделю играло рождественские гимны, как будто все было по-прежнему. Елки украшали лентами из алюминиевой фольги от «экранов» – антирадарных лент, сбрасываемых бомбардировщиками союзников, а театры и кино работали, как обычно. 26 декабря 1944 г. Будапешт был окружен. Войска Третьего Украинского фронта также дошли до дальнего берега озера Балатон на юго-западе и до города Эстергом на северо-западе. Всего в городах-близнецах Буде, на западном берегу Дуная, и Пеште, на восточном, было окружено 79 тыс. немецких и венгерских солдат и офицеров. Немецкие формирования включали кавалерийские дивизии СС: 8-ю Florian Geyer и 22-ю Maria Theresia, – моторизованную дивизию Feldherrnhalle, 13-ю танковую дивизию и множество разрозненных остатков различных частей и соединений, среди которых были даже штрафники – 500-й штрафной батальон.
Гитлер прореагировал на кризис в день Рождества. Нефтепромыслы Венгрии были его последним источником топлива. Поэтому, к отчаянию Гудериана, он приказал передислоцировать IV танковый корпус СС с дивизиями Totenkopf и Wiking от Варшавы, чтобы прорвать кольцо вокруг Будапешта.
Как только в пригородах начались бои, в Пеште воцарился хаос. Тысячи горожан пытались вырваться из города, пока не поздно, и многие попали под перекрестный обстрел. Для 50 тыс. евреев, еще оставшихся в Будапеште, приход Красной Армии обещал спасение, но выжили немногие, хотя Адольф Эйхман и улетел из города 23 декабря. Для мирного населения не запасли никакого продовольствия. Вскоре люди стали побираться у армейских полевых кухонь. Не было воды, топлива, электричества. Нехватка воды привела к опасности эпидемий, так как канализация была забита.
Венгерские студенты и даже школьники пошли добровольцами или были призваны в сколоченные наспех части – такие, как Университетский ударный батальон. Но, кроме реактивных гранатометов «фаустпатрон», у них почти не было оружия. Многие ненавидели фашистскую партию «Скрещенные стрелы», часть членов которой бежала из города. Но видеть, как их город перейдет в руки большевиков, было для венгров невыносимо. В то же время все больше офицеров и солдат регулярной венгерской армии переходило на советскую сторону. Многие вошли в состав частей Красной Армии, в одном случае на стороне Красной Армии воевал целый венгерский батальон. Чтобы обозначить их как союзников, им выдали нарукавные повязки и ленты для головных уборов, сделанные из красного парашютного шелка от немецких контейнеров с боеприпасами.
Многие члены «Скрещенных стрел» бежали из города до окружения, но 2 тыс. фанатиков остались в составе полувоенных организаций. Эти добровольцы, похоже, больше времени уделяли убийству оставшихся евреев, а не сражениям с врагом. Удивительно, но обергруппенфюрер СС Пфеффер-Вильденбрух запретил немецким солдатам участвовать в этих убийствах, хотя другие представители немецкого руководства приветствовали тот факт, что венгры взялись за уничтожение евреев с таким жестоким энтузиазмом. Все большее число голодающих евреев прибегало к самоубийству. В первую неделю января 1945 г. члены «Скрещенных стрел» захватили большое количество евреев, находящихся под шведской защитой. Основанием послужило то, что раз правительство Стокгольма не признало режим Салаши, венгерские фашисты не признают документы, выданные от имени этого правительства. «Скрещенные стрелы» хватали евреев, избивали до потери сознания, а позже группами выводили их на берег Дуная и казнили. 14 января католический священник Кун привел банду «Скрещенных стрел» в еврейскую больницу в Буде. Они убили больных, медсестер и всех кого нашли – всего 170 человек. Они были виновниками и других массовых убийств, даже выступавших против них венгерских офицеров. Вероятно, многие из банды отца Куна совершили групповые изнасилования монахинь.
Узнав о планах «Скрещенных стрел» напасть на гетто в Пеште, Рауль Валленберг направил послание немецкому командующему генерал-майору Герхарду Шмидхуберу, предупредив об ответственности, если тот не воспрепятствует бойне. Шмидхубер направил в гетто части вермахта, чтобы упредить банды «Скрещенных стрел». Через несколько дней гетто было занято Красной Армией.
30 декабря, после того как советские предложения о капитуляции были отвергнуты, Малиновский начал решительное наступление на Будапешт, с трехдневным артобстрелом и сильными бомбежками. В переполненных жителями подвалах с потолков капала вода и стекала по стенам. Пфеффер-Вильденбрух отказал в просьбах об эвакуации жителей автобусами. В следующие две недели советские войска оттеснили немцев и венгров, у которых заканчивались боеприпасы, к Дунаю. В замке Буды штаб IX горнострелкового корпуса СС посылал непрерывные радиограммы с требованиями доставить боеприпасы, но парашюты с контейнерами часто падали на советские позиции. Контейнеры с продуктами захватывали голодающие горожане, не обращая внимания на угрозы расстрела на месте.
Малиновский, видя, что Пешт будет занят в течение нескольких дней, отправил 7-й корпус румынской армии на север Венгрии. Он хотел, чтобы взятие Будапешта было исключительно советской победой. 17 января он приступил к завершающему броску к берегу Дуная. Вскоре большая часть западных районов Пешта была объята пламенем. В пламени горящих домов гибли горожане, бежавшие по улицам в поисках спасения. Большинство венгерских частей не хотело отходить за реку на верную гибель при защите Буды. Поэтому все больше и больше солдат стали прятаться в тех немногих местах, которые еще не горели, чтобы сдаться Красной Армии. Даже офицеры не подчинялись приказам.
Советские штурмовики атаковали на бреющем полете тех, кто в беспорядке отступал через полуразрушенные Цепной мост Сечени и мост Эржебет. «Мосты постоянно находились под массированным огнем, – записал один из кавалеристов-эсэсовцев, – но люди бросались вперед, не обращая на это внимания. Сгрудившиеся легковые машины и грузовики, крытые брезентом повозки, перепуганные кони, беженцы, плачущие женщины, матери с плачущими детьми, и много, очень много раненых в спешке рвались к Буде». Многие находившиеся на мостах горожане погибли, когда при подходе советских войск мосты были взорваны. При этом погиб и член венгерского Сопротивления, пытавшийся разминировать мост Эржебет.
К концу декабря IV танковый корпус СС прибыл на Дунайский фронт и нанес неожиданный удар 1 января по 4-й гвардейской армии, едва не прорвав ее оборону. Другое наступление – через неделю в южном направлении – проводил IIIтанковый корпус. Оно было возобновлено 18 января совместно с IV танковым корпусом, который вышел из боев к северу от Будапешта, чтобы с ним соединиться. Впервые немецкие танки экспериментировали с инфракрасными прицелами. Но вновь, после поразительных первых успехов, удар танков был остановлен, когда Малиновский быстро двинул против них шесть своих корпусов со Второго Украинского фронта.
Значительно меньший по размеру район Буды, покрытый почерневшим от разрывов снарядов снегом, оборонять было проще. Атаки советских войск на его крутые холмы были отражены с тяжелыми потерями от огня немецких пулеметов MG–42, расставленных в ключевых точках. Вместе с регулярными частями: 8-ой кавдивизией СС и остатками дивизии Feldherrnhalle, – там стояли добровольцы батальона Vannay и Университетского ударного батальона, знавшие местность лучше всех. Набережную Дуная ниже Замкового холма обороняли остатки 1-й венгерской танковой дивизии, не ожидавшие атаки советских войск по тонкому льду, изрытому оспинами разрывов. Но наступившие морозы сделали возможным проход по льду – по крайней мере, для небольших групп венгерских дезертиров из Буды, перебегавших на другую сторону, чтобы сдаться Советам в Пеште.
В конце января советские атаки усилились, были применены огнеметные танки и боевые расчеты с огнеметами. Потери немцев и венгров резко возросли, раненые переполняли импровизированные госпитали, условия в которых были ужасны. Некоторых раненых собирали в коридорах командных пунктов. Один из молодых солдат, шедший с докладом по такому коридору, почувствовал, как кто-то схватил его за шинель. Он взглянул вниз. «Это была девушка лет 18–20 со светлыми волосами и красивым лицом. Она шепотом попросила: “Застрели меня”. Я посмотрел на нее внимательнее, и с ужасом увидел: у нее не было обеих ног».
Даже после того, как попытки оказать окруженным помощь провалились, Гитлер по-прежнему запрещал любые разговоры о выходе из окружения. Будапешт должны были оборонять до конца. Командование группы армий «Юг», как и Манштейн после неудачи в спасении Сталинграда, понимало, что Будапешт обречен. Вплоть до 5 февраля немецкие планеры, управляемые молодыми пилотами из NSFK (Национал-социалистского авиакорпуса), нередко разбиваясь, совершали посадки на луг Вермезо, чтобы доставить боеприпасы, горючее и немного продуктов. Но всего этого было совершенно недостаточно. Вскоре советские танки уже давили гусеницами вражеские орудия, оставшиеся без боеприпасов. Вместе с беженцами в последнем укрытии – на Замковом холме – сгрудилось около 300 тыс. человек. Все кавалерийские лошади были съедены, голод был поголовным. Вши тоже были у всех поголовно, и первые случаи тифа вызвали серьезную панику. 3 февраля, после призыва папского нунция положить конец страданиям, обергруппенфюрер Пфеффер-Вильденбрух радировал в штаб Гитлера просьбу разрешить прорываться из окружения. В этом снова было отказано, через два дня – еще раз.