Для летчиков, сбитых в воздушном сражении над Британией и получивших сильные ожоги в бою, спасением стала специальная ожоговая группа в Ист-Гринстеде во главе с пластическим хирургом новозеландского происхождения Арчибальдом Макиндо. После медленного, болезненного и уродующего процесса выздоровления они начинали процедуры, которые были бы невозможны, если бы не самоотверженность и мастерство Макиндо и его команды. За пять с половиной лет в Ист-Гринстеде будут вылечены 4500 летчиков, из которых двести нуждались в полном восстановлении лица и рук.
12 октября президент Рузвельт выступил в Дейтоне, штат Огайо. «Наш курс ясен, — сказал он. — Мы приняли решение. Мы продолжим накапливать наш оборонный потенциал и вооружение. Мы будем оказывать помощь тем, кто противостоит агрессии и удерживает агрессоров далеко от наших берегов». Бирманская дорога теперь вновь была открыта для отправки поставок в Китай, и днем ранее в Лашио, в Бирме, 5000 китайских рабочих погрузили высокооктановое топливо, крылья самолетов, стволы винтовок и хлопок-сырец общей стоимостью двадцать два миллиона долларов в 2000 грузовиков американского производства. Хотя Рузвельт в своей речи обошел Китай молчанием, было ясно, что США его не оставят.
Говоря о «Блице», Рузвельт сказал своим слушателям: «Мужчины и женщины Британии показали, как свободные люди защищают то, что, как они знают, правильно. Их героическая оборона будет навсегда вписана в историю. Это послужит вечным доказательством того, что суть демократии становится явной в ходе испытаний». Гитлер думал иначе: «Пусть британцы объявят, чего они хотят, — сказал он 14 октября приехавшему к нему итальянскому министру. — Ситуация в Лондоне должна быть ужасающей». В обеденный час того же дня в Лондоне театральная труппа, возобновившая накануне работу, хоть гримерки и были разбомблены ночью, переоделась для второго спектакля прямо на сцене. Их репертуар представлял собой часовую подборку сцен из Шекспира. «Шекспир бьет Гитлера» — таков был заголовок Daily Express следующим утром.
Гитлера подобная бравада не впечатляла. В беседе со своим итальянским гостем 14 октября он сказал: «Давайте подождем и посмотрим, как будет выглядеть Лондон через два-три месяца. Если я не могу их оккупировать, по крайней мере, я смогу уничтожить всю их промышленность!» Следующей ночью на лондонцев обрушился самый интенсивный бомбардировочный рейд за все время войны. Начались 900 пожаров. Десятки убежищ получили повреждения. Бомба над станцией метро «Бэлхэм» упала вниз на платформу; из шестисот человек, находившихся в убежище, под завалами щебня и шламом, рухнувшими на платформу, были заживо погребены шестьдесят четыре человека. Бомбы сыпались с восьми вечера до пяти утра. К утру погибло четыреста лондонцев.
Следующим вечером, 16 октября, британские бомбардировщики нанесли удар по немецким военно-морским базам в Киле. В тот день британский кабинет министров решил, что раз плохая погода не позволяет бомбить конкретные цели, то бомбардировщики должны сбрасывать бомбы на крупные города, такие как Берлин. Приняли решение не информировать общественность о новой тактике, чтобы не тревожить людей тем, что одно из наступательных орудий Британии — точечная бомбардировка — оказалось гораздо менее эффективным, чем они предполагали.
В Соединенных Штатах 16 октября стало первым днем регистрации в соответствии с законом «О выборочном обучении и службе». В тот день зарегистрировалось более шестнадцати миллионов американцев. «Мы мобилизуем наших граждан, — заявил Рузвельт в радиообращении, — ибо мы собираем и мужчин, и женщин, и материальное имущество, и денежные средства, чтобы сделать нашу оборону эффективной».
Неожиданный пример успешной американской обороны пришел в день выступления Рузвельта, когда в Бостоне был арестован Джордж Армстронг, британский торговый моряк, который дезертировал со своего корабля в Бостоне, отправился в Нью-Йорк, связался с генеральным консульством Германии, а затем вернулся в Бостон, чтобы собрать информацию об атлантических конвоях. Пойманный прежде, чем смог нанести какой-либо ущерб, он был в установленном порядке отправлен в Британию, где стал первым за время войны британцем, которого судили за шпионаж. Его признали виновным и повесили.
То, что мог бы сделать Армстронг, указало на опасности пересечения Атлантики моряками торгового флота в условиях масштабной войны. На следующий день после ареста Армстронга шесть немецких подводных лодок, охотившихся «волчьей стаей», напали на конвой из 35 кораблей, доставлявших военные грузы из Канады в Британию. Под кодовым названием SC-7 (где SC — Медленный конвой) он вышел из Сиднея, Новая Шотландия. 20 из его кораблей были потоплены. Днем позже те же шесть подводных лодок атаковали второй конвой — HX-79 (где HX — Галифакс). Из 49 кораблей в его составе потоплены были 12. За два дня было уничтожено 152 000 тонн грузов. Среди командиров подводных лодок, чьи торпеды проделали такую разрушительную работу, были Гюнтер Приен, потопивший «Роял Оук», и Генрих Бляйхероде, чьи торпеды месяцем ранее потопили «Сити оф Бенарес». 21 октября, когда подлодки-победители вернулись на свою базу в Лориент на Атлантическом побережье Франции, немецкие бомбардировщики провели двухсотый воздушный налет на порт Ливерпуля, одни из главных ворот Британии в Атлантику.
Именно из Ливерпуля пассажирский лайнер «Императрица Британии» отправился в Канаду на третьей неделе октября. Он подвергся нападению с воздуха, находясь в 240 километрах от побережья Ирландии. 50 членов экипажа и пассажиров погибли. Остальные были благополучно спасены, а лайнер на буксире повели обратно в Британию. Однако по пути его торпедировала и потопила немецкая подлодка.
Не всякая немецкая подлодка могла совершать свои атаки беспрепятственно; через четыре дня после затопления SC-7 и HX-79 немецкая подводная лодка U-32 была выброшена на поверхность глубинными бомбами. Ее командир Ханс Йениш первым из немецких командиров-подводников попал в плен. Его и команду допросили. «Все заключенные были фанатичными нацистами, — отметил в отчете британский следователь, — и сильно ненавидели британцев, что не было так очевидно в предыдущих случаях. Они сторонники неограниченной войны и готовы пойти на любое агрессивное насилие, жестокость, нарушение договоров и другие преступления, необходимые в их глазах для установления контроля немецкой расы над Европой». Следователи добавляли, что успехи Германии в 1940 г. «сделали Гитлера в их сознании не просто богом, а единственным божеством».
В оккупированной немцами Европе постоянно сжимались тиски тирании. 20 октября Артур Грейзер сказал своим чиновникам в восточном немецком гау Вартеланд: «Поляк может быть только служебным элементом», повторив свой призыв к твердости: «Будь твердым и еще раз твердым». Два дня спустя более 5000 немецких евреев были отправлены поездом из западных германских провинций Баден, Саар и Пфальц через Францию в лагеря для интернированных во Французских Пиренеях. Вся собственность депортированных евреев — дома, предприятия и имущество — изымалась немцами в городах и деревнях, из которых изгонялись евреи, чьи предки жили там много веков. Самый большой из лагерей, в которые были отправлены евреи, находился в Гурсе. «Из этого лагеря Гурс, — вспоминал позже немецкий пастор Генрих Грюбер, — у нас в Берлине были очень плохие новости, даже хуже тех, что доходили до нас из Польши. У них не было ни медикаментов, ни каких-либо санитарных условий». Пастор Грюбер выступил с протестом. За этот смелый поступок он был арестован и отправлен в заключение в концлагерь Заксенхаузен.
Когда новости о депортациях, лагерях и преследованиях достигли Британии, они укрепили решимость британцев не сдаваться под продолжающимися немецкими бомбардировками, которые за неделю, закончившуюся 16 октября, убили 1567 человек, 1388 из которых — в Лондоне. 21 октября Черчилль по радио сказал французскому народу: «На самом деле англичане хотят только одного: морально и физически раздавить Гитлера и гитлеризм. Такова наша единственная цель сегодня и всегда. От других наций нам не нужно ничего, кроме уважения». Черчилль закончил выступление словами, которые француз, услышавший их, назвал каплями крови при переливании: «А теперь, пожалуй, спокойной ночи: ложитесь спать, чтобы к утру набраться сил. Помните, что утро обязательно наступит. И солнце обогреет всех храбрецов и мучеников, пострадавших за общее дело, и прольет свет вечной славы на могилы героев. И это будет рассвет новой эпохи».
На третьей неделе октября Гитлер уехал из Германии во Францию на специальном поезде «Америка». 22 октября он встретился в Монтуаре, в зоне немецкой оккупации, с Пьером Лавалем, заместителем премьер-министра вишистской Франции. Гитлер был заинтересован в том, чтобы Лаваль согласился на более активную политику Виши против Британии, поражение которой, по словам Гитлера, неизбежно. Лаваль заверил его, что желает поражения страны, которая опорочила честь Франции при Мерс-эль-Кебире и Дакаре. На следующий день Гитлер двинулся на поезде далее на юг к французской границе в Андай, где встретился с правителем Испании генералом Франко. Несмотря на призывы Гитлера, Франко отказался вступить в союз с Германией или, как настаивал Гитлер, позволить немецким войскам напасть на британцев в Гибралтаре через Испанию. Это нападение, как Гитлер сказал Франко, могло состояться 10 января. После этого он передал бы Гибралтар Испании. Но Франко не поддался на уговоры; после девяти часов обсуждения он все так же отказывался сделать ставку на Германию. «Я бы предпочел удалить три или четыре зуба, — сказал Гитлер Муссолини, — чем вновь пройти через это».
Франко вернулся в Мадрид, а Гитлер — в Монтуар, разъяренный тем, что Франко отказался присоединиться к оси и лишил его возможности нанести удар по Гибралтару. В Монтуаре Гитлер встретился с маршалом Петеном, с которым он также настаивал на необходимости более тесного сотрудничества между вишистской Францией и Германией, «чтобы в дальнейшем как можно более эффективно сражаться с Британией». Петен, как и Франко, был уклончив. В отличие от Франко он казался Гитлеру более достойной фигурой и получил похвалу как человек, «который хочет только лучшего для своей страны». Но даже при том, что это могло обеспечить возвращение во Францию более полутора миллионов французских военнопленных, Петен отказался