17На Ленинград, Москву и Киев
СЕНТЯБРЬ 1941 г.
8 августа, когда советские войска и беженцы отступали через черноморский порт Одессу, из Москвы пришла директива Ставки ВГК, данная еще 5 августа: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая на помощь Черноморский флот». 11 августа, когда Черчилль и Рузвельт впервые встретились в качестве глав государств у берегов Ньюфаундленда, советские военно-воздушные силы совершили первый воздушный налет на Берлин. Гитлер прекратил наступление на Москву и «завершал» операцию против Ленинграда.
12 августа в приложении к директиве № 34 Гитлер назвал первоочередными целями немцев оккупацию Крыма, промышленно развитого района Харькова и Донецкого угольного бассейна. После захвата Крыма «будет рассмотрено» наступление через Керченский пролив в направлении Батуми. «Срочно необходимо, — добавил Гитлер, — чтобы вражеские аэродромы, с которых, вероятно, совершаются атаки на Берлин, были уничтожены».
На борту корабля в заливе Пласентия Черчилль и Рузвельт согласились, выслушав отчет Гопкинса о его встрече со Сталиным, предоставить Советскому Союзу немедленную помощь «в гигантских масштабах». Кроме того, Черчилль набросал декларацию, которую Рузвельт согласился издать от своего имени, о том, что «дальнейшие посягательства» Японии на юго-западную часть Тихого океана «создадут ситуацию, при которой правительство Соединенных Штатов будет вынуждено принять контрмеры, даже если они приведут к войне между Соединенными Штатами и Японией».
Во время встречи Черчилль и Рузвельт договорились опубликовать совместный документ — Атлантическую хартию. В ней заявлялось: «1) США и Великобритания не стремятся к территориальным или другим приобретениям. 2) Они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов». В части, обращенной к народам, которые находились под германской, итальянской или японской оккупацией, Атлантическая хартия уверяла, что Британия и Соединенные Штаты «стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем»[52].
Эти слова поддержки были публично озвучены 12 августа. На следующий день в Париже разгорелась борьба между демонстрантами и французской и немецкой полицией. Семь дней спустя двое протестующих — коммунисты француз Анри Гольтеро и еврей Шмуль Тишельман — были казнены.
Для оказания помощи Советскому Союзу Черчилль и Рузвельт на борту корабля в заливе Пласентия одобрили немедленную отправку в Москву англо-американской военной миссии для обсуждения нужд СССР, которые могли быть удовлетворены промышленностью США. Главным членом комиссии должен был стать Артур Первис, который так много сделал для приобретения американского оборудования Британией годом ранее. Однако он погиб во время крушения при взлете самолета, на котором должен был прибыть из Британии в залив Пласентия.
Несмотря на гибель Первиса, значение миссии подчеркивал высокий статус двух ее глав — лорда Бивербрука от Британии и Эверелла Харримана от Соединенных Штатов. Оба были знатоками вопросов производства и снабжения. Именно Бивербрук летом 1940 г., будучи министром авиационной промышленности, добился производства максимального количества истребителей в самые сжатые сроки. Пока советский фронт «продолжает существовать, — объяснил Черчилль своему правительству по возвращении в Лондон, — мы должны идти на некоторые жертвы» в том, что касается поставок в Британию из Соединенных Штатов. Он «решил, что будет правильно», сказал он, предупредить Рузвельта, «что он не отвечает за последствия, если Россия будет вынуждена подписать мир и, скажем, к весне следующего года рухнут надежды Британии на вступление США в войну».
12 августа, пока Черчилль все еще был с Рузвельтом у берегов Ньюфаундленда, две эскадрильи британских истребителей общим числом 40 самолетов под командованием новозеландского подполковника Рамсботтома-Истервуда отправились из Британии на корабле «Аргус» в направлении Мурманска и Архангельска. Они не успели достичь Мурманска, как две британские подлодки, «Тигрис» и «Трайдент», добрались до советской военно-морской базы в Полярном под Мурманском. Здесь они сразу приступили к операциям против немецких транспортных и каботажных судов вдоль побережья Норвегии и Финляндии.
На оккупированных территориях СССР продолжался террор против местного населения. 13 августа, как вспоминал позднее доктор Мозес Браунс, врач-еврей из Ковно, три голодных еврея купили несколько фунтов картофеля у литовского крестьянина на улице прямо у ворот гетто. Немцы отомстили за эту отчаянную сделку, произвольно выбрав 28 евреев и расстреляв их. 15 августа в Рокишкисе, близ бывшей границы Литвы и Латвии, началась двухдневная оргия убийств, в ходе которой были расстреляны 3200 евреев, а вместе с ними, как сообщала айнзацгруппа, «пять литовских коммунистов, один поляк, один партизан». В Стависки, у прежней советско-немецкой границы, в этот день были уничтожены 600 евреев. Тогда же, 15 августа, Генрих Лозе в Минске отдал приказ, действительный для всей территории СССР под немецкой оккупацией, который требовал от каждого еврея носить два желтых знака — один на груди, а второй на спине; не ходить по тротуарам, не пользоваться общественным транспортом, не посещать парки, детские площадки, театры, кино, библиотеки или музеи и получать в гетто только ту еду, которая составляла «излишки» местных потребностей. Все физические годные евреи должны были вступить в трудовые отряды и выполнять поставленные оккупационными властями задачи вроде строительства дорог и мостов или устранения повреждений, причиненных бомбардировками.
В день издания приказа Лозе, помещавшего евреев оккупированной части СССР в сеть ограничений и изоляцию, Рихард Зорге сумел отправить в Москву из Токио радиосообщение, в котором информировал, что японское правительство подтвердило свое нежелание вступать в войну против Советского Союза. Решили, что такая война «до наступления зимы ляжет излишним бременем на японскую экономику»[53]. Это была хорошая новость, но 15 августа сто немецких бомбардировщиков нанесли удар по станции Чудово на железной дороге между Москвой и Ленинградом.
18 августа Советы эвакуировали черноморский порт Николаев[54]. В ставке Гитлера фон Браухич предложил возобновить наступление на Москву, но его предложение было отклонено. Главной целью Германии, настаивал Гитлер, должны стать Крым, промышленные районы юга России и Кавказ. На севере следовало усилить давление на Ленинград. Москва могла подождать. Однако Геббельсу в тот же день Гитлер сказал, что надеется оказаться «за» Москвой к началу зимы.
Геббельс приехал в Растенбург, чтобы обсудить две темы. Первой были растущие протесты внутри Германии против программы эвтаназии. 3 августа епископ Мюнстера Клеменс фон Гален выступил против убийств со своей кафедры. Общественное недовольство в Германии росло. Уступив ему, Гитлер распорядился завершить программу эвтаназии: приказ был передан доктору Браку 24 августа.
Второй темой, которую Геббельс озвучил 18 августа, была «работа» Гиммлера и необходимость депортировать берлинских евреев на Восток. В Берлине было 76 000 евреев. Гитлер согласился, вспомнив о своем «пророчестве», сделанном в январе 1939 г., что, если евреям «еще раз удастся спровоцировать мировую войну», она закончится уничтожением еврейства. Гитлер был убежден, что его пророчество сбывается.
В день разговора в Растенбурге счеты с ними действительно сводились. В Ковно, в 200 километрах от Растенбурга[55], литовец, работавший на немецкие власти, приказал 534 еврейским писателям, интеллектуалам, профессорам, учителям и студентам явиться к воротам гетто для «работы в городском архиве». Многие добровольно пошли на работу, которая казалась не слишком тяжелой и, возможно, даже интересной. Среди добровольцев был Роберт Стенда, до войны возглавлявший оркестр Ковенского оперного театра. «Они пошли за обещанием денег и лучшей еды, — вспоминал позднее один молодой еврей, друг Стенды Иосиф Каган, — а может, и лучших условий жизни для их семей». Евреи ушли. «Родственники ждали их до вечера, — писал Каган. — Они прождали следующий день и еще один. Лучшая молодежь гетто не возвратилась». В день отбора всех привели в один из старых фортов, окружавших город, и расстреляли.
К востоку от Ковно бои продолжались. 18 августа молодой офицер германской армии, лейтенант Курт Вальдхайм[56], который участвовал в боевых действиях на фронте без перерыва почти две недели, среди прочих получил за свои действия нагрудный штурмовой знак. «Ради блага немецкого народа, — сказал Гитлер своим посетителям в Растенбурге 19 августа, — мы должны желать войны каждые 15 или 20 лет. Армия, единственная цель которой — сохранение мира, превращается в игру в солдатики — посмотрите на Швецию и Швейцарию».
Решив спланировать стиль своей победы, 20 августа Гитлер инструктировал Альберта Шпеера, что в монументальном центре нового Берлина, между перестроенным Южным вокзалом и еще не возведенной Триумфальной аркой, должны располагаться тридцать советских тяжелых орудий. Все захваченные «сверхкрупные» советские танки следовало сохранять, чтобы затем установить напротив важных общественных зданий. Как орудия, так и танки должны были быть помещены на гранитные пьедесталы.
Той ночью первые немецкие бронетанковые соединения достигли Гатчины, расположенной всего в 46 километрах от Ленинграда. На следующий день они захватили Чудово, перерезав железнодорожную связь между Ленинградом и Москвой. Пока начиналась осада Ленинграда, австралийские войска, осажденные в Тобруке и потерявшие погибшими за последние четыре месяца 832 человека, по морю отправились из города в Египет; их должны были заменить британские военнослужащие. После страданий солдат в Греции и на Крите их командиры и политики на той стороне земного шара требовали их вывода; у Тобрука в плен попали около 7000 человек.