Черчилль знал по крайней мере о размахе убийств на Востоке благодаря прочтению более семнадцати перехваченных отчетов германской полиции, а также из еженедельной секретной сводки всех перехватов немецких и итальянских сообщений. В письме в Jewish Chronicle он добавил: «Евреи вынесли главный удар первого нападения нацистов на оплоты свободы и человеческого достоинства. Евреи рождены и продолжают нести ношу, которая может показаться бесконечной. Но она не сломила их дух, и они никогда не теряли волю к сопротивлению».
Оперативные отчеты о ситуации в СССР давали подробные сведения более чем о ста примерах сопротивления евреев той осенью и зимой. Они подробно рассказали об участии евреев в партизанской деятельности. Например, в отчете от 14 ноября говорилось об аресте и казни 55 партизан в Могилеве, из которых 22 были евреями, «которые с фанатичным рвением работали над дальнейшим укреплением организации». В Могилеве, отмечается в отчете, шесть евреев и одна еврейка — Фаня Лейкина — также «были ликвидированы за отказ носить еврейский значок и за распространение подстрекательской пропаганды против Германии».
Те, кто проводил эти казни и ликвидации, будь то в поле или в концентрационных лагерях, не имели права на Железный крест. Но их командиры хотели, чтобы они получили награду. Крест Военного Труда казался подходящей наградой. 14 ноября комендант концлагеря Гросс-Розен в Силезии спросил, какие «причины» следует указать для предоставления к кресту. Должна ли это быть «казнь, то есть специальные меры», или что-то более «рутинное»? Через шесть дней он получил ответ от исполняющего обязанности инспектора концлагерей СС подполковника (оберштурмбаннфюрера) Артура Либехеншеля. Он советовал указать причинами «выполнение жизненно важных военных заданий». Либехеншель добавил: «Ни при каких обстоятельствах не следует упоминать слово „казнь“».
Один из тех, кто принимал наиболее активное участие в этих казнях, Генрих Лозе, рейхскомиссар по Прибалтике и Белоруссии, в начале ноября предпринял независимые действия, приказав в Либаве прекратить совершаемые там убийства. На просьбу своего начальства объяснить, почему он остановил их, 15 ноября он ответил, что «способ их совершения нельзя оправдать». Он жаловался не на моральные, а на экономические причины: уничтожение большого количества рабочей силы, которая может быть полезна для военной экономики. Лозе спросил, предполагалось ли убивать евреев «независимо от возраста, пола или экономических факторов». Министерство восточных территорий Альфреда Розенберга в ответ сообщило из Берлина, что требования экономики «следует игнорировать».
Другим крайним проявлением нацизма в тот месяц стал указ, изданный Гиммлером от имени Гитлера, о том, что отныне любой офицер СС или полиции, «недостойно ведущий себя с другим человеком или допускающий злоупотребления в недостойных целях, будет приговорен к смерти и казнен».
15 ноября на передовой появилась жалоба обергруппенфюрера СС Эйке, которого теперь вернули из Заксенхаузена в дивизию «Мертвая голова», что многие этнические немцы в ее рядах — носители немецкого языка и культуры, которые в 1938 г. жили в районах за пределами Германии, — причиняли себе увечья, чтобы больше не служить. Эйке писал, что среди них распространены случаи трусости. Груз войны давил даже на немецких граждан. С тех пор как дивизия Эйке вступила в Советский Союз четырьмя с половиной месяцами ранее, она потеряла 8993 человека, что составляло половину ее первоначальной численности. На следующий день, 16 ноября, со всего Восточного фронта поступили сообщения об исключительно тяжелых зимних условиях; в Подмосковье в бой впервые вступили советские лыжные формирования.
Немецкие войска были на пределе своих возможностей. Сообщение немецких ВВС, отправленное посредством «Энигмы» 16 ноября и прочитанное в Блетчли британскими расшифровщиками, было жалобой офицера связи ВВС немецким войскам в районе Курска о том, что немецких истребителей нет уже две недели. На следующий день генерал-полковник авиации Эрнст Удет, летчик-истребитель Первой мировой войны, который с 1939 г. был генерал-инспектором ВВС Германии, покончил жизнь самоубийством, отчасти из-за неудач люфтваффе на Восточном фронте.
Одним из приехавших на похороны Удета был его коллега-истребитель Вернер Молдерс, вернувшийся из Крыма, где он руководил воздушными операциями. На обратном пути в Крым в туманную и дождливую погоду он совершил аварийную посадку в Бреслау (Вроцлав) и погиб.
Даже в кризис битвы нацистские вожаки не могли избавиться от одержимости неизбежным «окончательным решением». 16 ноября Геббельс написал в журнале Reich: «Евреи хотели войны, и они ее получили». Но, добавил он, «сбывается пророчество, сделанное фюрером в германском рейхстаге 30 января 1939 г., о том, что, если международное финансовое еврейство сумеет снова втянуть народы в мировую войну, результатом будет не большевизация мира и, следовательно, победа евреев, но уничтожение еврейской расы в Европе. Мы переживаем самый разгар этого процесса, и, таким образом, исполняется судьба евреев, трудная, но более чем заслуженная. Сострадание или сожаление здесь совершенно неуместны».
17 ноября Гиммлер позвонил Гейдриху в Прагу, чтобы обсудить с ним «уничтожение евреев». В тот же день восемь варшавских евреев были казнены за попытку покинуть гетто в поисках еды. Одна девушка, которой не исполнилось и восемнадцати лет, за несколько мгновений до того, как ее застрелили, попросила сказать ее семье, что ее отправили в концлагерь и она не увидит их некоторое время. В дневнике Хаима Каплана отмечается, что другая девушка «взывала к Богу, умоляя Его принять ее как искупительную жертву для ее народа и позволить ей стать последней жертвой». В другом дневнике Варшавского гетто, принадлежавшем Эммануэлю Рингельблюму, говорится, что во время казни восьми евреев несколько офицеров стояли рядом и наблюдали за происходящим, «спокойно куря сигареты и цинично ведя себя на протяжении всей казни».
20Пределы германских завоеваний
ДЕКАБРЬ 1941 г.
На Восточном фронте позиции немцев, столь впечатляющие на карте, ухудшались с каждым днем. К середине ноября 1941 г. наступили такие холода, что часовых, случайно заснувших на посту, поутру находили замерзшими до смерти. Русские были лучше приучены переносить холод. Кроме того, они защищали сердце своей родины и ее столицу. 17 ноября близ Волоколамска рядовой Ефим Дыскин, который единственный выжил из своей противотанковой батареи и сам был тяжело ранен, из своего орудия уничтожил пять немецких танков. Позднее он получил звание Героя Советского Союза.
Красноармейцы не просто сражались с упорством, поражавшим их противников, но и постепенно получали подкрепления. 18 ноября немецкие войска, наступавшие на Венев, были атакованы сибирской дивизией и бронетанковой бригадой, которые прибыли с Дальнего Востока и были полностью укомплектованы танками Т-34. Было так холодно, что немецкие автоматы могли сделать только один выстрел. Когда сибирские войска в белой камуфляжной униформе начали наступление, «паника», отмечал позднее отчет немецкой армии, «докатилась» вплоть до Богородицка: «Впервые за время русской кампании случилось подобное, и это было предупреждение: боеспособность нашей пехоты подходила к концу, и от нее более не следовало ожидать выполнения сложных задач».
В тот же день в Северной Африке силы Британии и Британского Содружества начали операцию «Крестоносец». Решившись предпринять какие-то действия, чтобы смягчить давление немцев на Восточном фронте, и зная из сообщений «Энигмы» самих немцев о слабости в расположении сил Роммеля, 18 ноября войска Британии, Австралии, Новой Зеландии и других стран Содружества атаковали немецкие линии. После того как успешная поначалу оборона Роммеля оказалась обойдена, ему пришлось отойти к Эль-Агейле — пункту, из которого он начал наступление на Египет за восемь месяцев до этого. На Дальнем Востоке, однако, силы Содружества потерпели неудачу: немецкий вспомогательный крейсер «Корморан», бывший ранее торговым судном, потопил австралийский легкий крейсер «Сидней» у берегов Австралии. Все 645 офицеров и матросов на берегу «Сиднея» утонули. «Корморан» тоже пошел ко дну, но большая часть его команды спаслась.
Красная армия подготовила крупное контрнаступление для спасения Москвы. Она сумела с большим умением полностью скрыть от немецкой разведки продвижение своих подкреплений к фронту. «Противник, — заметил в дневнике 18 ноября генерал Гальдер, — тоже не имеет резервов в тылу и в этом отношении наверняка находится в еще худшем положении, чем мы». Впрочем, в еще худшем положении, чем солдаты, сражавшиеся в заснеженных полях Советского Союза или на дюнах Ливии, были красноармейцы, попавшие в предыдущие пять месяцев в плен к немцам, общим числом три миллиона или даже больше человек. О судьбе семисот из них известно из записи в дневнике командира немецкого артиллерийского полка, который наблюдал их в лагере. По его словам, окна здания, в котором они содержались, «были несколько метров в высоту и ширину и не были ничем закрыты. Потому пленники, которых держат почти на открытом воздухе, замерзают до смерти сотнями в день, и это не считая тех, кто постоянно умирает от истощения».
20 ноября немцы захватили Ростов-на-Дону, в 350 километрах от западных предгорий Кавказа. В этот день в приказе, обращенном ко всем его войскам, генерал фон Манштейн заявил: «Еврейство представляет собой посредническое звено между врагом в нашем тылу и Красной армией». Немецкий солдат на Востоке, сражаясь с большевиками, «выступает как носитель расовой концепции»; поэтому он «должен понимать необходимость жестокого наказания еврейства».
Через девять дней после издания приказа фон Манштейна в крымском порту Керчь были убиты 4500 евреев. Две недели спустя 14 300 евреев были убиты в Севастополе. Свидетелями убийств стали сотни человек, и информация была детально изложена в оперативных отчетах о ситуации в СССР, к которым имели доступ от тридцати до шестидесяти высокопоставленных военных и гражданских служащих рейха. Куда в большем секрете проводились эксперименты с газом, которые подходили уже к завершающей стадии. «Я говорил по телефону с доктором Хайде, — написал 20 ноября жене доктор Фриц Меннеке, один из экспертов по „эвтаназии“ в концлагере Бухенвальд, — и сказал ему, что смогу разобраться со всем самостоятельно, так что сегодня никто не приехал, чтобы мне помочь». Насчет «состава пациентов» Меннеке добавил: «Я бы не хотел писать ничего в письме».