Что касается де Голля, то до сих пор я испытывал тайное удовлетворение от того, что оставлял его в ваших руках. По-видимому, теперь я приобрел такую же обузу в лице брата Жиро. Я вполне согласен с тем, что мы должны предотвратить соперничество между группами французских эмигрантов, и не возражаю против того, чтобы посланец де Голля посетил Жиро в Алжире. Мы должны помнить, что между Жиро и Дарланом также происходят раздоры, поскольку каждый из них претендует на командование всеми французскими вооруженными силами в Северной и Западной Африке.
Прежде всего нужно внушить этим трем примадоннам, что сегодня имеет значение только военное положение и что всякое решение, принятое одним из них или всеми ими, подлежит рассмотрению и утверждению Эйзенхауэром.
Мне кажется также, что было бы хорошо выяснить, перед тем как человек де Голля выедет в Африку, какие он получил инструкции".
* * *
13 ноября генерал Эйзенхауэр вылетел из Гибралтара в Алжир, чтобы санкционировать сделку, которую Кларк только что заключил с Дарланом, и взять в свои руки непосредственный контроль. Союзнические командиры и должностные лица на местах единодушно считали, что Дарлан -- это единственный француз, который мог бы привести Северо-Западную Африку в лагерь союзников. Жиро, способность которого заручиться преданностью французов уже была разоблачена как миф, предложил Дарлану сотрудничество, когда узнал о вторжении немцев в неоккупированную Францию. Выполнение приказа Дарлана о "прекращении огня" в Оране, в Марокко и во всем Алжире показало, что Дарлан пользуется авторитетом. Поэтому в тот же день было подписано окончательное официальное соглашение между Дарланом и Эйзенхауэром.
* * *
Когда условия соглашения с Дарланом стали известны, они вызвали повсеместное беспокойство в Англии. Я сознавал, что вокруг меня поднимается волна общественного мнения. Я с огорчением обнаружил, что успех нашей гигантской операции и победа у Эль-Аламейна были заслонены в представлении многих моих лучших друзей тем, что им казалось низкой и подлой сделкой с одним из жесточайших наших врагов. Я считал, что они заняли неразумную позицию и недостаточно учитывают ожесточенность борьбы и необходимость щадить жизнь солдат. В Соединенных Штатах реакция была не столь бурной, как в Англии, но многие были возбуждены.
* * *
Адмирал продолжал оставаться на своем посту только потому, что считал, что в этот момент он был необходим союзному командованию в Северной Африке, и потому, что располагал властью. 22 ноября были подписаны так называемые соглашения Кларка -Дарлана, создававшие временный механизм для осуществления местной администрации в этом районе. Два дня спустя генерал-губернатор Буассон, побуждаемый посланцами Дарлана, передал союзникам Французскую Западную Африку с гигантской базой Дакар.
* * *
В последние дни 1942 года политическая обстановка в Северной Африке быстро ухудшалась. Не только происходила отчаянная борьба среди новоявленных сторонников дела союзников -- Дарлана, Ногеса, Буассона и других -- против Жиро, за власть и признание, но царило также явное недовольство среди тех людей, которые помогали высадке союзников 8 ноября, и среди небольшой, но активной группы, ратовавшей за де Голля. Кроме того, усиливалась группировка, желавшая поставить графа Парижского, спокойно проживавшего в то время в Танжере, во главе временной военной администрации в Северной Африке в противовес Виши. То шаткое соглашение, в силу которого Дарлан стоял во главе гражданской администрации, а Жиро командовал французскими вооруженными силами в Северной Африке, начинало все больше трещать.
19 декабря первый посланец де Голля генерал Франсуа д'Астье де ла Вижери неофициально прибыл в Алжир для того, чтобы выяснить обстановку от имени своего руководителя. Визит деголлевца носил разведывательный характер. Военное сотрудничество войск свободных французов было официально предложено Жиро и Эйзенхауэру в ходе переговоров 20 и 21 декабря, но не было принято никаких решений. Практическим результатом визита генерала д'Астье де ла Вижери было оживление деголлевской оппозиции против Дарлана. Одновременно с этими переговорами монархистские элементы в Алжире решили потребовать от Дарлана отречения и передачи власти межпартийной администрации. Даже до сих пор неясно, насколько большой поддержкой они пользовались.
Во второй половине дня 24 декабря Дарлан приехал со своей виллы в свою официальную резиденцию в Пале д'Эте. У двери его кабинета в него выстрелил молодой человек 20 лет по фамилии Бонье де ла Шапель. Адмирал умер через час на операционном столе в близлежащем госпитале. Убийца, которого судил полевой суд по приказу Жиро, был, к своему великому удивлению, расстрелян на рассвете 26 декабря.
Получив известие об убийстве Дарлана, генерал Эйзенхауэр поспешил вернуться с Тунисского фронта. При сложившихся обстоятельствах единственным выходом было назначение Жиро на освободившийся пост. Мы не могли рисковать гражданскими беспорядками в тылу, и американские власти оказали косвенный, но решительный нажим, чтобы добиться назначения Жиро на пост, облекавший его верховной, хотя и временной, политической властью в Северной Африке.
Убийство Дарлана, каким бы преступным оно ни было, избавило союзников от неприятной необходимости сотрудничать с ним и в то же время сохранило все преимущества, которые он сумел создать в решающие часы высадки союзников. Его власть беспрепятственно перешла к организации, созданной с согласия американских властей в ноябре и декабре. Жиро заполнил пробел. Был расчищен путь для объединения французских войск, которые теперь сосредоточились в Северной и Северо-Западной Африке, с движением Свободной Франции, группировавшимся вокруг де Голля и охватывавшим всех французов всюду, где не было немецкого контроля. Узнав о судьбе Дарлана, де Голль предпринял первый шаг к сближению. Когда это известие было получено в Лондоне, он намеревался выехать в Вашингтон для первой встречи с президентом, которая давно откладывалась. Он немедленно написал и передал через союзнические каналы послание Жиро. Мне представлялось разумным отложить визит в Вашингтон в надежде объединить французское движение Сопротивления. Я разъяснил положение в телеграмме на имя президента и послал ему копию послания, направленного де Голлем Жиро.
Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 27 декабря 1942 года
"1. Как я сообщил Гарри, я уже просил американский штаб в Лондоне задержать на 48 часов самолет, который должен был доставить де Голля, с тем чтобы посмотреть, как будет развиваться операция "Торч". Мне кажется, что мы должны попытаться прежде всего объединить их всех и создать какое-то французское ядро -прочное и единое, с которым можно было бы сотрудничать. Я сегодня встречусь с де Голлем и протелеграфирую Вам позднее".
К этому было приложено послание де Голля на имя Жиро, направленное через американское посольство в Лондоне:
27 декабря 1942 года
"Убийство в Алжире служит симптомом и предостережением: симптомом того раздраженного состояния, в которое трагедия Франции повергла мозг и душу французов; предостережением насчет всевозможных последствий, с которыми неизбежно сопряжено отсутствие национальной власти в разгар величайшего национального кризиса в нашей истории. Более чем когда-либо необходимо, чтобы эта национальная власть была создана. Я предлагаю, генерал, чтобы Вы возможно скорее встретились со мной на французской территории -- в Алжире или в Ша, для того чтобы обсудить средства объединения под властью временного центрального органа всех французских войск внутри и вне страны и на всех французских территориях, которые в состоянии бороться за освобождение и спасение Франции".
Глава тринадцатая ПРОБЛЕМЫ ПОБЕДЫ
Американские военные -- не только в высших сферах -- были убеждены в том, что решение провести операцию "Торч" исключало всякие перспективы форсирования Ла-Манша и высадки крупных сил в оккупированной Франции в 1943 году. Я все еще не мог согласиться с этой точкой зрения. Я продолжал надеяться, что Французская Северо-Западная Африка, в том числе Тунисский мыс, попадет в наши руки после нескольких месяцев боев. В этом случае генеральное вторжение в оккупированную Францию из Англии все еще было бы возможно в июле или августе 1943 года. Я поэтому всячески стремился к тому, чтобы одновременно с операцией "Торч" происходило максимальное сосредоточение американских сил в Англии, какое только было возможно при имевшемся у нас количестве судов. Мысль действовать как левой, так и правой рукой и тот факт, что противник должен был готовиться к отражению ударов с обеих сторон, по-видимому, полностью соответствовали высшей экономии в условиях войны. События должны были показать, следует ли нам нанести удар через Ла-Манш, искать ли счастья в районе Средиземного моря или же предпринять и то и другое. Казалось, что в интересах войны в целом и в особенности в целях оказания помощи России англо-американские армии обязательно должны вступить в новом году в Европу либо с запада, либо с востока.
Однако существовала опасность, что мы не сможем сделать ни того ни другого. Даже если бы наша кампания в Алжире и Тунисе развивалась быстро и успешно, мы должны были бы довольствоваться захватом Сардинии или Сицилии или обоих островов и отложить форсирование Ла-Манша до 1944 года. Это означало бы потерю года для западных союзников, что могло привести к катастрофическим результатам не с точки зрения нашего существования, а с точки зрения решающей победы. Мы не могли продолжать до бесконечности терять ежемесячно суда общим тоннажем в 500--600 тысяч тонн. Германия делала последнюю ставку на период затишья.
До того как нам стало известно, что произойдет при Эль-Аламейне или как будет развиваться операция "Торч", и пока исход отчаянной борьбы на Кавказе казался неопределенным, английские начальники штабов взвешивали все эти возможности. Те, кто работал под их руководством над планированием операций, также были заняты. Их доклады были, по-моему, чрезмерно отрицательными, и я высказал свое мнение по этому поводу начальникам штабов 9 ноября 1942 года, когда высадка в Африке все еще продолжалась: