Красавицей Веру Евстафьевну назвать было нельзя, но и дурнушкой она не была. Волосы у Веры были густые, красивого солнечного оттенка, убраны в толстую косу, и собраны в тяжёлый пучок. Возможно, слишком большой лоб делал лицо девушки немного непропорциональным, отчего подбородок казался маленьким, но глаза были выразительными, скулы чётко очерченными. Пожалуй, губы были немного тонковаты, и казалось, что девушка просто их недовольно поджала.
Ростом Вера была выше среднего, худая, немного угловатая. Я подумала, что в моём времени она со своей фигурой не имела бы проблем с покупкой одежды. С такой комплекцией, на ней бы всё хорошо смотрелось.
Что делать? Пригласила и Веру, и матушку её завтракать. Письма пока отложила, тем более что курьер передал через Кузьму, что ему велено дождаться пока барыня, то есть я, ответы ему передаст.
Курьера отправила Раиса Леонтьевна, был он в ливрее их дома, и поэтому сидела я спокойно и не дёргалась.
Во время завтрака больше наблюдала, не спрашивала. Мне показалось, что наш простой завтрак, каша, яйца, да свежий творожок, привёл и Веру, и матушку её в дикий восторг. Матушка в силу возраста, не стеснялась раздавать комплименты, а Вера смущалась, похоже, что испытывала испанский стыд* за свою матушку, но молчала.
(*чувство смущения от наблюдения за смущающими действиями другого человека.)
— Как всё вкусно у вас, Фаина Андреевна, свежее всё, не то, что у нас в городе. Верочка из лавки тоже творогу приносила, да он всегда кислый какой-то, а у вас прям чистый мёд, — матушка Веры, не стесняясь поливала творожок мёдом.
А мне было весело, я подумала о том, что и сама такая недавно была, чем старше становилась, тем мне всё хотелось повкуснее, послаще, посолонее.
Но было заметно, что и матушка, и сама Вера, этикету обучены, локти на стол не клали, кушали аккуратно, не чавкали.
После завтрака я Веру пригласила к себе в кабинет для разговора. После ремонта у нас с Полинкой теперь и спальня была, и детская, и кабинет, и даже малая гостиная.
Поля пошла гулять с Кузьмой и нанятой из деревни девочкой, лет пятнадцати. Девочка присматривала за шустрой Полинкой, а Кузьма за ними обеими. И по договорённости с Иваном Ивановичем, если девочки за ворота пойдут, то с ними охранников отправят.
Вера Евстафьевна поначалу всё оглядывалась, но кабинет мой располагался на втором этаже, поэтому затащить туда её матушку не представлялось возможным.
— Присаживайтесь Вера Евстафьевна, — указала я девушке на стул, стоящий перед небольшим столом, за которым устроилась сама. Можно было присесть на диван, конечно же, но пока я собиралась держать дистанцию. Девица и так с багажом и с матерью приехала, а вдруг она из тех, которые сначала попить просят, а потом им переночевать негде?
Ночевать Вере и её матери действительно было негде. Жили они в крайне стеснённых обстоятельствах, Вера безуспешно пыталась найти работу, и настал тот чёрный день, когда они не смогли заплатить за квартиру. У Веры был запасной план, найти богатого старика и женить его на себе. Но здесь подвернулась я. Точнее Раиса Леонтьевна, которая поучаствовала в судьбе молодой женщины, предложив ей работу у меня.
Вера, недолго думая, собрала вещички и поехала из города ко мне в имение. Либо настолько была уверена, что я её возьму, либо настолько безвыходным было их с матушкой положение.
Химические формулы, которые могли мне понадобиться для производства косметики на основе продуктов пасеки, я точно не знала, но предполагала, что это должен быть глицерин, либо какая-то кремообразная основа, в которую можно ввести активные компоненты, и добавить что-то в качестве консерванта.
Поэтому и вопрос задала про глицерин и про то, что может сохранять продукт от того, чтобы он не испортился быстро, и не навредить. Есть ли уже возможность применять «безвредное», побоялась пока рассуждать об антиаллергенном, потому как не знала точно, было здесь уже это открытие или нет.
Отчаянье в глазах химика Веры вдруг сменилось восхищением:
— Это потрясающе!
И девушка пустилась в объяснения, объясняя, что и в какой последовательности надо делать. Звучало весьма професионально.
— Хорошо, Вера, я вас беру, — сообщила я, и Вера Евстафьевна вздрогнула, потому что не ожидала, наверное, что возможны варианты, — платить вам буду двадцать пять рублей, питание и проживание бесплатно.
Сказала Вере, что пока могу выделить ей комнату на первом этаже:
— Там можете разместитьься с матушкой, а к осени, возможно, удастся построить дом, в котором можно будет получить жильё пошире.
— Что вы, Фаина Андреевна, — неожиданно произнесла Вера, — для меня и так счастье любимым делом заниматься, да ещё и деньги за это получать.
В общем мне так хотелось прочитать письма, что я отправила Веру размещаться, а место под лабораторию пообещала ей показать позже.
Вера тоже мне передала письмо от Раисы Леонтьевны. И я поняла значение рекомендательных писем. Раиса Леонтьевна ручалась за Веру Евстафьевну. И брала на себя финансовую ответственность, если та вдруг за месяц не подойдёт на должность.
Посмотрела на письмо от Алексея Порываева, но всё-таки любопытство пересилило, и я первым делом вернулась к письму от мадам Жировой.
Письмо было написано красивым твёрдым почерком. Особую твёрдость придавали круглые, чётко вырисованные, гласные. И мне казалось, что Евдокия Николаевна писала письмо сама, своей рукой.
«Должно быть сильный характер у женщины,» — подумала я, и удивилась, как-то не согласовывалась у меня женщина с таким характером и Дмитрий Алексеевич.
«Фаина Андреевна, здравствуйте,
Рада, что вам удалось поправить здоровье. Дмитрий Алексеевич, мой жених, помогал вам сколько имел возможности, и я надеюсь, что вы, уехав из Санкт-Петербурга пока больше не претендуете на его внимание.
Высылаю вам вексель, который оставался у Дмитрия Алексеевича после недолгого общения с вашей предприимчивой матушкой. Мне неизвестно, есть ли ещё открытые вексели у других кредиторов, но касательно этого, теперь вы ему ничего не должны и поводов встречаться у вас больше нет.
Жирова Евдокия,
Свитная фрейлина императрицы»
Стало неприятно, но не потому, что Евдокия Николаевна не хотела, чтобы я встречалась с бывшим «сердечным другом», это-то как раз мне было понятно и отторжения не вызывало, Почему-то казалось, что Евдокия Николаевна может быть старше Воронова, и может быть не так молода, как Фаина и, зная любвеобильный характер будущего мужа-красавца, решила заранее подстраховаться.
Неприятно стало из-за того, что, видимо матушка Фаины, занимала огромные суммы, и укатила в Париж, скорее всего не погасив векселя. А это значит, что когда у меня появятся деньги, то ко мне обязательно придут.
Или ещё хуже, кто-то выкупит все и начнёт меня шантажировать.
Отвечать не стала, мне показалось, что она, возможно ответа и не ждала, ей просто важно было обозначить «границы».
В письме от Раисы Леонтьевны была информация и про Веру, и про доктора для Поли. Про Веру Раиса Леонтьевна написала, что та после учёбы какое-то время жила в Петербурге, работала в одной химической лаборатории, и там что-то произошло то ли утечка какого-то ядовитого газа, то ли взрыв, а только погибло несколько человек, после чего «нашли» на кого свалить. В общем крайней оказалась Вера и была вынуждена уволиться, а потом умер её отец и пришлось переехать в Екатеринбург, а здесь не столица, и вот, с каждым днём ситуация ухудшалась, пока наконец несчастные женщины дворянки не остались без крова над головой.
Докторов Раиса Леонтьевна рекомендовала двух. Один стоил дорого и принимал исключительно дворянские фамилии, другой же работал в больнице, и принимал всех, кто к нему приходил. Раиса Леонтьевна приписала:
«… детей к нему ведут из разных концов города и даже из дальних деревень привозят. Говорят, что он никому не отказывает, и если берётся лечить, то непременно вылечит.»
Схватила письмо от Алексея. Конверт был толстым, и только вскрыв его я убедилась почему.
Глаава 19.
Петербург. Алексей Порываев.
Землю Алексей Сергеевич Порываев в Петербурге всё-таки оформил. Будет строить большой склад. Это было необходимо, чтобы наверняка получить заветное «Поставщик двора его императорского Величества». С его фабрики уже и так возились и пастила, и конфеты ко двору, но вот здесь, в Северной столице у него стабильности не было. Теперь построит склад-магазин и обеспечит бесперебойность поставок.
А вообще мысли были открыть во всех крупных городах такие склады магазины, и в Екатеринбурге тоже. Тем более что получил он письмо от своего «партнёра».
Алексей отчего-то улыбнулся, вспомнив, бледную, в чём только душа держалась, девицу Стрешневу.
Как раз на днях Кошко Аркадий Никифорович сделал отчёт, в котором были подробные данные по семье Стрешневых, и по финансам. Получалось, что на момент, когда брата Фаины Стрешневой убили, князь Дулов стал официальным женихом девушки.
Кошко тоже собирался в Екатеринбург, туда его вёл знаменитый «нюх» детектива, чтобы выяснить обстоятельства дела убийства дворянина Стрешнева и его супруги.
В письме Фаина Андреевна просила помощи с управляющим.
«Ну до чего же умная девица,» — подумал Алексей, — обратилась именно ко мне, невзирая на разницу в сословиях.
Алексей был взрослый мужчина, не женат, хотя матушка постоянно пыталась ему сосватать то одну купчиху, то другую. Головой Алексей понимал, что поступает недальновидно, тридцать лет уже, пора и наследника иметь, да и отец в своё время говорил, «чуйства, сынок, это для бедных, а нам капиталы умножать надобно, главное, чтобы ты с супругою своей на одном языке разговаривал и уважение меж вами было.»
А он всё чего-то ждал. От матушки отмахивался: —«Некогда мне, вот фабрику запущу, тогда и женюсь». Фабрику запустил. Теперь вот домой боится ехать. А ну как там толпа невест сидит.