И снова перед глазами встала фигурка Фаины Стрешневой. Как она с ним торговалась! Удовольствие одно.
Алексей посчитал, что в Екатеринбург раньше, чем через десять дней приехать не сможет, ему ещё в Казань надо, договориться с братьями Агафуровыми о поставках молока. Объёмы о планировал большие, а братья самые большие молочники в империи. Даже, когда ни у кого нет, у этих всегда будет.
А вот управляющего для Фаины Андреевны найти, это он и раньше сможет.
Алексей поймал себя на мысли, что уже час пытается заняться своими делами, а занимается делами девицы Стрешневой. Отложил в сторону свои тетради и сел писать ей письмо.
Вместе с письмом отправил ей копии тех документов, которые ему предоставил детектив. Он знал, что люди редко верят в то, что им говорят об опасности, но, если они видели своими глазами, это запоминается гораздо лучше.
***
Фаина
Из конверта, присланного Алексеем, я вытащила целую пачку документов. Скорее всего, конечно, это были копии, но информация в них была весьма интересная.
Из документов выходило, что матушка Фаины, вынудила дочь стать невестой Дулова, потому что он был её самым большим кредитором, ему же потом в счёт долга доходный дом Стрешневых и отошёл.
Также мать Фаины не гнушалась занимать и у других возможных претендентов на руку дочери. Один из которых, как раз Дмитрий Алексеевич, «сердечный друг».
Теперь мне становилось ясно, почему в своём письме невеста бывшего «сердечного друга» Фаины, назвала мать Фаины «предприимчивой».
А вот то, что список, у кого занимала Анна Игнатьевна, занимал половину страницы, было крайне неприятно. И я нигде не нашла отметки, что данные векселя погашены.
Вопрос?!
Князь Дулов, несмотря на то что получил в счёт долга доходный дом, тоже значился в кредиторах. И сумма была немаленькая, четыре тысячи.
По остальным суммы были значительно меньше, но если сложить, то всё вместе выходило в тринадцать тысяч. Сумма для меня пока не подъёмная. Мне, наверное, надо продать тонну мёда, чтобы эту сумму собрать.
Просмотрев копии документов, приступила к письму. Вот не знаю почему, но я испытывала какое-то странное удовольствие, оттого что, в сущности, малознакомый мужчина написал мне советы, рекомендации, и так отзывчиво отреагировал на просьбу помочь с управляющим.
«Уважаемая Фаина Андреевна,
Рад слышать, что вы устроились, и даже смогли свести знакомство с главой города. Опечален узнать, что имение ваше находилось в плачевном состоянии. Если вам понадобятся ещё средства, пожалуйста, не смущаясь дайте мне знать, в разумных пределах. Благодаря нашему с вами партнёрству, землю в Петербурге я получил.
Вскорости поеду в Казань, и на обратном пути заеду к вам…»
Дальше Алексей писал, что отправляет ко мне своего помощника, которого я должна помнить со встречи в Петербурге. Написал, что тому пора расти, а поставить хозяйство, наилучший способ набраться опыта. Даже написал сколько платить.
Поймала себя на мысли, что хочу снова встретиться с Порываевым. Мне нравился его подход и сам он вызывал положительные эмоции.
Видно было, что человек знает, что такое деловой подход и умеет считать деньги. Даже эта его приписка «в разумных пределах» меня не обидела.
Написала ответные письма, чтобы не задерживать курьера. Отдельно дала ему поручение доставить на почту ответ для Алексея Порываева и… Жировой Евдокии.
Невесту «сердечного друга» поблагодарила за вексель, заверила, что романтичных чувств к её жениху не питаю и написала, что налаживаю выпуск продуктов для красоты на основе мёда и обязательно ей пришлю, когда появятся первые партии.
А что? У этой Евдокии выход на императрицу и окружающих её дам, надо замахиваться на большие цели.
Остаток дня пролетел в хлопотах, то обедали, то играли, обсудили с Верой, что надо для лаборатории. И на следующий день снова выехали в город. На этот раз с охраной, да и в повозке еле поместились. Вера, я и Полинка. Кузьму уже брать не стали.
Полину я собиралась завезти сначала к доктору, а потом к Раисе Леонтьевне, а самой надо было встретиться с помощником Нурова договориться об обустройстве лавки. Приятно поразило то, что Вера оказалась самостоятельной и решительно сказала, что она сама всё сделает и узнает про оборудование для лаборатории.
***
Тем же днём. В одной из деревень на земле Стрешневых
В доме за большим, грубо сколоченным столом, сидели трое. Один из них был староста Становской, Мирон. Мирон, как и всегда, одет был по-господски. Новая рубаха, новый оливкового цвета жилет, и до блеска начищенные сапоги.
Напротив него сидели два разбойного вида мужика, на столе стояли миски, в горшке дымилась еда. Окна были занавешены, поэтому на столе уже горела лампа, хотя было ещё светло.
— К ней теперича не подберёшься, — говорил как будто бы простуженным сиплым голосом один из мужиков.
Мирон с некоторым презрением, поглядывавший на говорившего, жёстко произнёс:
— Надо было в первую ночь разбираться, а вы снова грабить пошли
И хотел было сплюнуть, но потом вспомнил, что он в доме и просто брезгливо сморщился.
— Да, хто-ж знал-та, — возмущённо сказал второй из мужиков, с неопрятной клочьями растущей а лице бородой, —шо девка стрельнет. Тыж сказал што там старик и девка, а нас тама обстреляли, еле ушли мы.
— Ладно, — ворчливо произнёс Мирон, — пока укройтесь в схроне в лесу, немного успокоится, дам знать. А то ко мне уже её начальник охраны приезжал, про повозку выведывал.
И Мирон, не удержавшись, всё-таки сплюнул:
— Еле отболтался.
Потом посмотрел на подельников:
— Пока ни-ни, не высовывайтесь, недельку подождём, а тама я вам дам знать.
Сиплый произнёс:
— Тык, оно понятно, шо отсидеться надобно, а как насчёт деньги-та? Мы-ж пострадавшие и, эта, за нами не станет, разберёмся с девкой.
Мирон недовольно поморщился:
—С хозяином поговорю насчёт денег. Но, Фома, ты-ж сам знаешь, нет дела, нет куража.
Глава 20.
В городе сначала высадили Веру, возле здания университета. Хотела ей охрану оставить, но Вера так на меня посмотрела, что я подумала, что охрана понадобится тем, кто посмеет на Веру «плохо посмотреть».
Всего второй день она со мной, а человека не узнать. Шея выпрямилась, глаза горят. Я даже сегодня, пока мы ехали до города смотрела на неё и думала: «И почему она мне вчера некрасивой показалась, и глаза большие, и кожа хорошая, и улыбка приятная».
Но в день приезда лицо у девушки было усталым, и она совершенно точно не улыбалась. Как всё-таки человек меняется, когда становится сам себе нужен. Не кому-то, а именно себе.
С матушкой её оставили девочку деревенскую, которая обычно за Полинкой присматривает, и Кузьма там, справятся.
В сопровождении трёх конных охранников я чувствовала себя какой-то знатной дамой. А Полине очень нравилось, особенно когда кто-то в дороге подъезжал поближе и подмигивал ей, ой, как она улыбалась, и весело хохотала даже, но без слов, словно бы забыла, как это, говорить и издавать звуки.
Я сразу решила, что надо ехать к «народному» доктору. Правда был риск, что там людей много, но я решила, что воспользуюсь своей дворянской привилегией, и «пролезу» без очереди.
Больница, в которую мы приехали, располагалась ближе к окраине города.
«Да, — подумала я, — доктор хороший, а больница не очень». Меня поразила толчея в приёмном покое. Я порадовалась, что оставила Полину с охранниками и сначала решила пойти сама, чтобы выяснить что там и как.
Ещё раз поразилась тому, как работает сословное уважение. Передо мной расступились, пропуская меня внутрь. Люди, находившиеся в этом «приёмном покое», были разные, разных возрастов и разного вида. Некоторые, но таких было немного, опрятно выглядели и находились в части помещения, как бы отделённого от той части, где не было даже стульев и люди стояли, прислонившись к стене, или даже сидели на полу. В этой части были откровенно нездорово выглядящие, да ещё и весьма бедно одетые люди.
В противоположной от двери части этот холла я увидела стол, за ним сидел молодой человек в белом хирургическом халате с уставшим лицом, возле него с другой стороны стола сидели двое.
Я так поняла, что скорее всего молодой человек либо помощник доктора, либо сам доктор, работающий в этой больнице, и он «фильтрует» тех, кто пришёл, определяя куда кого направить. Было странно, что он был один, потому что людей было много. Было очень неловко идти в обход всех, но никто меня не задерживал, и я решила подойти ближе. Возле стола я остановилась, и даже покашляла, но доктор никак не отреагировал.
И тогда решила себя обозначить и требовательно произнесла:
— Добрый день.
Доктор поднял голову и удивлённо на меня уставился. Конечно, я разительно отличалась даже от тех, кто сидел на стульях, потому что платья и костюмы Фаины были почти новыми, модными и сделаны дорого. И, конечно, моё появление явно не вписывалось в его представление о том, какие у них здесь обычно пациенты.
—Добрый день, с-сударыня, — растерянно произнес доктор, — а вы к кому?
— Я к Николаю Фёдоровичу Амосову, — назвала имя доктора, которое получила от Раисы Леонтьевны.
—А по какому вопросу? — задал, видимо, привычно-стандартный вопрос, доктор приёмного покоя.
Поняв, что моё «дворянское нахальство» сработало, и никто не собирается «ставить меня в конец очереди», я ответила:
— У меня ребёнок, нужна консультация
Взгляд молодого врача стал ещё более удивлённым. По все видимости, в эту больницу дворяне редко захаживали, или вообще никогда.
Но он справился с удивлением и спросил, как мне показалось, забыв про двух несчастных, сидевших перед ним:
—Как вас представить?
Я снова почувствовала неловкость, но по-быстрому уговорила себя, что такова действительность и назвалась, всё-таки добавив в конце, что я дворянка.