Точно не помнила, но и истории знала, что раньше и ртуть и чего только не добавляли в лекарства.
«Ничего, организм молодой, справлюсь, — подумала я, снова проваливаясь в сон. И последняя мысль перед тем, как я заснула была, а что же всё-таки случилось с Фаиной?».
Утром я проснулась сама. Самостоятельно встала с кровати, меня уже не качало, как вчера, так что я сама дошла до туалетной комнаты, которая находилась тут же, в виде маленького чуланчика. И после подошла к окну. Вчера мне так и не удалось увидеть, что там, и даже узнать какое время года.
На улице было лето, я приоткрыла окно, в палату ворвался свежий аромат листвы. Перед здание больницы был прекрасный парк. Воздух наполнился ещё и пением птиц, встречающих рассвет. Я подумала, что сейчас, вероятно, около пяти утра, воздух был свежим, а солнце только подсветило голубое небо.
Вдохнула полной грудью, и голова у меня закружилась. Но постояв немного, я поняла, что просто тело моё отвыкло от свежего воздуха, а теперь, когда наполнила лёгкие, то кислород, попавший в кровь немного «вскружил мне голову».
Молодой организм снова хотел есть. В голову пришла веселая мысль, сколько мне понадобится денег, что себя прокормить? Если я всё время хочу есть. Или так всегда в молодости? Я уже и не помнила.
К счастью скоро пришла Анфиса Васильевна, она привела с собой двух простоватого вида мужчин, которые принесли довольно объёмный чемодан. Он, конечно, был мало похож на чемодан, больше на короб, но имел прямоугольную форму и застёжки.
Поставив «чемодан» на пол, мужчины ушли, а Анфиса Васильевна, обернувшись ко мне, виновато сказала:
— Вещи ваши, как вас тогда раненую-то привезли через две недели маменька ваша вещи-то ваши и привезла, с тех пор вот у себя в кладовой и храню.
А я первым делом подумала, как бы уговорить Анфису Васильевну ещё немного похранить мои вещи, а то боюсь, что с таким «чемоданом» я отсюда далеко не уйду.
И вдруг поняла, что резануло слух, «раненую привезли», сказала Анфиса.
В этот момент Анфиса Васильевна как раз нагнулась, пытаясь открыть «чемодан». Я тронула женщину за руку и спросила, стараясь поймать её взгляд, который она всё время виновато отводила:
— Анфиса Васильевна, а что значит раненую меня привезли?
Глава 3.1.
Анфиса Васильевна посмотрела на меня долгим взглядом, вздохнула:
— Так может и хорошо, что забыли-то? И не надо вам вспоминать, барышня. Вам, господь жизнь подарил, так и живите.
Я не стала настаивать, подумала, что сейчас женщина снова расстроится, решила, что когда врач меня будет выписывать, то я у него спрошу.
Подошла ближе к Анфисе Васильевне и обняла её:
— Правы, вы правы, Анфиса Васильевна, надо жить.
— Вот то и дело! — широко улыбнулась женщина и снова начала открывать «чемодан».
Когда мы его, наконец, общими усилиями открыли, то я удивилась. Вещи все были довольно дорогие, ну на мой взгляд. Хорошая ткань, незаношенное.
В «чемодане» нашлось несколько платьев, две юбки и несколько блуз. Помимо этого, там было бельё. Смешное, конечно, такое «бабушкино».
«Ну тебе, Фаина Андреевна, не привыкать к панталонам,» — весело подумала я
У меня вообще настроение было хорошее. Лето, молодость, новая жизнь.
Надела я простое, приятного серого цвета платье. Удобные башмачки, тоже явно, не дешёвые.
Анфиса Васильевна сама предложила оставить пока кофр, так она назвала «чемодан» у неё:
— Барышня, куда же вы потащите енту монстру, а как устроитесь, — Анфиса Васильевна снова виновато спрятала глаза, — то пришлёте кого-нибудь ко мне сюда.
Я понимала, что за те три месяца, что я лежала, а она ухаживала за мной, женщина прикипела ко мне, и теперь понимая, что я ухожу, практически на «улицу», ей было неловко и даже стыдно. Но, женщина сама жила где-то при больнице и никак не могла помочь несчастной девице в моём лице.
Чуть позже пришёл Иван Петрович, принёс бумаги и строго по врачебному сказал:
— Фаина Андреевна, как устроитесь где, если не в Петербурге будете, то эти бумаги передайте местному врачу, пусть вас наблюдают.
А я подумала, что сейчас хороший момент расспросить о «моём ранении».
— Иван Петрович, — обратилась я к доктору, замечая, что говорю не так, как мне было свойственно в прежней жизни, а будто бы приноровившись к местной речи, — я вот совсем не помню, почему и как получила ранение, не могли ы вы мне рассказать.
Доктор посмотрела на меня внимательно, видимо, оценивая, насколько далеко простирается моя «забывчивость», но ничего про «потерю памяти» больше не сказал, а вот про события трёхмесячной давности довольно сухо, словно из медицинской карты зачитывал, произнёс:
— Поступили вы, Фаина Андреевна, в очень плохом состоянии, привезла вас матушка, сказала, что нашла вас в доме, рядом с вами был пистоль, а в груди у вас было ранение.
Я удивлённо посмотрела на замолчавшего доктора:
— Получается, что я сама себя пыталась убить?
— Я этого не сказал, — Иван Петрович недовольно нахмурился, — хотя матушка ваша настаивала именно на такой версии и полицейским тоже так и заявила.
Я сразу уловила, что к матушке Фаины доктор явно не благоволит, вилимо та ещё «особа».
— А что думаете вы? — я вопросительно посмотрела на мужчину
— То, как выглядело пулевое отверстие указывало на то, что стреляли с расстояния, — поясни доктор, почему-то оглянувшись в сторону двери, как будто бы опасался, что кто-то может подслушать.
И в ответ на мой непонимающий взгляд добавил:
— Ожога на коже не было, какой обычно бывает, когда стреляют, приложив пистоль вплотную
«Да, — задумалась я, — всё выглядит ещё более запутанней»
Я посмотрела на папку в руках, а Иван Петрович, почему-то пряча взгляд, проговорил:
— В бумагах этого не записано, Фаина Андреевна
Помолчал пару мгновений, прочистил горло, и уточнил:
—Матушка ваша просила, чтобы не завить криминальное дело, — доктор снова вздохнул, достал платок из кармана и начла протирать пенсе, — через неделю, как вы поступили, стало понятно, что жизнь ваша поддерживается только вашим здоровым сердцем, а вот душа ваша ушла далеко…
— И вы решили, что мне уже всё равно, — закончила я фразу за доктора, и сразу же произнесла свою, слегка повысив голос:
— А мой убийца, значит, остался безнаказанным?
Доктор вздрогнул и удивлённо посмотрел на меня. Он, явно не ожидал, что ещё вчера полумёртвая девица, оживёт и начнёт «права качать».
Но у меня не было выхода, я подумала, что здесь, как, собственно, и везде нельзя надеяться на справедливость, её нет. Поэтому надо что-то делать, чтобы не оказаться без денег на улице.
Тем более, что много мне не надо, пусть оставит за мной комнату с питанием на несколько дней, пока я разберусь есть у меня что-то или нет.
Глава 3.2.
Я смотрела на Ивана Петровича прямо, ожидая ответа. Да, мой вопрос был риторическим, уже было понятно, что никто не ответил за преступление. А то, что в девушку стреляли я уже не сомневалась. С чего бы это ей кончать жизнь самоубийством, если всё было хорошо?
Судя по словам от Анфисы Васильевны, жених у Фаины был молодой, красивый и богатый. Маменька не очень, правда, но сама Фаина, вроде бы и жила не бедно, гардероб вот новый.
— Однако, — произнёс, наконец, мужчина, — и что вы собираетесь делать?
Я понимала, что вся моя бравада шита «белыми нитками», доказать, теперь, спустя несколько месяцев, что меня пытались убить, когда никаких документов не сохранилось практически невозможно, но… пусть простит меня доктор, который в принципе был неплохим человеком уже потому, что ему было стыдно. Но вот на этом чувстве вины я и собиралась сыграть:
— Позвольте мне остаться ещё на два дня в больнице с питанием, пока я разберусь что и как, а после я уеду.
Доктор выдохнул. Уж и не знаю каких требований он от меня ожидал, а только я поняла, что это требование для него выполнимо.
— Только я не смогу вас оставить в этой палате, — грустно сказал он, — сюда уже сегодня вечером заезжает пациент, она оплачена.
— В общую не пойду — заявила я, испугавшись, что меня сейчас как отправят куда-нибудь, где заразные больные лежат.
— Нет, что вы, — у мужчины даже глаза возмущённо сверкнули, — я бы и не стал вам такого предлагать, Фаина Андреевна
Мне и самой вдруг стало неловко, что я накинулась на бедного доктора. Всё же мой, привыкший к вечной борьбе характер, не удержался в рамках, предписанных барышням.
А доктор между тем сказал:
— Палата будет отдельная, просто она на цокольном этаже, окошко там маленькое, но чисто и сухо. А вот еда больничная, уж не обессудьте.
Я уже не стала вступать в спор, и так хорошо, есть где переночевать, безопасно, да ещё и покормят. Поблагодарила.
Иван Петрович сразу засобирался:
— Сейчас распоряжусь, чтобы вещи ваши перенесли
И уже собрался выходить
— Постойте, — крикнула я, испугавшись, что он сейчас уйдёт, а я его потом не найду
Лицо Ивана Петровича вытянулось, и он выдохнул так печально, что прозвучало с какой-то безнадёжностью:
— Да, Фаина Андреевна
— А адрес нотариуса? — с надеждой спросила я
— Ах, вы об этом, — с облегчением произнёс доктор, — конечно, сейчас напишу.
Так я получила небольшую отсрочку от того, чтобы не оказаться на улице и адрес нотариуса, к которому незамедлительно и поехала.
Потому что добрый доктор дал мне двадцать копеек на извозчика:
— Фаина Андреевна, возьмите извозчика, до конки от нас далеко, устанете, вы ещё очень слабы
— Я отдам, — сказала я, растрогавшись, и вот теперь мне стало по-настоящему стыдно, что я пыталась шантажировать Ивана Петровича.
— Оставьте, — как-то устало произнёс доктор, — не такие уж и большие деньги.
Извозчик высадил меня возле двухэтажного строения.