Почему-то пришло совершенно неожиданное воспоминание, что у мужчины нос якобы характеризует его мужское достоинство — и мне тут же захотелось по-дурацки хихикнуть. Видимо, именно этим и компенсировалось отсутствие представительности.
Пару сопровождал официант, который сразу повёл Анну Игнатьевну к нашей беседке.
Не успела она сделать шаг в беседку, как увидела меня. Лицо её из высокомерного стало милым и добродушным, и она, раскинув руки, раскрыла объятия, сделала шаг вперёд:
— Доченька! — сказала она.
И если бы я не читала всех тех писем, которые она писала господину Вышинскому, я бы точно поверила, что она дочь любит, скучала и уж совершенно искренне рада тому, что дочь выжила.
Я не исключала того, что она действительно была рада видеть дочь, потому что теперь у дочери были средства. Но вот знала ли она об этом или нет, я пока сказать не могла.
— Анна Игнатьевна, доброго дня, — сухо сказала я. — Садитесь.
— Что ты, доченька, даже не обнимешь мать?.. — с укоризной и даже несколько обиженно произнесла Анна Игнатьевна.
— Давайте не будем давить на чувства, — сказала я.
Анна Игнатьевна удивлённо замолчала, а я продолжила:
— Чувства мои закончились в палате больничного покоя, когда меня чуть не отправили умирать в Волковскую богадельню. Поэтому прошу вас, присаживайтесь к столу. Давайте я представлю вам своих спутников. И после обеда мы с вами поговорим. Всё же не зря вы столько проехали — из Парижа до Петербурга. Да и вопросы наверняка у вас имеются.
Я представила Аркадия Никифоровича. Услышав его фамилию, Анна Игнатьевна отчего-то побледнела. Затем я назвала имя адвоката, и мне показалось, что женщина побледнела ещё больше, хотя мне, к примеру, его имя ни о чём не говорило:
— Август Антонович Герке.
Анна Игнатьевна тоже представила своего месье Жака, у которого было довольно замудрёное имя, но запомнила я только «Жак». Говорил мсье Жак исключительно по-французски.
Жак этот уплетал, надо сказать, за обе щеки, из чего хотелось сделать вывод: либо он давно не ел, либо постоянно недоедал.
Анна Игнатьевна ела немного, аккуратно, и периодически что-то говорила мсье Жаку. Мне казалось, что она делала ему замечания, но он, в общем-то, никакого внимания на это не обращал.
После того как поели и заказали для фирменный десерт. Заказали только для мсье Жака, потому как все остальные отказались, и настало время поговорить.
Я не стала «колоть лёд» и сказала просто и прямо:
— Анна Игнатьевна, у вас скопилось много долгов, и, скорее всего, кредиторы к вам придут, но я эти долги оплачивать не собираюсь.
Анна Игнатьевна сделала удивлённое лицо, за которым, однако, явно скрывалось выражение: «Ну-ну, оплачивать она не собирается... Да куда ты денешься».
Тогда я продолжила, спокойно сообщив:
— Господин Вышинский, с коим вы вступили в преступный сговор, недавно был арестован.
У матери Фаины явно были железные нервы. Она не моргнула и глазом и всё так же участливо, словно добрая матушка, спросила:
— Фаинушка, а какое ко мне отношение имеет этот господин?
— Анна Игнатьевна, — я старалась сохранять холодный, деловой тон, — ваше участие подтверждено письмами, которые уже переданы в сыск.
— Не понимаю, о чём ты, Фая, — всё так же ласково ответила Анна Игнатьевна.
Я подумала: «Подмостки лишились великой актрисы».
Неожиданно заговорил адвокат. Голос его был сухим и точным:
— Анна Игнатьевна, по этому делу вас может ожидать либо участь свидетеля, либо участь соучастника. Тут всё будет зависеть от того, как пойдёт расследование.
И вот здесь маска Анны Игнатьевны дала сбой. По мере того, как Август Антонович говорил, лицо женщины сначала побелело, потом покраснело, губы её затряслись, и в какой-то момент я даже испугалась, что её сейчас хватит удар.
Но я плохо знала мать Фаины, когда думала, что она будет готова договариваться только потому, что испугается того, что её могут привлечь к ответственности за то, что они с Вышинским задумали.
К моему удивлению, услышала Анна Игнатьевна из всего сказанного только одно, что я не собираюсь оплачивать её долги.
И это я ей ещё не сообщила, что инициировала сепарацию от рода.
Но Анна Игнатьевна решила проверить нас на прочность. Сначала она пыталась изобразить вернувшуюся «блудную мать», высказав всё, что «несчастная мать» думает по этому поводу, а потом вскочила и, дёрнув за рукав своего француза, заявила с надрывом:
— Я не могу больше терпеть это издевательство!
Голос её срывался, и те, кто находился в беседках поблизости, начали оборачиваться.
Я, обернувшись, вдруг встретилась взглядом с Алексеем, который смотрел прямо на меня. Я кивнула ему, показывая, что увидела его, но сейчас не могу говорить.
Тем временем Анна Игнатьевна, завершив сцену, вдруг пристально взглянула на меня и, совершенно чётко, без тени истеричных ноток, произнесла:
— Ещё увидимся, mon cher*.
(*моя дорогая – франц.)
Когда наконец Анна Игнатьевна со своим французом покинули беседку, я чувствовала себя выжатой, как лимон.
Особенно после того, как Август Антонович сказал:
— Фаина Андреевна, видно, что матушка ваша права свои знает. И вы должны знать, что пока сепарации не произошло, Анна Игнатьевна имеет право пользоваться имуществом рода.
Вскоре и Аркадий Никифорович тоже откланялся, подтвердив, что то, о чём мы договорились, будет сделано, но сейчас у него были дела, и он ушёл вместе с адвокатом.
Я на мгновение прикрыла глаза и вдруг услышала:
— Вы позволите, Фаина Андреевна? — раздался знакомый голос.
— Здравствуйте, Алексей, — сказала я.
Сил у меня не было совершенно, но нам надо было поговорить.
Глава 65
Фаина
— Здравствуйте, Алексей, — сказала я.
—Я правильно понял, Фаина Андреевна, что это была ваша матушка? — спросил он, присаживаясь.
Я кивнула:
— Да, Алексей Сергеевич, верно. Из самого Парижа прибыла… матушка.
— Простите, Фаина Андреевна, может, я не в курсе, но кажется, что у вас был неприятный разговор, — осторожно заметил Алексей.
— Помните, я вам говорила, что и долгов много матушка наделала… да и обстоятельства выяснились… — Я замолчала.
Почему-то сил не было ещё раз пересказывать то, что уже рассказывала Аркадию Никифоровичу.
— Хотите мороженого? — неожиданно спросил Алексей.
— Хочу, — сказала я.
Официанта рядом видно не было, и Алексей встал:
— Сейчас организую, — пообещал он с улыбкой и вышел из беседки.
А мне вдруг полегчало, оттого что таких людей, как матушка Фаины, в моей жизни совсем немного.
Я задумалась, и в какой-то момент обратила внимание, что Алексея долго нет. Мне казалось, он просто хотел выйти и позвать официанта, чтобы заказать мороженое. Я встала и вышла из беседки.
В центре сада, у небольшого фонтана, я увидела Алексея. Он стоял рядом с высоким грузным мужчиной, который стоял, видимо со своей семьёй, рядом с ним полная, богато одетая женщина и две молодые девицы. Что-то в груди у меня нехорошо кольнуло.
Я подошла и услышала, как мужчина произнёс:
— Ну что же вы, Алексей Сергеевич, Наденька сегодня весь день ждала от вас весточки. Может, на выходные к нам за город приедете? Мария Ильинична будет яблочный джем варить прямо в саду.
Алексей стоял спиной ко мне, а говоривший мужчина посмотрел на меня вопросительно. Алексей обернулся и увидел, что я подошла. Лицо у него стало виноватым.
Я поздоровалась и обратила внимание на удивлённые взгляды. Вопросительно взглянула на Алексея.
— Знакомьтесь, — сказал он, — Фаина Андреевна Стрешнева, мой… деловой партнёр.
Грузный мужчина оказался купцом Леонтьевым Василием Яковлевичем, о чём он сам и сообщил, представив мне всё своё семейство.
После этого он взглянул на Алексея и произнёс:
— Может, всё-таки присоединитесь к нам, Алексей Сергеевич? И мы, и Наденька… — он взглянул на девушку, ту, что была чуть пониже ростом, — будем очень рады.
А мне после того, как Алексей представил меня «деловым партнёром», спрашивать его про обещанное мороженое уже не хотелось.
Глядя на Алексея, я поняла, что он явно собирался отказаться от приглашения купца. Но мне уже расхотелось с ним говорить.
Просто… на фоне разговора с матушкой Фаины, да ещё и этой ситуации с купеческой семьёй, явно имеющей виды на Алексея, я вдруг очень сильно захотела поехать домой, поиграть с Полинкой, уложить её, поцеловать мягкую, пахнущую карамельками макушку, а потом поплакать, уткнувшись в подушку. Устала.
— Алексей Сергеевич, не провожайте меня, я, пожалуй, поеду, день был непростой, — сказала я, улыбнулась и Алексею, и купцу с купчихами, и, развернувшись, пошла на выход.
На выходе рассчиталась за ужин и попросила вызвать мне экипаж.
Уже сидя в экипаже, увидела, как Алексей спешит, явно пытаясь остановить меня, чтобы я не уезжала. Но я отвернулась и громко крикнула кучеру:
— Трогай!
***
Вернувшись домой после не слишком удачной встречи в прекрасном «Дононе», я нашла дома Анну, Полинку и Анфису Васильевну, которая радостно сообщила мне, что уволилась из больницы. И тут же с расстроенным видом показала мне все свои тюки, которые собиралась брать с собой.
— Фаина Андреевна, я вас точно не стесню? — спросила она.
— Анфиса Васильевна, в поезде целый вагон для багажа, и у нас там своё место выкуплено, — ответила я.
— Ой, так я и думала, что вам лишние траты... Зачем вы только со мной связалися, — покачала головой она.
Я тоже покачала головой, понимая, что бесполезно что-то говорить, и решила направить энергию Анфисы Васильевны в мирное русло:
— Анфиса Васильевна, а завтра же Митрофана выписывают? Вы же поможете?
Анфиса Васильевна тут же почувствовала себя нужной и пошла договариваться с Тихоном о взаимодействии.