— Помимо команды капрала Васильева, — сказал он, — постоянно службу несёт четвёрка из Черкесского полка.
(*Аналог Дикой дивизии — выдумано автором.)
— Я удивилась: — А что ещё за Черкесский полк?
— О, увидите! Приедете, удивитесь, — улыбнулся Иван. — Помните вашего служивого Азата?
— Помню, конечно. Когда я уезжала, он собирался уходить.
— Так вот, он ушёл. Но недалеко. В общем, полк, который основали его земляки, а точнее, главный там его брат, полковник, расквартирован здесь, под Екатеринбургом. И Азат договорился со своим братом, что они будут осуществлять охрану вашего имения. Капрал принял этот договор, и теперь есть три четвёрки, которые каждые сутки сменяют друг друга. Теперь вообще никто не рискует лишний раз появляться рядом с имением.
Я покачала головой и подумала, что никто не рискует, а вот Нуров матушку Фаины привёз… А вслух спросила:
— А кто же с ними об оплате договаривался?
Иван потупился:
— Всё, Фаина Андреевна, в книге расходов. Но уверяю вас, что доходы от этого только растут.
— Ну ладно, — улыбнулась я.
Экипаж остановился, и мы вышли возле дома, где располагалась контора Николая Николаевича Головко.
Адвокат был на месте. Увидев меня, сразу понял, зачем я приехала.
— Фаина Андреевна, понимаю ваше расстройство, — сказал он, не дожидаясь моего вопроса. — Я и сам не ожидал, что дело так затянется.
— Постойте, Николай Николаевич, — сказала я. — Вы о чём?
— Да о том, что обычно дела о выводе из рода больше месяца не длятся. А наше с вами на второй месяц пошло. Я уже два прошения написал.
Николай Николаевич замялся и через некоторое время продолжил:
— Но недавно вызвали меня к градоначальнику, Фаина Андреевна. Ну, не к нему самому, а к его помощнику, и намекнули, чтобы прошения свои в высшие инстанции пока попридержал.
— И что вы? — спросила я.
— А что я, Фаина Андреевна? Я в этом городе родился, родня здесь, вся моя жизнь. Мне тут ещё... Не мне с Михаилом Ананьевичем тягаться.
— А где же моё прошение? — спросила я.
— Так у градоначальника где-то и застряло, — ответил Николай Николаевич.
Я поджала губы, размышляя. Вот же ситуация, в каждой губернии, в каждом городе свои царьки. Не возвращаться же мне обратно в Петербург? Не падать же на колени перед императором с просьбой? Да и Клопову можно написать... Но не посчитает ли он это наглостью и делом мелким? Я поймала себя на том, что покусывала губу, а мужчины напряжённо смотрели на меня, пока я молчала.
— Ладно, Николай Николаевич, давайте сделаем вот что. Составьте-ка вы прошение, вот как в самую высшую инстанцию, и пришлите-ка его мне. Я его сама отправлю, когда время придёт.
— Составить-то дело нехитрое, — сказал адвокат. — Но вы бы, Фаина Андреевна, попробовали бы с Нуровым договориться. Я слышал, что вы с супругой его дружны, так может, она вам как-то поможет. Здесь такое дело... тонкое.
— Хорошо, Николай Николаевич, — сказала я. — Спасибо вам за совет. Сколько я вам должна?
— Ну что вы, Фаина Андреевна, дело не сделано, — как-то даже обиженно сказал Николай Николаевич, — денег с вас я брать не могу.
Я покачала головой, но вслух ничего не сказала. Подумала только, что надо же, репутацией своей ещё дорожит... Но, с другой стороны, действительно, кто он, а кто Нуров? Если уж дворянина Стрешнева убили, то что Нуров может вот сделать с таким маленьким человеком, как небогатый адвокат Николай Николаевич Головко?
— Ладно, Николай Николаевич, зла не держу, прощайте, — сказала я, и мы с Иваном вышли из конторы.
— Да, — сказал Иван, глядя на небо, на котором неожиданно стали собираться серые тучи. — Видимо, дождь будет.
И мне вдруг показалось, что это прозвучало не как факт того, что Иван увидел на небе, а как метафора.
— Да, Иван, дождь будет. И не просто дождь, а гроза, — ответила я.
***
В имение мы подъехали, когда уже опустились сумерки. Ещё на подъезде, когда по моим расчётам оставалось примерно около километра, нас встретил тот самый разъезд из черкесского полка. И если бы я не была предупреждена заранее, то точно бы испугалась, потому что несущиеся навстречу по дороге, словно смазанные тени, кони, сливавшиеся с всадниками, и вдруг тормозящие вокруг экипажа, произвели на меня просто неизгладимое впечатление.
В одном из них я с радостью узнала Азата. Он уже совсем не напоминал того самого полукрестьянина-полувоенного, который когда-то пришёл ко мне наниматься в охрану. В черкеске, с перевязанными лентой волосами, в чёрной шапке, напоминавшей что-то среднее между шапкой и папахой, он смотрелся словно бравый командир.
Да они все так смотрелись.
— Хозя-айка приехала, — сказал он.
— Здравствуй, Азат, — ответила я.
— Здра-авствуй, хозя-айка. Мы проводим, — пообещал он.
Я заметила, что акцент у Азата стал меньше, но всё равно оставался.
Когда мы подъехали к воротам имения, уже почти стемнело. На нашу удачу дождь так и не пошёл. Скорее всего, гроза ожидалась ночью, поэтому мы и торопились попасть в дом до того, как разыграются стихии.
Въехав в ворота, я заметила, что в доме светились все окна.
Я вопросительно оглянулась на Ивана и спросила:
— В честь чего такая иллюминация?
— Так, почитайте, второй вечер уже, Фаина Андреевна, теперь так, — ответил он.
— В смысле? — удивилась я.
— Так матушка ваша на ужин офицеров приглашает из города. Ночевать, правда, не оставляет. Здесь капрал Васильев встал стеной, сказал, что без вашего распоряжения никак нельзя. А эти вот, — Иван кивнул на черкессов, — его поддержали. А с ними спорить никто не стал. Но матушка ваша третий день живёт, и второй вечер уже такие вот развлечения себе устраивает.
Глава 68
Фаина
Сказать, что я разозлилась, значит ничего не сказать. Я была готова матушку Фаины за волосы из дома вытащить, и сдерживало меня только то, что какое-то время мне ещё надо было держаться. И, может быть, даже хорошо, что господин Нуров в этом сейчас был завязан, тем слаще будет та месть, ради которой я сейчас буду терпеть выкрутасы Анны Игнатьевны.
Полинка была весёлая, а что, она и в городе немного поспала, и по дороге подремала, и поэтому сейчас довольно бодренько, взяв меня за руку, прыгала по дорожке.
Мы пошли в дом. Я кивнула капралу Васильеву:
— Иван Иванович, я доклад твой чуть позже выслушаю.
Капрал вытянулся:
— Есть чего рассказать. Рад, Фаина Андреевна, что прибыли.
Мы подошли к двери. Возле неё стоял, утирая слёзы, Кузьма. Пуговицы на ливрее были застёгнуты неровно, видно было, что саму ливрею он натянул только-только.
Кузьма попытался рухнуть на колени и схватить меня за руку, но я не позволила.
— Кузьма, ты что плачешь? Встань, я же вернулась, — сказала я.
— Я уж не чаял дождаться вас, барыня! И матушка ваша грозилась меня уволить, — всхлипывал он.
— Матушка моя, Кузьма, уволить никого не может, поскольку на работу никого не принимала. Иди отдыхай, завтра поговорим, поздно уже, — попыталась успокоить старика.
— Да как же, Фаина Андреевна, вы-то где отдыхать будете? Комнаты-то ваши они заняли... вместе с этим своим нехристем, — прошептал он, оглядываясь.
Мне стало смешно.
— Кузьма, я с Полиной лягу, посмотри там, чтобы освежили, — сказала я.
— Да уже всё сделали! Как телеграмму вашу получили, так всё сразу сделали, — ответил Кузьма.
— Вот и хорошо, — улыбнулась я.
И тут Полинка вдруг дёрнула Кузьму за рукав.
— Де-да… — сказала она.
Кузьма замер. Я даже испугалась за него.
— Полюшка, внученька… — прошептал Кузьма, всё-таки опускаясь на колени. Он поцеловал Полинку в лобик.
— Деда, — ещё раз сказала Полинка и хитренько улыбнулась.
У меня у самой чуть слёзы не полились, настолько умилительно это смотрелось: старый, древний совсем Кузьма и Полинка, малышка.
— Барыня, давай я Полюшку поведу, устрою отдыхать, — сказал Кузьма.
Я кивнула. Конечно, самой хотелось пойти и тоже отдыхать, но сначала надо было разобраться с любительницей шумных вечеринок.
Кузьма встал, взял Полину за ручку, но перед тем, как уйти, сказал:
— Няньку вашу новую, Фаина Андреевна, поселил в комнате на первом этаже, пока.
— Молодец, Кузьма, — похвалила я его, понимая, что он говорит про Анфису Васильевну.
Кузьма, воодушевлённый похвалой, сказал:
— Отдыхает, утомилась. Всё же немолодая, но женщина хорошая, сразу видно.
После того как Кузьма увёл Полину на второй этаж, я прошла по коридору туда, где была расположена гостиная, которую я использовала как столовую. Из гостиной слышались весёлые голоса, кто-то наигрывал на гитаре.
Я обернулась к Вере:
— Пойду одна.
Но стоявший у входа Иван Иванович сразу же сообщил:
— Пойду с вами.
И из темноты улицы вышли ещё двое в черкессках.
Я удивлённо посмотрела на старого капрала:
— Всё так серьёзно?
Он ответил мне прищуренным взглядом:
— Ну так вы же ругаться будете.
Я улыбнулась:
— Как пойдёт.
— Ну так мы тихонечко за спиной постоим, — сказал капрал.
Я распахнула дверь в гостиную и мне открылась следующая картина. За накрытым столом, уставленным бутылями французского шипучего, в красивом, яркого сиреневого цвета платье сидела Анна Игнатьевна. Рядом с ней месье Жак, который снова что-то жевал. Напротив «столичной пары» сидели трое офицеров в белой форме. Двое мне были отдалённо знакомы, похоже, они приезжали как-то к имению, лица были знакомые. А одного я знала очень хорошо — это был Пётр Орлов.
Увидев меня, офицеры вскочили, а Пётр Орлов подскочил ко мне, да так быстро, что я даже среагировать не успела и схватил меня за руку. Я вырвала руку, оглядела их и сказала:
— Господа, у меня была сложная дорога. Я устала и прошу вас всех покинуть мой дом.