Однако случилось несчастье. Вблизи Боспора Киммерийского на его суда напали воинственные саттархеи, народ, промышлявший в тех водах пиратством. Одному лишь кораблю удалось уйти от нападения – и то лишь затем, чтобы принести хозяину послание разбойников. Саттархеи требовали большой выкуп за людей Шаула, захваченных на кораблях. В противном случае они грозили пленных моряков убить или продать в рабство.
Шаул принялся искать деньги, ведь заповедь о выкупе пленных он чтил, наравне с прочими заповедями. Но собрать всю сумму, которую требовали пираты, он не мог – ибо, как уже было сказано, все свои деньги вложил в предприятие. Захват судов почти разорил его.
И он сделал то, от чего отговаривали его все – и молодая жена, в первую очередь. Рахель говорила, что написала письмо родственникам, в Иудею, и они непременно пришлют Шаулу денег. Но Шаул не хотел ждать. Совесть мучила его, поскольку именно его самоуверенность заставила предпринять рискованное плавание и тем самым обречь многих на гибель или рабство. Вместо того чтобы дождаться денег от родственников жены, он взял ссуду у язычника по имени Армилус, промышлявшего дачей денег в рост. Эти деньги Шаул вручил своему управляющему и отправил того к саттархеям на единственном оставшемся у него судне.
Несчастье не приходит одно. Корабль с выкупом к саттархеям был перехвачен пиратами еще более жестокими – таврами. Эту весть принес Шаулу ростовщик Армилус, у коего были связи со всеми негодяями мира, в том числе и с пиратами всех морей.
Срок возврата денег уже наступил, но деньги от родственников из Иудеи еще не прибыли. Армилус же наотрез отказался ждать и потребовал от властей применить против несостоятельного должника закон, существовавший тогда у язычников, а именно: отрубить должнику часть тела весом в один фунт.
Надо сказать, что Армилус был давним ненавистником сынов Израиля. Свое состояние он сколотил, занимаясь перепродажей в рабство пленных, захваченных армией Титуса в Иерусалиме. Кроме того, он завладел частью сокровищницы Храма, сопровождая армию в Земле Израиля.
Возможно, если бы Шаул был его соплеменником и таким же язычником, Армилус сжалился бы и согласился подождать. Но ненависть его к иудеям была столь велика, что он скорее остался бы без прибыли, чем упустил возможность жестоко пытать должника-иудея.
Шаул был заключен в темницу. Здесь его навестила Рахель, чтобы поддержать, но молодой купец совсем пал духом.
«Господь наказывает меня за то, что я не послушался тебя, – сказал он. – И еще за то, что обратился к жестокому язычнику за помощью».
Рахель подбодрила своего мужа, посоветовав ему надеяться на помощь свыше; сама же обратилась к императору с просьбой рассмотреть это дело в императорском суде и позволить в этом суде выступить защитником некоему старцу из Страны Израиля. Старец сей, заседавший ранее в собрании мудрецов в городе Явне, по ее словам, вчера только прибыл в Рим, она ему рассказала об иске, и старец возжелал стать защитником несчастного должника.
Император Титус, всячески стремившийся заслужить славу правителя мудрого и справедливого, дал позволение на рассмотрение дела в суде и на выступление в суде пришлеца из Явнинского собрания. Тем более что Титус боялся мести иудейского Бога за свое преступление. А месть уже была не за горами – в скором времени огромная дьявольская муха влетела через ухо в императорскую голову, когда Титус спал после полдневной трапезы. Ее жужжание буквально сводило императора с ума, так что в конце концов он умер в страшных мучениях, – и это было наказанием за разрушение Храма.
Но пока что возмездие еще не свершилось. Пока что злодей надеялся, что будет прощен Небесами, и потому, как уже было сказано, стремился поступать справедливо и благородно. И потому он милостиво позволил пришельцу, стоявшему перед ним в скромной позе просителя, с покрытой по восточному обычаю головой, защищать обвиняемого.
На суде, в присутствии императора и сенаторов, Армилус потребовал поступить с должником так, как того требовали римские законы.
«Сказано в наших законах, – сказал он, – что несостоятельного должника, отказывающегося вернуть долг, надлежит вывести на рыночную площадь и там отсечь ему любую часть тела, весом в один фунт».
Император знаком выразил свое согласие: действительно, законы язычников были чрезвычайно жестоки, и в данном случае требование истца находилось в полном с ними соответствии.
Но тут в спор вступил тот самый старец из Святой Земли. Был он, судя по длинной седой бороде, и правда весьма стар; сказать же о нем что-то еще возможности не представлялось, ибо старец кутался в длинный до пола просторный шерстяной плащ, а голову ему покрывала вязаная из верблюжьей шерсти шапка. То, что он надвинул шапку на самые глаза, то, как он кутался в теплый плащ, свидетельствовало, что климат римский казался ему весьма суровым – суровее, нежели климат его родной Иудеи. Так он и сказал императору, начиная свою речь, напомнив, что ведь и тот хорошо знает разницу погоды в Риме и в Иудее.
Император от напоминания о его победах пришел в хорошее расположение духа и далее слушал старца с доброжелательным интересом.
Старец же обратился к обвинителю:
«Скажи-ка, почтенный Армилус, разве законы указывают на лишение должника жизни?»
Армилус вынужден был признать, что об этом законы не говорят.
«Следовательно, лишение жизни ответчика окажется нарушением закона?»
Армилус не ответил, но император согласился с рассуждениями старца.
«Видишь, Армилус, ты говоришь об отсечении небольшой части тела, но ведь это может привести к смерти! Не лучше ли отказаться от такого понимания закона и постараться прийти к соглашению? Например, принять предложение родных должника, готовых возместить его долг уже через неделю?»
«Ни за что! – вскричал ростовщик. – Пусть я лишусь прибыли, но накажу этого иудея!»
«Так вот оно что! – воскликнул старец, обращаясь к императору. – Так обвинитель жаждет мести, а не справедливости! И месть связана с тем, что должник – иудей! Но милостивый император Титус в равной степени благоволит ко всем народам, признавшим власть Рима, разве не так?»
Император кивнул. Армилус поспешно сказал:
«Разумеется, я всего лишь хочу справедливости и соблюдения законов! И я считаю верность законам более важным, чем получение денег!»
И вновь император кивнул. Как уже было сказано, Титус хотел выглядеть и милостивым, и справедливым.
Старец сказал: «Ты прав, ростовщик. Император Титус – справедлив. А справедливость подразумевает строгое соблюдение законов».
Услышав эти слова, ответчик пал духом, а истец, напротив, возрадовался. Он уже направился было к ответчику, чтобы вести его на рыночную площадь, как вдруг старец из Явне вновь заговорил. На этот раз он обратился к императору.
«Государь! – сказал он. – Сказано ли в законе, сколько крови должен потерять неисправимый должник, когда ему отрубают часть тела?»
Император ответил, что о крови в законе ничего не сказано.
«Значит, истец вправе отрубить должнику часть тела, но не вправе проливать его кровь?» – вопросил старец, по-прежнему обращаясь к императору. Поняв, к чему ведет защитник, император расхохотался.
«Армилус! – сказал он. – Ты слышал? Так вот, можешь взять своего должника и вести его на рыночную площадь. Там ты вправе отрубить ему любую часть тела… – Тут он замолчал. Армилус нерешительно двинулся было к Шаулу. Но следующие слова императора остановили его. Император повысил голос: – ...но если при этом ты прольешь хоть каплю крови должника, ты будешь обвинен в убийстве!»
«Но я не могу это сделать!» – вскричал ростовщик в отчаянии.
«В таком случае ты проиграл. Твой иск отклонен».
Сенаторы начали громко славить императора, и в суете, поднявшейся в судебной палате, никто не заметил исчезновения старца.
Ошеломленный Шаул бен-Шмуэль не мог поверить в свое избавление, пока к нему не подошла Рахель. Они поспешили уйти домой – ведь все знают, что настроение властителей переменчиво.
Дома Шаул сказал жене:
«Жаль, что мудрец из Явне так торопился. Я не смог его отблагодарить. Ведь он совершил настоящее чудо. Когда сегодня утром меня привели в императорский суд, я уже не надеялся, что вечером вернусь домой».
«Ты и не вернулся бы, – ответила ему жена, – если бы я не научилась чему-то в доме отца моего. Ибо не из Явне пришла тебе помощь, а из твоего собственного дома».
С этими словами Рахель раскрыла полотняный мешок, который несла на плече, и вынула из него дорожный плащ мудреца, его шапку и сделанную из конского волоса искусственную бороду. Показав все это мужу, она объяснила ему, что защищала его в суде, переодевшись в мудрого старца.
Шаул заключил жену в объятья. Он не мог поверить тому, что мудрые слова в суде, спасшие его от мучительной смерти, произнесли вовсе не уста старца из собрания мудрецов Явне, а уста его Рахели.
С той поры Шаул больше не запрещал жене ежедневно изучать Закон в доме ее отца Йосефа бен-Моше».
«…И НАША ЖИЗНЬ ЛИШЬ СНОМ ОКРУЖЕНА…» Кое-что об онейропоэтике[32]
Шел по городу Могэс
Утверждение «Советский Союз был литературоцентричной страной» давно стало общим местом. Но от того не утратило точности. И дело не только в том, что за литературу ссылали, сажали, а бывало, что и расстреливали. Литература, литературная фантазия в стране обретала новое существование, уходила в реальную жизнь – порой в весьма неожиданных формах.
Вот, например, в Англии конца XIX века самый известный в истории серийный убийца появился поначалу в реальной жизни, убив с 1888 по 1891 год одиннадцать проституток в лондонском районе Уайтчепел. Позже его назвали «Джек Потрошитель». Лишь после этого он начал свое литературное существование, не окончившееся по сегодняшний день. И первым книжным отражением уайтчепелского убийцы стал в 1897 году, когда еще свежа была память о тех кровавых событиях, герой фантастический – изысканный кровосос граф Дра