Я узнала об этом только через два дня после принятия решения, потому что сама была в тяжёлом состоянии. Меня неоднократно погружали в стазис и выводили из него, так как лечить меня магией в стазисе было невозможно. У меня было обширное внутреннее кровотечение, множественные переломы плеча и правой руки, проломленный череп, повреждённые лёгкие и множество других, менее серьёзных травм.
Мы с Томом находились в госпитале в Колвилле — перевозить нас считалось слишком опасным, даже в стазисе. Когда я наконец пришла в себя, меня долго обследовали, прежде чем позволить выйти в коридоры госпиталя, где я узнала правду.
Мой резерв был серьёзно повреждён, и, скорее всего, я больше не смогу использовать как минимум треть его объёма. Долгосрочные прогнозы оставались неопределёнными.
Но это было неважно.
Госпиталь был переполнен ранеными после инцидента в Колвилле. Точное число погибших всё ещё определяли, но здесь находились сотни пострадавших, многие из которых потеряли конечности. Большинство из них были морально сломаны — они получили ранения, пытаясь помочь своим близким, и их истории разбивали мое сердце.
Они злились на меня за то, что я не нашла и не уничтожила артефакты, вызывающие тени, раньше.
Когда я узнала о состоянии Тома, что-то внутри меня навсегда сломалось. Увидев табличку с его именем и расспросив персонал, я медленно вернулась в свою палату, упала на постель и беззвучно заплакала, ощущая невыносимую вину. Чувствуя, как погружаюсь в пучину отчаяния.
Я раз за разом корила себя за то, что не послушалась тогда приказа командира Торна.
У меня не было сомнений, что убийство Тома было заказано Тедом Фуллагаром. Он решил избавиться от молодого харизматичного аристократа, который всё больше влиял на умы населения и привлекал внимание принцессы. Я впервые осознала, что смерть Себастьяна Торна в прошлом, скорее всего, тоже была не случайной.
Тогда я не находилась даже близко к Колвиллу, но знала что Себастьян Торн погиб уже под конец прорыва, пытаясь защитить гражданских. Об этом было рассказано теми самыми гражданскими.
Одного сильного толчка в спину, в тот момент, когда ликвидатор сжигает тень, достаточно…
В своей голове я снова и снова прокручивала момент, когда мы спасали Драгоценность Астурии. Как командир отвлёкся на тушение огня после того, как Макс создал стену пламени, пытаясь защитить меня, как приказал мне открыть дверь кареты, а я отказалась, сказав, что это должен быть он, Себастьян Торн.
И тогда он отправил Тома.
Этот момент решил будущее нашего «Альфы-один».
После этого король выделил семью Ашвеллов, практически возвысив их над другими аристократами. Том постоянно был на обложках газет, которые восхваляли его достижения и писали о том, как это вдохновляло принцессу. Она теперь часто появлялась на публике, надеясь увидеть своего кумира.
И именно из-за этого кто-то трусливо напал на Тома, со спины, когда понял, что прорыв закончится раньше времени и у него не будет шанса толкнуть ликвидатора в «объятия» тени.
Это я должна была лежать там, поражённая неизвестным ядом. Я должна была быть между жизнью и смертью.
От переполнявшего меня чувства вины я замкнулась, закрылась от всех. Я ощущала полное бессилие и апатию, я чувствовала, что только врежу.
Я не могла больше подвергать своих близких опасности. Я уже втянула своих родителей и, невольно, Тома, в битву с Тедом Фуллагаром, которая была мне не по зубам.
— Мисс Браун, вам следует принять эти зелья вместе с едой, — обратилась ко мне сотрудница госпиталя, открыв дверь после короткого стука.
Но я не реагировала. Я мечтала исчезнуть, дать своим близким шанс жить без моего вмешательства.
— Мисс Браун, если вы не будете принимать зелья, ваше состояние значительно ухудшится. Мы с трудом вытащили вас с того света, пожалуйста, не подведите нас. Люди Астурии хотят видеть вас здоровой.
Вина, постоянное чувство вины, за всё.
За то, что выжила, когда столько людей погибло.
За то, что не я лежу в стазисе, поражённая ядом.
За то, что подвожу всех тех целителей, кто работал со мной, следил за моим состоянием по ночам, кормил, поил, вытирал.
Я не шла на поправку. Мой резерв оставался низким, и я не покидала своей комнаты, хотя целители и надеялись, что как только я проснусь, ситуация начнёт улучшаться.
В какой-то момент ко мне пустили родителей, предварительно отобрав у них всю еду, которую мне нельзя было есть.
— Айви, как же так, — мама суетилась вокруг меня, оценивая зафиксированную руку и плечо, повязки на голове. Её мельтешение вызывало у меня головную боль.
— Дочка, когда ты вернёшься в Ардон? Ты видела газеты в последние дни? Ты настоящая знаменитость.
Никаких газет я не видела и не хотела видеть. Одна мысль о том, что я могу увидеть фото Тома или тех, кто погиб, вызывала во мне приступ паники.
Отец был молчалив, но добавил, что их с мамой пригласили на очередное королевское награждение, которое состоится через неделю после похорон погибших.
— В газетах пишут, что ты выступишь на похоронах перед пострадавшими, — произнёс отец, тревожно глядя на меня.
В отличие от мамы он заметил, что со мной что-то не так.
От этих слов мне сразу подурнело. Чья это была идея? Не удивлюсь, если это был король, который теперь, похоже, решил открыто выступить против Фуллагара, используя ликвидаторов как оружие.
Я долго думала о том, почему Фуллагар разрешил установить купола в городе. И только теперь поняла.
Тед Фуллагар выигрывал при любом исходе. Инцидент в Колвилле был его способом доказать «Кругу», что у него были записи из башни, и поднять свою репутацию среди предпринимателей. Если прорывы такого масштаба возможны, то каждый город теперь будет обязан установить купола, и Фуллагар увеличит их производство и продажу, а для поддержания такого количества куполов у него теперь есть усилитель.
Если ликвидаторы проигрывали и покидали город, оставляя на смерть тысячи людей — это значит, что куполов было недостаточно. Если ликвидаторы побеждали и справлялись с прорывом — значит, это случилось благодаря куполам, теперь они нужны в каждом городе.
Единственное, чего Фуллагар не ожидал, это того, что кто-то найдёт его незаконные артефакты, повышающие энтропию, и уничтожит их, завершив прорыв раньше запланированного.
Но я не могла радоваться. Во мне словно умерли все позитивные эмоции, осталось только бесконечное чувство вины и желание уйти, исчезнуть.
— Столько погибших, дочка, столько погибших, — начала мама, и от её слов меня затрясло, грудь сжало в тиски ужаса. — Если бы не ты, что бы было…
— Пожалуйста, уйдите, — тихо прошептала я.
Мама удивлённо посмотрела на меня, словно не веря, что я это сказала.
— Айви, я же твоя мама, лучше меня никто о тебе не позаботится. Посмотри, какая ты бледная, похудевшая, на тебе лица нет. Тебе нужно пожить с нами.
— Мама, пожалуйста… оставьте меня, — сказала я, чувствуя, как на меня накатывает паника, особенно при мысли о том, что мне придётся говорить речь.
Тем, кто потерял своих любимых.
Я и так знала, что они думают.
— Айви, не дури. Ты же такая сильная, моя девочка, — мама рассмеялась, делая вид, что ничего не происходит. — Знаешь, что я говорю себе, когда мне плохо? «Соберись, тряпка!»
— Мама! — Боги, как она не видит? У меня перед глазами всё расплывалось, руки тряслись, но она всё равно не уходила.
Я села на пол, дрожа, обхватив себя за колени. И отец наконец понял.
— Рамона, оставь её. Если она говорит, что хочет побыть одна, значит, так и нужно. Мы навестим тебя послезавтра, Айви, — спокойно сказал отец.
Я почувствовала огромную благодарность, когда дверь закрылась за ними.
В комнату тут же вошла целительница и почти силой уложила меня на кровать, отправив в целебный сон.
Утром мне принесли почту. Среди писем было сообщение от Эммы — она писала, что скоро навестит меня. В стопке нашлось и письмо от моего законника с новой датой суда по делу Люсиль. Я почти минуту пыталась вспомнить, о чём мы вообще судились. Всё это казалось таким далёким, словно происходило тысячу лет назад.
Но бросать нельзя, наверное.
Нужно довести дело до конца.
Как только посетителям разрешили входить, в палате появился Макс, мой официальный «молодой человек». Увидев меня, он без слов подошёл к койке и сел рядом. Он выглядел уставшим, и я задумалась о том, как моё вмешательство повлияло на его жизнь. В прошлой жизни он был счастливым баловнем судьбы, тем, кто менял женщин, как перчатки, и имел неплохие отношения с отцом, по крайней мере, на публике.
— Почему мне говорят, что ты почти ничего не ешь и за три дня ни разу не покинула госпиталь? — жёстко спросил Макс.
— Почему тебе вообще об этом должны говорить? — тихо ответила я.
— Потому что я, вроде как, твой молодой человек, — серьезно сказал Макс. И тогда я действительно вспомнила… Да, мы сами организовали это. На балу.
Увидев, что я не отвечаю и смотрю в одну точку, Макс покачал головой.
— Айви, многие сейчас проходят через то же, что и ты. Не вини себя за то, что выжила, когда многие погибли. Если ты захочешь бросить эту работу, это не проблема.
Не проблема… Я люблю эту работу. Этих людей. И люблю изобретать.
Любила. Раньше, когда я испытывала что-то кроме вины и отчаяния.
— Я должна была быть на его месте, — тихо сказала я.
— На чьём месте?
— На месте Тома. Я должна быть на его месте.
Макс сел передо мной на корточки.
— Расскажи мне, — попросил он мягко. — О том, что случилось в прошлом.
И я рассказала. Не всё, я не касалась своей жизни с Робертом или событий с Люсиль, рассказала только то, что произошло с другими, после выпускного.
— Если бы не я, ты бы жил счастливой, беззаботной жизнью, не зная ничего о грехах своей семьи, не зная печали, с доступом ко всем деньгам, — завершила я, чувствуя полное опустошение.