— Уверена, те, кто будут рассматривать мою жалобу, смогут установить правду, — жестко усмехнулась я.
После этого я направилась в сторону администрации, собираясь написать жалобу. Мне не было жалко эту женщину, хотя Люсиль, конечно, манипулировала ею.
Роберт решил проводить меня.
— Не хочешь объяснить мне, что происходит? — спросил он.
— Мне кажется, Люсиль находит способ попасть в мою комнату. Я не знаю зачем, но вряд ли это что-то хорошее, — сказала я полуправду-полуложь. Не могла объяснить Роберту всего, но он был очень нужен мне как свидетель.
Видимо, мое психологическое состояние было настолько неважным, что даже волнение от присутствия Роберта не ощущалось. Всё, о чём я могла думать, — это то, что у меня были доказательства того, что кто-то пытался проникнуть в мою комнату, и что в этой жалобе также будет имя Люсиль.
— Ты в порядке? Ты выглядишь очень уставшей, у тебя, наверное, совсем нет резерва.
Я замерла, поняв, что Роберт внимательно замечал моё состояние… так же, как и в прошлом. Он всегда был рядом, когда мне было плохо, всегда защищал меня.
Пока не предал.
От этого фантомная боль полоснула по сердцу.
Моё равнодушие к Роберту оказалось краткосрочным. Казалось бы, почти полгода прошло после того, как он изменил мне, после того как я вернулась в прошлое, но я всё ещё не могла отпустить ту ситуацию и его отношение ко мне. А ведь в этой жизни ничего из этого не произошло.
— Просто… нервы. Спасибо, что помог. Можешь, пожалуйста, подписать, что ты был свидетелем?
— Конечно. Я хочу помочь тебе, Айви, в чём бы ты ни нуждалась.
Закрыла глаза, запрещая себе слышать его слова. Его доброта душила меня, я чувствовала себя виноватой. Чувствовала себя должницей.
В администрации меня несколько раз спросили, уверена ли я, что хочу оставить жалобу на миссис Шортен. Говорили, что у неё непростая ситуация в семье, но я была непреклонна. Возможно, если ее дела так плохи, не стоит помогать студентам заниматься незаконными делами.
После этого случая в комнату ко мне больше никто не вламывался — очевидно, боязнь потерять работу превысила у миссис Шортен желание помочь Люсиль. Я не жалела, что не закатила скандал ранее — теперь у меня была и жалоба, и фотографии.
Я собиралась сдать Люсиль городской страже, а далее, система провосудия решит что с ней делать. Конечно, она никого не убила, но ведь кража интеллектуальной собственности должна караться наказанием?
День перед сдачей диплома наступил неожиданно. Всю неделю я не покидала академию, вызывая смешки своей огромной сумкой, но меня это совершенно не волновало. Я думала о деле — тестировала артефакт и копила резерв к тому моменту, когда я заряжу артефакт. В итоге артефакт я зарядила самым первым делом с утра, полностью отдав свой резерв, до капли.
Когда я сдавала свой ящичек на хранение перед дипломом, моё сердце билось так громко, что я почти ничего не слышала. Даже мигрень ощущалась чуть меньше. Большинство артефакторов заряжали свои приборы до защиты диплома именно из-за волнения и страха, которые сильно сказывались на резерве.
Правда, Люсиль в прошлом ничего не зарядила, конечно. Мне пришлось заряжать её монстр-артефакт прямо на дипломе, чего почти никогда не случается, несмотря на то, что это было не запрещено.
Всю неделю я слышала, как многие восхищались храбростью и доблестью моей бывшей подруги. Все, кроме настоящих ликвидаторов. Посторонние также не забывали добавить, какая же я дура, что потеряла такую подругу, и что, возможно, есть причина, по которой такая, как Люсиль, больше со мной не общается. Я очень надеялась, что Себастьян Торн вернётся раньше, но этого не случилось. Он ожидался завтра, и я верила, что командир сможет сделать что-то с этой ситуацией.
Наибольшую боль мне почему-то приносило то, что Макс полностью игнорировал меня, словно я больше не существовала. Даже то, что Том Ашвелл демонстративно не признавал статуса Люсиль, никак не сказывалось на мнении Фуллагара. Два дня назад я столкнулась с Максом в коридоре и поздоровалась с ним, но он даже не ответил. Зато Люсиль купалась в его внимании, они постоянно общались и находились рядом, в его глазах светилось восхищение и уважение. Он даже терпел безмозглую Марту, которая иногда к ним присоединялась.
В мыслях об этом я направлялась в купальни, надеясь, что смогу немного расслабиться. Волнение съедало меня изнутри, и меня мучила чудовищная мигрень после полной траты резерва.
— Айви… мы можем поговорить? — услышала я со спины и увидела быстро приближающегося ко мне Макса. Кивнув, я предложила ему спуститься на первый этаж, где было просторное фойе и скамейки, но тот покачал головой, решив поговорить прямо здесь, в коридоре, где нас мало кто может услышать.
Только после этого я смогла увидеть его лицо и почему-то сразу же почувствовала тревогу. Он выглядел бледным и словно потерянным. Все восхищение и участие, которые я обычно видела в глазах Макса, когда он смотрел на меня, полностью исчезли.
— Ты в порядке? — спросила я. Он выглядел бледным и уставшим, и я подумала о том, что вряд ли у него сейчас есть возможность использовать максимальный резерв. А ведь стихийники тоже будут защищаться и получать ограничение, через несколько дней после нас.
Макс молчал, просто неотрывно смотрел на меня, его взгляд был очень грустным, тревожа меня ещё больше. Я немного стушевалась.
— Возможно, нам стоит поговорить в другой раз? Ты выглядишь очень уставшим, и тебе лучше отдохнуть.
Мне тоже нужно было отдохнуть. После заряда артефакта во мне не осталось ни капли энергии, и резерв был практически на нуле. А завтра был, возможно, один из самых важных дней в моей жизни.
— Изображаешь из себя всю такую заботливую? Ты настоящая фальшивка, — внезапно очень грубо сказал Макс.
Я вздрогнула, нехорошее предчувствие сжало сердце в тиски.
— Я ничего не изображаю. Хотя бы объясни, перед тем как оскорблять, — сразу ответила я, не понимая, что на него нашло.
— А что тут объяснять? — он устало взглянул на меня. — Ты мошенница. Изображаешь из себя талантливую умницу, врёшь мне месяцами о том, какая ты хорошая и невинная… При этом пытаешься украсть чужую работу. Ты мошенница и лгунья, Айви Браун, приспособленка, которая живёт за счёт других.
От осознания сказанного я почти перестала дышать. Последние слова Макса в точности повторяли те, что он сказал мне в прошлой жизни, но уже после диплома. С этого началась моя настоящая травля в академии.
Я должна отстоять своё честное имя. Я не была мошенницей и не была лгуньей, ни в этой, ни в прошлой жизни.
— Почему ты так разговариваешь со мной? — Я всё дальше отходила от Макса, понимая, что сейчас он мне не друг и не поклонник. Он пришёл сюда, чтобы оскорбить и унизить меня и высказать мне свои претензии. — Когда, по-твоему, я совершила акт мошенничества? И когда, по-твоему, я врала тебе?
Лицо Макса исказилось от гнева и боли. Сейчас оно сильно отличалось от того равнодушного презрения, которое читалось на его лице в похожий момент в прошлой жизни.
— Не знаю, может, когда ты крала идею дипломного проекта у той, кто спас мою жизнь и жизнь моего брата? У той, кто рискует своей жизнью ради общего дела, но даже в академии не может найти покоя от таких завистниц, как ты, которые пытаются украсть её достижения?
Значит, он говорит о Люсиль.
Если бы мне не было так больно, я бы рассмеялась. Какая ирония — она придумывала мои грехи для Макса и обвиняла меня в том, что делала сама.
— Как можно быть настолько отвратительной? — негромко продолжал Макс. — Настолько беспринципной, лживой, мерзкой? Ты понимаешь, что крадёшь дело её жизни?! Неудивительно, что она выкинула тебя из комнаты, когда поняла, с каким чудовищем живёт, а ведь ты так долго изображала её подругу!
С каждым его словом я словно летела в пропасть, и рядом не было никого, кто бы подал мне руку. И эти жестокие слова говорил мне Макс, тот, кто нравился мне как мужчина. Кто целовал меня и предлагал отношения меньше трёх недель назад. И я ведь даже всерьез задумывалась о такой возможности.
— Я не делала этого! Это Люсиль крадёт мою жизнь, пытается украсть мою дипломную работу. Именно поэтому я переехала от неё, когда поняла это. Не знаю, что она тебе сказала, но я не заслуживаю всего того, что ты сейчас говоришь, — ответила я, едва слыша свои слова за громким стуком сердца и мучительной мигренью.
Макс в ответ только ядовито рассмеялся.
— Как Люсиль и говорила, ты начнёшь обвинять её в том, что сама делаешь. Неужели в тебе нет хоть чего-то человеческого? — он вновь смотрел на меня с грустью и разочарованием, будто по-прежнему не до конца верил, что я способна на подобное.
— Это просто её слова. А ты не думал, что она может обманывать тебя? Я жила с ней больше года, у неё нет уровня для того, чтобы быть ликвидатором.
Макс разочарованно закрыл глаза, как будто мои оправдания расстраивали его. Он, по-видимому, считал, что мне было бы достойнее признаться.
— Как ты можешь продолжать врать даже сейчас? Я видел её значок собственными глазами, она повторила то, что сказала мне тогда в Моранаре.
Я хотела сказать ему, что она, скорее всего, подслушала наш разговор в столовой «Артефактов Фуллагара», но не стала — у меня не было аргументов против значка. Точнее, они были, но означали что я раскрою себя и получу откат.
Мне постепенно становилось так плохо, что я почти не соображала. Мигрень ощущалась всё сильнее, означая, что моё расстройство съедает последние остатки резерва. Нужно успокоиться, найти тихий угол и отсидеться, а после закрыться в комнате, добыть еду и восстановить резерв. Всё остальное неважно. Как бы больно мне не было от несправедливости, важен только завтрашний день.
— Я не совершала ничего из того, в чём ты меня обвиняешь. У тебя нет никаких доказательств, кроме чьих-то слов, но ты предпочёл поверить другим, а не мне. Пожалуйста, оставь меня в покое, у меня завтра очень важный день, и я плохо себя чувствую. — Я больше не хотела ничего объяснять. Какой был в этом смысл? Он уже всё для себя решил.