Я посмотрела на неё, уже коря себя за слабость и зная, что уступлю. Ну какого хрена она такая красивая? Хоть бы у неё бородавка что ли на носу выросла.
— Только пять минут.
— Окей, — лицо Эльзы осветилось улыбкой, делая её ещё краше. Я недовольно сморщилась.
Таким же быстрым шагом мы дошли до ближайшей не занятой лавки и сели. Эльза достала пачку сигарет и закурила.
— Два часа не курила, смотрела, как ты котят малюешь, и боялась спугнуть. Блять, ты ж беременная!
Она отбросила только закуренную сигарету и затоптала её туфелькой. Я ждала.
— Кстати, очень милые котята. Особенно тот, рыженький, с голубым бантиком.
— Спасибо. Ещё есть темы для разговоров, или я пойду?
— А можно, — Эльза посмотрела на меня с лукавым прищуром и указала на мой живот, — я его потрогаю?
— Нет.
— На нет и суда нет.
Она сидела и тянула время, быть может, подбирая слова для разговора. Я разглядывала обшарпанные носы своих кроссовок и ничем Эльзе помогать не спешила. Ей надо — пусть сама и говорит.
— Адам тогда уехал. Я думала далеко и надолго. Даже не знала, печалиться или радоваться, потом просто смирилась. Ещё и нога эта…болела очень. Шрам теперь. Хочешь, покажу? Ну, нет так нет. А сейчас я знаю, что он приехал снова.
— Откуда?
— Квартира наша. Вроде как тайная. Кстати, она в том самом доме, в котором ты его подобрала. До сих пор думаю, неужели он все забыл? Или притворяется? Так вот. Иногда я туда заглядываю, так сказать по старой памяти. Взгрустнуть. И вчера поняла — он там был.
— Может, кто-то другой.
— Нет, это он, я Адама почти тридцать лет знаю, я уверена в этом.
— Хорошо. И что теперь?
— Я больше чем уверена, что этот дурак опять припёрся из-за тебя. И к тебе наверняка придёт. И ты со своим животом наверняка его так растрогаешь, что он горы будет готов свернуть. Я-то знаю, что он всегда хотел детей. Когда я сделала аборт…впрочем, не будем об этом…
Я слушала её — а сердце моё пело. Адам хочет детей! Это же все меняет… хотя отбрось пока свои глупые бабские мечты, тряпка.
— Так какие горы тебе свернуть надо?
— Никаких гор. Просто несколько бумажек. Ничтожных дурацких бумажек. Они были у Адама за несколько дней до того, как он исчез, а потом объявился у тебя. Ещё деньги, но деньги мне не нужны. Сейчас жизнь моя на кону. Ты же женщина, а мы по умолчанию умнее мужчин. И должны быть такими, ведь мужчины такие сильные…я верю, что ты сможешь у Адама их выманить.
— Сама не пробовала?
— Пробовала. Говорит, не помню. Думаю, а вдруг лжет…
Она сгорбилась, даже словно в размерах уменьшилась. Отпустила голову, ладони спрятала промеж коленок. Прямо сама скорбь, само отчаяние. Но я-то знала эту девицу слишком хорошо. Знала и то, что она солжет, недорого возьмёт, и то, что играть на публику для неё одно удовольствие.
— Нет, — сказала я.
Она подняла голову, и столько страха было в её глазах. На мгновение я даже упивалась им, но моё человеколюбие победило, а может артистизм Эльзы, мне стало её жалко. Она конечно сука та ещё, но на погибель посылать… однако сидела я с непреклонным видом.
— Может, все же договоримся? Я, что хочешь, отдам, все деньги, все, что есть!
Она принялась стягивать с себя кольца, вытащила из ушей серьги, расстегнула цепочку, висевшую на шее, и попыталась все это положить на мои колени. Я отшатнулась.
— Ты больная что ли? Хотя о чем я, конечно же, да… Забери своё барахло обратно!
У нас завязалась нелепая борьба — Эльза пихала мне свои драгоценности, присовокупив к ним кошелёк, я пыталась от них отвязаться. Со стороны мы, должно быть, выглядели престранно.
— Я согласна! — крикнула я. Эльза тут же воспользовалась моментом и побросала на меня свои побрякушки. — Убери! Я согласна только за информацию, убери их сейчас же, я брезгую!
— Мы с одним мужиком трахались, она серёжками брезгует, — спокойно заметила Эльза и на пару минут замолчала, занятая возвращением драгоценностей на свои законные места. — Что тебе интересно?
— Все. В какую хрень вы с Адамом вляпались?
Эльза надела последнее колечко на пальчик, вытянула руку вперёд, любуясь. Я тоже невольно залюбовалась — солнечный луч прорвался сквозь прореху в тучах и заискрился в гранях, пойманный камнем. Я на мгновение отвлеклась, вдруг подумав, смогу ли я в полной мере передать этот блеск красками? Вдалеке прогрохотал гром, майский, беспощадный, и вернул меня в реальность.
— Он должен был убить моего мужа.
Я отпрянула от Эльзы, как от прокаженной. Таким обыденным тоном! Сумасшедшая, и Адам сумасшедший! Не знаю почему, но я поверила Эльзе сразу.
— Нет, не от великой страсти. И даже не в память о страсти былой, хотя я была бы не против, ох как не против. Просто за денежки. За них он никого бы не пожалел, и убивать ему не в новинку.
— Я тебе не верю, — но беда была в том, что я верила.
— Я ввязалась в очень нехорошее дело детка. Ты о таком и не слышала, и слава богу, — меньше знаешь, крепче спишь. Я заплатила обязательствами, этими документами и смертью своего мужа. Но мой муж все ещё жив и здоров, документы пропали, а обязательства…они есть, они вот тут вот — она провела пальцем поперек горла. — Мне дали последний срок. Муж должен умереть, документы должны вернуться, я — исчезнуть. А теперь ещё и муж…если он не знает точно, то догадывается. Я промеж двух огней Женя, ты даже не представляешь, каково мне.
— Не представляю, — сухо ответила я.
— А тут этот придурок, наш любимый, заявил, что у него новая жизнь и никого он убивать не будет, и документы прошляпил. А без них все стоит, все стоит! Даже смерть мужа без этих документов меня уже не спасёт. И Адама, наверное, тоже. За ним вообще все бегают: и мужа моего люди, и те, другие, и я с тобой до кучи…Весело, да?
— Я не стану тебе помогать, — твёрдо сказала я, вставая. — Я не стану участвовать в убийстве человека. Да ты чёрным по белому сказала, что твой муж умрёт сразу, как только эти бумаги всплывут.
— Но своим бездействием ты убьешь меня! И Адама, потому что он вернулся!
Я закрыла уши руками и пошла прочь. Если очень постараться, я смогу все забыть, я же мастер по самообману. Даже, может, смогу воображать, что Адам принц, потерявший память и своё королевство, а вовсе не парень, готовый за деньги убить мужа бывшей подружки. Забыть, все забыть, позвонить риелтору, сегодня же! Серый асфальт стремительно летел под ногами, я шла, почти не поднимая глаз, почти не видя из-за слез. До чего же горько! Иллюзии, мечты, которыми я себя так старательно окружала, вдруг рассеялись, и поняла, что я просто одинокая женщина, стремительно приближающаяся к среднему возрасту, не имеющая друзей, даже кошки не имеющая, не работающая нормально, как все, да ещё и беременная от убийцы! Меня застилала такая обида, такое негодование, что сейчас я жалела о том, что беременна, как никогда ранее, мне хотелось просто выцарапать из себя ребёнка. Разумеется, ничего подобного я делать не стала, даже в состоянии аффекта понимая, что просто не решусь. Потому что трусиха. Потому что аборт — тоже убийство, против которого я так рьяно протестовала недавно, что один раз уже аборт делала, что знаю, ребёнок не виноват… Доводов была сотня, но легче не становилось, только ещё гадливей, теперь уже от собственной бесхребетности.
— Тряпка, дура, шлюха, — шептала я на ходу, почти на бегу.
Тучи наконец разразились дождём, хлестким, холодным, но почему-то совсем не отрезвляющим. До дома я добралась мокрая до нитки, вызвать такси или доехать на автобусе в запале даже не пришло мне в голову. Сашка, шедший навстречу, буквально шарахнулся в сторону, видимо, видок у меня был тот ещё. Ну и хорошо, целее будет, вокруг меня вон какие страсти кипят, тут вам и бандитский Петербург, и Санта-Барбара в одном флаконе. Ну и богатые тоже плачут, что чётко виделось на примере Эльзы, которую, несмотря на все её напасти, язык не поворачивался назвать несчастной страдалицей. Всем воздаётся по заслугам, так ей и надо!
Я сняла мокрую одежду и оставила её валяться на полу. Отопление было отключено уже давно, в квартире было холодно, а меня так просто трясло. Не помог горячий душ, горячий чай, тёплый плед. Я некоторое время с сомнением смотрела на бутылку вина, но решила, что это не вариант, совсем не вариант. Моему ребёнку и так досталось, у него папа убийца и мама дура, не хватало ещё травить его внутриутробно.
Из рюкзака была извлечен тубус с рисунками. Они слегка подмокли по краю, но не катастрофично. Я долго смотрела на рыжего котёнка с бантиком, в конце концов смяла и выбросила его, сама понимая, что веду себя глупо. Ничего, скажу заказчику, что у меня аллергия на рыжих котят. И на блондинистых красавиц с чудными именами тоже. И ещё, по-видимому, на хороших мужчин.
Я изводила себя до глубокой ночи, ковыряя свои раны и даже получая от самоуничижения извращённое удовольствие. Мне хотелось, чтобы стало ещё хуже, чтобы стало больно, чтобы я могла кричать, плакать, жалеть себя. Сейчас на себя получалось только злиться.
Утро наступило незаметно. Вроде только лежала, с упоением страдая, забылась сном — и вот оно, яркое майское утро.
— Здравствуй, дура, — поздоровалась я с отражением.
Отражение недовольно скривилось. Сегодня оно уже не так цвело, как вчера — глаза опухшие, даже лицо отекло, губы потрескались.
— Так тебе и надо, красавица, — с непонятным злорадством сказала я.
Чистила зубы и старательно отводила взгляд от зеркала. Долго, фыркая и максимально растягивая время, умывалась. Пристально смотрела на неторопливо закипающий чайник. А в голове укладывалось то, что я узнала вчера, уже без паники, без страха, без проклятий. Причём, по примеру Скарлетт, старалась не думать. Подумаю об этом завтра. Чтобы не сойти с ума. Одно то, что отец моего ребёнка убийца…стоп-стоп, одернула себя я. Думать завтра. В животе, уловив мою тревогу, толкнулся ребёнок.
— Да не бойся, — успокоила я его, а заодно и себя. — Если уж ты туда попал, то я тебя рожу. А вообще, быть может твой папа вовсе не убийца, а просто блядун и козёл, как тебе?