«Иногда, когда я думаю о том, что это только игра,/И я нуждаюсь в тебе…».
Боже мой. Теперь я падала. Падала, падала, падала.
— И второе… — продолжал он.
Боже правый, я и забыла, что есть еще что-то!
— Ты нравишься Лену, — сказал он.
Маркус уже почти вышел за дверь, когда выдал мне еще одну фразу:
— Будь с ним попроще, чем ты была со мной.
После этого он исчез. Уф!
Секундой позже мама уже стучала в дверь, радуясь тому, что за ее младшей дочерью ухаживает еще один парень.
— Джесси, это тот милый маль… Почему ты на полу?
В какой-то момент нашей беседы с Маркусом я уже начала тонуть, и молекулы моего тела переместились на ковер.
— Мне здесь нравится.
Мама не знала, как это понять, поэтому она просто продолжила начатую фразу:
— Это тот милый мальчик, с которым ты провела новогодний вечер? Маркус?
— Похоже на то, — ответила я. — Да.
— А о чем он хотел с тобой поговорить? — Мама расстегивала и застегивала пуговицу на своей кремового цвета блузке, что ясно говорило о том, что она теряет терпение. — Что он сказал?
— Не знаю.
Она потерла виски.
— Правда, Джесси. Почему ты никогда не отвечаешь прямо? Зачем ты все так усложняешь?
Я бы хотела задать все эти вопросы Маркусу. Даже когда он искренен, его так сложно понять.
Затем мама стала рассказывать мне: она только что говорила по телефону с Бетани, так вот, она и Г-кошелек решили прилететь в Нью-Джерси на День благодарения, и как это чудесно, что вся семья соберется вместе, и как она не может дождаться, пока они приедут, потому что она просто не может себе представить, как мы отмечали бы еще один праздник без них…
Я не ответила, и она в раздражении вышла из моей комнаты.
Песня заканчивалась, и я услышала последние аккорды синтезатора и последнюю строчку: «Все, что я знаю, это только ты».
Я еще очень-очень долго оставалась на полу.
Первое ноября
Хоуп!
«Мы то, чем мы притворяемся». Курт Воннегут (услышано от Мака).
Хеллоуин — отличный праздник. По костюмам, которые выбирают себе люди, можно догадаться об их тайных, а иногда и не очень тайных желаниях. То, кем или чем они наряжаются 31 октября, говорит о том, кем или чем они хотят быть остальные 364 дня в году.
Скотти обрядился пожарным, и я подумала, что это вполне соответствует моей трактовке поклонения «героям» в той неопубликованной статье. Выяснилось, что Мэнда (одетая в стиле Мадонны времен ее альбома «Как девственница») заставила его надеть этот костюм, потому что «ее это заводит». Мда. Сара изображала анорексичную Мисс Америку в коротком вечернем платье, в туфлях на высоких шпильках и в короне. Бриджит была Гвинет Пэлтроу на вручении «Оскара» в 1998 году. Лен — Джоном Ленноном, но ему приходилось объяснять всем, кем из великолепной четверки «Битлз» он пытается быть. Пепе, пока администрация не заставила его переодеться, нарядился презервативом с накопителем для спермы на конце, при этом еще и рифленым, «для ее удовольствия». Самое смешное зрелище на свете.
Но самым интересным примером был Маркус, чей костюм состоял из джинсов и черной футболки с надписью. Этот наряд практически не отличался от его униформы с днями недели. Вместо «Wednesday» на футболке было написано «Мастер игры».
Даже такие самопровозглашенные любители восьмидесятых «на всю жизнь», как Эшли, не знают про «Полуночное безумие». На самом деле, есть только три человека на свете, кому не нужно объяснять значение этой футболки, и это ты, я и Майкл Джей Фокс. Мы трое — единственные на Земле, кто поймет, что футболка с надписью «Мастер игры» — это костюм, который был на Леоне в первом фильме Майкла Джей Фокса — малоизвестной комедии 1980 года о жизни студентов под названием «Полуночное безумие», которую мы с тобой смотрели во время того памятного Праздника еды и фильмов в пятницу. И поскольку ты и Майкл Джей Фокс вряд ли почтили бы своим присутствием нашу школу, то я на сто процентов гарантирую, что Маркус надел этот костюм лично для меня.
В этот раз я хотя бы могу объяснить его действия, и дело тут не в интуиции. Он видел диски DVD на моей книжной полке, когда недавно вечером заходил в мою спальню. Ему даже не обязательно было что-либо знать о герое или о самом фильме. Самое главное: я знаю, что это значит. А это приводит меня к еще более важному умозаключению: наряд Маркуса отлично отражает цель его жизни — играть с моим разумом. Так что я ответила на этот маневр Мастера игр, попросту никак не отреагировав на него.
Вот так вот.
Что я надела на хеллоуин? Ну, так случилось, что я не стала наряжаться. Я пошла в школу в роли самой себя. Если ты просекла мою теорию, то это был самый подходящий для меня костюм, не так ли?
Недостоверно твоя,
Дж.
Ноябрь
Третье ноября
Я решила не делать никаких движений, даже если это мой ход. Я поклялась, что не сдамся Мастеру игры.
Это продолжалось дня три, на тридцать шесть часов дольше, чем я думала, и было чертовски здорово.
Однако этим утром терпение лопнуло, как мыльный пузырь. Я просто должна рассказать Бриджит все о костюме Мастера игры, о видении в спальне и о том, что я нравлюсь Лену. Я пребывала в состоянии лихорадочного возбуждения, и поскольку Бриджит была еще одной, кто видел поэму «Падение», я поняла, насколько беспокоит меня, что их группа называется «Хаотическое Мироздание». Что мне с этим делать, в конце концов?
Не может быть такого, чтобы из всех строк во всех стихотворениях, которые писал Маркус, он выбирал именно те строки, чтобы соблазнить меня. Одна из строк гласила, что он готов «поблагодарить» меня за то, что я помочилась в баночку. Другое стихотворение начиналось так: «Мы — Адам и Ева/Порожденные хаосом/По имени Созидание», а заканчивалось словами: «Я знаю, что мы будем/когда-нибудь снова вместе/Обнаженные/Бесстыдные/в раю/Благодарю тебя/за то, что оказалась в моем грехе». Вот оно. Прошло десять месяцев, а он все еще думает об этом.
Вот более-менее краткое изложение той пылкой речи, с которой я явилась к Бриджит домой этим утром. Как она отреагировала? Она хлопнула меня по голове осенним номером «Вог», — а в нем, извините на секундочку, девяносто с лишним страниц рекламы.
— Расслабься. Он же ничтожество.
— Но он больше не… — запротестовала я.
— Единожды ничтожество — всегда ничтожество, — отрубила она.
Бриджит просто выражала мнение большинства из Пайнвилльской школы. Единожды попав в одну из многочисленных категорий — Придурок, Сопляк, Ничтожество, Шлюха и прочих лестных наименований, — отмыться было почти невозможно.
— А Лен? — спросила я.
— Он симпатичный, умный. И он девственник, — проговорила она. — Вы, типа, идеальная пара.
— Откуда ты знаешь, что он девственник?
— Все знают, что Лен — девственник, — сказала Бриджит удивленно, словно провозглашала всем известную истину, что дважды два — четыре. — Как все знают, что и ты — девственница.
Я была потрясена.
— Как это — все знают, что я девственница? Может быть, я с каждым из Великолепной семерки вступила в интимную связь этим летом? Это так невероятно, что ли?
— Да.
— Почему?
Она рассмеялась.
— Если бы тебя трахнули, ты не была бы такой напряженной. И Лен тоже.
И такие слова говорила мне ближайшая подруга в Пайнвилле, а может быть, и во всем Нью-Джерси, на всем северо-восточном побережье. Грустно.
А у нее снова нашлось что сказать:
— Ты еще с бабушкой не поговорила?
— Нет.
— Ты должна это сделать. А вдруг этот придурок что-нибудь ей скажет?
— Он нарвется!
Глэдди не была полностью вменяема. Два удара — кто мог поручиться, правильно ли она выражает свои мысли? Как только я поняла это, я осознала, что можно не спешить в «Серебряные луга». Какая разница — все равно я уже опоздала.
— Вот куколка, о которой я говорила, Тутти-Флютти, — гаркнула Глэдди. — Моя внучка Джей Ди.
Маркус, Глэдди, Mo и очень бледная женщина по имени Ирен, одетая в старомодный свитер, играли в карты. Карты — это очень зрелищный спорт здесь, в «Серебряных лугах», как и все, что требует участия бабушки.
— Ты здесь не случайно. — проговорила я.
— Да, — ответил он.
— Ага! — торжествующе вскричала я, нацелив на него обвиняющий палец. — Сам признался!
— Конечно, я тут не случайно, — пожал он плечами. — Я здесь работаю.
Черт.
— Вы что — знакомы? — поинтересовался Mo.
— Да, — я уставилась на Маркуса. — Мы знакомы.
— Ну это же прекрасно, ты сможешь заменить Ирен, и мы сыграем в «червы» уже по-настоящему!
— Согласна ли ты, Джессика Дарлинг, присоединиться ко мне в игре в «червы»? — спросил Маркус, нацепив вызывающе невинную маску, ни дать ни взять как те младенцы с рекламных плакатов, одетые в карнавальные костюмы солнышек и пчелок.
— Что ж, — отозвалась я. — Ты же Мастер игры, не так ли?
— Что? Тебе не нравятся «червы»? — спросил Mo. — Тогда давайте в покер.
— Да иди ты со своим покером, — отрезала Глэдди. — Тебе никогда не удавалось у меня выиграть.
Маркус сидел и невинно хлопал ресницами.
— Тебе понравился мой костюм, а?
— Да, мне понравился твой костюм. Почти так же, как твои футболки с днями недели, — отозвалась я. — Кстати, хорошие футболки…
— Я всегда любил нижнее белье «неделька», — ответил он.
Готова поклясться, так оно и было. Я уверена, что он обожает белье «неделька». По меньшей мере, обожал его на трех дюжинах девиц.
— Но сам я не ношу белья.
Глэдди и Mo зашлись в приступе раскатистого хохота.
— Ха-ха-ха!
— Молоток!
— Я просто пошутил, — заявил Маркус, когда хохот утих. — Видите? — Он оттянул пояс джинсов, и нашим взорам открылась ослепительная полоска его трусов. Глэдди снова загикала и засвистела — но на сей раз в одиночестве.