Потерпев неудачу в одном месте, Ганнибал добился успеха на другом направлении. Ещё до битвы при Тицине он предпринял попытку захватить город Виктумул: по словам Ливия, это место служило римлянам житницей (XXI, 57). В тот раз карфагенский полководец так и не довел дело до ума, теперь же решил повторить операцию по овладению Виктумулами. Армия пунийцев выступила на город.
К этому времени в Виктумулы сбежалось огромное количество сельских жителей, надеясь укрыться за крепостными стенами города от беспощадной конницы Ганнибала, опустошавшей окрестности. Перспективы перед горожанами вырисовывались весьма мрачные, когда пришла весть о том, что гарнизон крепости под Плацентией успешно отразил ночное нападение пунийцев. Это сразу же изменило настроения в Виктумулах. Трудно сказать, кому из представителей местных властей пришла в голову глупая идея выйти с ополчением навстречу карфагенянам и разбить их в открытом бою, не доводя дело до осады города. И что самое удивительное, большинство горожан поддержало эту безумную мысль. Силы были собранные значительные – 35 000 воинов, но их подготовка и вооружение оставляли желать лучшего. При этом в рядах ополченцев царили шапкозакидательские настроения, а сама организация столь ответственного предприятия была на очень низком уровне. Недаром Ливий собранное в Виктумуле войско называет толпой. Поэтому и результат был соответствующий. Столкнувшись на марше с передовым отрядом Ганнибала, всё это воинство было разгромлено наголову и разбежалось в разные стороны. Когда об этом стало известно в городе, то ни о каком сопротивлении больше не было и речи, жители покорно сдали оружие и открыли карфагенянам ворота. Виткумулы были разграблены, а огромные запасы продовольствия, заготовленные для легионов, достались солдатам Ганнибала. Затем ударили морозы, и боевые действия на некоторое время прекратились.
Ранней весной 217 г. до н. э. карфагенская армия вновь выступила в поход. В этот раз Ганнибал решил вторгнуться в Этрурию и привлечь на свою сторону местное население. О том, что это можно сделать, свидетельствовал удачный опыт полководца во взаимоотношениях с племенами галлов и лигурийцев. Впрочем, была ещё одна причина, по которой Ганнибал стремился покинуть Цизальпинскую Галлию. И Ливий, и Полибий в один голос утверждают, что к этому времени карфагенский полководец стал опасаться своих галльских союзников. Кельты были очень недовольны тем, что боевые действия проходят на их территории, и горели желанием вторгнуться на вражеские земли, где можно было взять богатую добычу. Ганнибал видел раздражение галлов, поэтому, опасаясь за собственную жизнь, приказал изготовить для себя несколько париков, которые и менял каждый день вместе с одеждой. В таком виде полководца не могли узнать даже хорошо знавшие его люди. Таким образом, при создавшемся положении дел самым оптимальным вариантом для Ганнибала было вторжение в Этрурию. Но для того, чтобы попасть в землю этрусков, пунийцам надо было перевалить через Апеннинские горы в такое время года, когда подобный переход представлял опасность. Ганнибал, чья армия сумела преодолеть Альпы, вряд ли рассматривал Апеннины как серьезную преграду, однако дальнейшие события показали, что полководец глубоко заблуждался.
Обычно историки очень подробно и красочно расписывают переход карфагенской армии через Альпы и при этом оставляют в тени трагедию в Апеннинских горах, хотя по своим масштабам она нисколько не уступала драме, разгоравшейся в Альпах. Надо отдать должное Титу Ливию, ярко и красочно расписавшему бедствия, обрушившиеся на пунийцев во время этого злополучного похода. Возможно, Ганнибал знал, что в это время года в здешних горах происходят подобные катаклизмы, но решил рискнуть. И проиграл: «Во время перехода через Апеннины его застигла такая страшная буря, что в сравнении с ней даже ужасы Альп показались почти ничем. Дождь и ветер хлестали пунийцев прямо в лицо, и с такой силой, что они или были принуждены бросать оружие, или же, если пытались сопротивляться, сами падали наземь, пораженные силой вьюги. На первых порах они только остановились. Затем, чувствуя, что ветер захватывает им дыхание и щемит грудь, они присели, повернувшись к нему спиною. Вдруг над их головами застонало, заревело, раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии; пока они, оглушенные и ослепленные, от страха не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер подул еще сильнее. Тут они наконец убедились в необходимости расположиться лагерем на том самом месте, где были застигнуты непогодой. Но это оказалось лишь началом новых бедствий. Нельзя было ни развернуть полотнище, ни водрузить столбы, а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте; все разрывал и уносил ураган. А тут еще тучи, занесенные ветром повыше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, скорее погребенные под своими палатками, чем прикрытые ими; за градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долго не мог этого сделать, так как жилы окоченели от стужи и суставы едва могли сгибаться. Наконец резкими движениями они размялись и несколько ободрились духом; кое-где были разведены огни; если кто чувствовал себя слишком слабым, то прибегал к чужой помощи. В продолжение двух дней оставались они на этом месте как бы в осаде; погибло много людей, много вьючных животных, а также и семь слонов из тех, которые уцелели после сражения на Треббии» (Liv. XXI, 59). Ситуация для Ганнибала сложилась жуткая, потери в войсках были велики, и он приказал отступать. В этот раз полководец не сумел победить силы природы. У него остался только один слон, что значительно снизило ударный потенциал карфагенской армии. Хотя Полибий приводит информацию несколько иного свойства и пишет о том, что все слоны, кроме одного, погибли в ночь после победы при Треббии (III, 74). Причиной гибели животных, как и в рассказе Ливия, стала непогода, поскольку сразу после битвы внезапно начался сильный дождь, а затем пошел снег. Версию Ливия о том, что оставшиеся слоны, за исключением одного, погибли в Апеннинах, поддерживает и Павел Орозий (IV, 14, 8).
Выведя своих людей из ловушки в Апеннинских горах, Ганнибал вновь повел войска по направлению к Плацентии. Трудно сказать, чем он руководствовался, принимая такое спорное решение, поскольку сам город был хорошо укреплен, а за крепостными стенами засели легионеры Тиберия Семпрония Лонга, вернувшегося из Рима после консульских выборов. Шансов на то, что Лонг после Треббии рискнет встретиться с Ганнибалом в чистом поле, было мало, а штурмовать Плацентию было глупо. Тем не менее битва произошла.
Если исходить из сообщения Тита Ливия, Ганнибал повел на Плацентию 12 000 пехоты и 5000 конницы (XXI, 59). Это не вся карфагенская армия, а только её часть. Здесь есть два варианта, почему полководец привел к стратегически значимому городу столь незначительные силы. Во-первых, нельзя исключать того, что армия ещё не оправилась от страшного похода в Апеннинские горы, и Ганнибал взял с собой лишь самые боеспособные части. Во-вторых, можно предположить, что карфагенский командующий сознательно вывел к Плацентии небольшую армию, поскольку хотел спровоцировать Тиберия Семпрония на очередное сражение. Но как бы там ни было, Ганнибал подступил к Плацентии и расположился в её окрестностях лагерем. Вскоре во главе легионов прибыл Лонг и разбил лагерь в трех милях от вражеской стоянки.
На следующий день противники вывели войска в поле. Римский полководец обратил внимание на то, что его легионы превосходят неприятеля числом, и сразу же повел их в атаку. Карфагенская пехота не смогла устоять против слаженного натиска легионеров и начала отступать к лагерю. Нумидийская конница нависала над флангами римлян и тревожила наскоками их кавалерию, не давая ей возможности принять участие в атаках на пехотинцев Ганнибала. Поэтому карфагеняне сумели отступить к лагерю и укрылись за его укреплениями.
Командующий пунийцев действовал уверенно и грамотно. Не исключено, что этот маневр с отступлением был заранее продуман Ганнибалом ввиду явного неравенства сил. Поставив лучников с пращниками на валу и подкрепив их небольшим количеством тяжеловооруженных пехотинцев, главные силы Ганнибал расположил в центре лагеря. Ждал, когда противник пойдет на приступ лагеря и увязнет в бою. Полководец планировал нанести мощный контрудар по римлянам в тот момент, когда легионеры будут сражаться у ворот и штурмовать укрепления.
Но Лонг повел себя иначе, чем рассчитывал Ганнибал. Римляне настолько вяло атаковали карфагенский лагерь, что Тиберий Семпроний счел за благо дать сигнал к отступлению. То ли испугался продолжать сражение, то ли заподозрил какую-либо хитрость со стороны Ганнибала. А может, просто увидел, что легионеры, обескураженные двумя поражениями подряд, не проявляют должного энтузиазма в бою. Ганнибал немало удивился такому развитию событий и тут же распорядился атаковать врага. Через боковые ворота на поле боя вылетели испанские, галльские и нумидийские всадники, а тяжеловооруженную пехоту полководец повел в атаку через главные ворота. Лонг был вынужден вновь вступить в бой, но быстро сгущавшиеся сумерки вновь развели сражавшиеся армии. Ганнибал увел свои войска в лагерь, а римляне ушли в Плацентию.
Количество убитых с обеих сторон было невелико, хотя Ливий и подчеркивал ожесточенность сражения: «Таким образом, потери были меньше, чем можно было ожидать по остервенению, с каким противники бросились друг на друга; а так как обе стороны сражались с одинаковым почти успехом, то и число убитых к окончанию боя было одинаково; пало не более как по шестьсот пехотинцев и вполовину против этого числа всадников. Все же потери римлян были ощутительнее, чем можно было предположить, судя по одному числу павших; было убито довольно много людей всаднического сословия, пять военных трибунов и три начальника союзников» (Liv. XXI, 59). Аппиан о римских потерях ничего не сообщает, акцентируя внимание на карфагенской армии: «