сил у тебя – на один удар, и вот ты, словно потеряв жало, оцепенел» (Liv. XXIII, 42).
История с Нуцерией выявила ещё одну слабость Ганнибала – он не умел осаждать города. Взятие Сагунта было скорее исключением из общего правила. И то его осада затянулась на восемь долгих месяцев (Liv. XXI. 15), а это очень большой срок, если исходить из того, что Ганнибалу никто не мешал довести дело до логического конца. В Италии же стратегическая обстановка была другой, и тратить много времени на захват какого-либо города было очень опасно. Тем не менее Ганнибал принял решение вновь атаковать Нолу, несмотря на то, что в городе находилось римское войско во главе с претором Марцеллом.
Когда Марк Клавдий прибыл в Нолу, обстановка в городе была тревожной. Народ волновался, многие из горожан выступали за то, чтобы сдать город Ганнибалу, в то время как городские власти и аристократы держали сторону римлян. Как доносили претору, главным агитатором за союз с Карфагеном был некий Луций Бантий. Марцелл приказал навести о нем справки и узнал очень много интересного.
Дело в том, что Бантий был лучшим воином Нолы, человеком невероятной храбрости и доблести. В битве при Каннах он сражался в рядах конницы союзников, был ранен и в бессознательном состоянии взят пунийцами в плен. Но здесь судьба неожиданно улыбнулась ему, поскольку Ганнибал приказал врачам вылечить Луция, а когда италик выздоровел, полководец переговорил с ним, наградил подарками и отпустил домой. Бантий, человек прямой и честный, решил за добро отплатить добром и в качестве благодарности сдать Ганнибалу Нолу. Молодой воин пользовался в городе большой популярностью и вскоре собрал вокруг себя немало сторонников. Мятеж в Ноле мог вспыхнуть в любой момент, а это представляло смертельную опасность для римлян, поскольку карфагенская армия находилась рядом. Устранить Бантия физически возможным не представлялось. Во-первых, Луций и его товарищи были опытными бойцами и не отдали бы свои жизни дешево, а во-вторых, заговорщики могли призвать сограждан к оружию, и тогда мятеж стал бы всеобщим. Но даже если бы Бантия удалось убить, это могло вызвать в Ноле такую бурю народного возмущения, что ни о какой обороне города от пунийцев речь бы уже не шла. Стоило начаться битве, и римляне получали удар в спину со всеми вытекающими последствиями. Марцеллу было над чем подумать.
Претор принял неожиданное решение. К Бантию явился посыльный от римского командующего и в вежливой форме сообщил, что Марк Клавдий Марцелл приглашает к себе храброго воина Луция. Бантий заподозрил подвох, но проигнорировать приглашение не мог, поскольку в этом случае обнаруживал все свои планы. Отдав сообщникам все необходимые распоряжения, ноланец отправился к Марцеллу. Марк Клавдий принял гостя очень радушно. Командующий был один, посторонние при разговоре не присутствовали, поскольку слуг и телохранителей претор предусмотрительно удалил из палатки. Беседа была доверительной, Марцелл разговаривал с Бантием не как римский военачальник с рядовым воином союзников, а как с равным. Как солдат с солдатом.
Луций знал, кто такой Марк Клавдий. Он слышал о том, что этот человек никогда не прятался за спинами подчиненных, лично водил своих людей в атаку и в честном единоборстве сразил галльского вождя. Уже одно это внушало Бантию глубокое уважение к претору. Луций был первым воином в Ноле, а римский военачальник также был известен как непревзойденный боец, мастерски владеющий всеми видами оружия. Несмотря на годы, Марк Клавдий был силен и крепок телом. Понравилось Бантию и то, что Марцелл разговаривал с ним наедине, тем самым показывая собеседнику, что, с одной стороны, он ему полностью доверяет, а с другой стороны – совершенно не боится.
Слова, с которыми римлянин обратился к ноланцу, были простыми и доходчивыми. Марцелл прямо заявил, что до недавнего времени ничего не знал о подвигах Бантия на поле боя, поскольку ни один житель Нолы ему об этом ничего не рассказал. Может быть, из зависти к Луцию, а может, по какой другой причине. «Но в римском войске доблесть не может остаться незамеченной» (Liv. XXIII. 15), сказал Марцелл, после чего добавил, что как только ему стало известно о Бантии, то он сразу же вызвал его к себе. Многие воины знают о храбрости Луция, а теперь знает и сам командующий. Марк Клавдий открыто предложил Бантию перейти к нему на службу: «В добрый час, у меня ты будешь в чести и не будешь обойден наградами; общаясь со мной, ты увидишь, как это общение тебе полезно и выгодно» (Liv. XXIII. 15). После чего объявил, что дарит ноланцу коня и 500 денариев. А затем по-дружески добавил, что прикажет ликторам пускать к нему Бантия в любое время суток, когда бы тот не пришел. Молодой человек был совершенно очарован Марцеллом и ушел от него преисполненный желания честно служить этому достойному воину. Ни о каком заговоре в пользу карфагенян речи уже не было. Плутарх излагает данный эпизод в биографии Марка Клавдия несколько иначе (Marcell. 10), но я считаю, что рассказ Ливия более логичен.
В деле Бантия Марк Клавдий предстает перед нами человеком, который очень хорошо разбирается в людях. Марцелл прекрасно понял натуру Луция и, исходя из этого, построил свой разговор с ноланцем. Претор понимал, что таких людей не подкупишь и не запугаешь, поэтому и говорил с ним прямо и открыто. Сам воин, Марцелл умел и в других ценить воинскую доблесть. По большому счёту, Марку Клавдию даже притворяться было не надо, и он говорил то, что думал на самом деле. Бантий это понял и оценил. Хотя не исключено, что если бы на месте Марцелла был другой римский военачальник, то Луций его даже слушать не стал. А так два очень похожих по складу характера человека нашли общий язык и сумели договориться к обоюдному удовольствию.
Сумев привлечь на свою сторону Бантия, Марцелл сделал действительно большое дело, поскольку лишил сторонников карфагенян лучших воинов. На данный факт обратил внимание Фронтин, когда подводил итоги разговора Марка Клавдия с Луцием Бантием: «Такой благосклонностью Марцелл не только завоевал его преданность, но привязал к себе также и его земляков, чья верность зависела от него» (Frontin. III, XVI, 1). Случилось это как нельзя кстати, поскольку под стенами Нолы появился Ганнибал.
Поднявшись на крепостную стену, Марцелл наблюдал, как перед городом разворачивается в боевые порядки карфагенская армия. Когда накануне разведчики донесли претору о том, что враг приближается к Ноле, Марк Клавдий приказал воинам покинуть лагерь и отступить за городские укрепления. Он опасался мятежа сторонников Ганнибала в городе, а потому предпочел не рисковать. Да, Бантий со своими товарищами служили теперь Риму не за страх, а за совесть, но их было немного на фоне большого количества простых граждан, желающих заключить союз с Карфагеном. Некоторое время Марцелл внимательно наблюдал за маневрами пунийцев, а затем подозвал к себе трибуна и велел выводить легионы из города. Заметив недоумение на лице подчиненного, командующий пояснил, что не собирается атаковать врага, а хочет дать бой непосредственно от обороны. Если легионеры встанут недалеко от городских стен, то окажутся под прикрытием легковооружённой пехоты, которая займет позиции на укреплениях Нолы. Лобовую атаку карфагенян манипулы, вне всякого сомнения, выдержат, а Ганнибал, в свою очередь, не сможет обойти квиритов конницей с флангов и тыла. Поэтому есть неплохой шанс сразиться с пунийцами на равных в открытом бою.
Ганнибал был немало удивлен, когда распахнулись ворота Нолы и оттуда стали выходить римские легионы. Быстро закончив построение, противник изготовился к бою. Но карфагенский полководец не спешил отправлять своих воинов вперед. Он видел, что на городских стенах полно вражеских легковооруженных воинов, и понимал, что в сложившейся ситуации атака может привести к очень большим потерям. Да и от конницы при таком положении дел толку мало. Ганнибал медлил, Марцелл тоже оставался на месте. Через некоторое время пунийцы ушли в лагерь, а римляне в Нолу.
На следующий день противники вновь построились друг против друга, но в сражение так и не рискнули вступить. Между отрядами легковооруженных воинов происходили мелкие стычки, но дальше этого дело не шло, поскольку как Марк Клавдий, так и Ганнибал понимали цену малейшей ошибки. Оба хотели действовать наверняка. Поэтому в течение нескольких дней ситуация повторялась с завидной регулярностью – тяжеловооруженная пехота застыла в правильном строю, а мобильные войска сражаются друг с другом на открытом пространстве. Трудно сказать, как долго продолжалась бы эта игра в кошки-мышки, когда непредвиденные обстоятельства заставили Марцелла изменить тактику.
Командующему доложили о том, что жители Нолы сговорились с Ганнибалом. Как только римляне в очередной раз выйдут за городские укрепления, то сторонники пунийцев в Ноле закроют за ними ворота и захватят стены. Всех оставшихся в городе воинов Марцелла планировалось перебить, армейский обоз разграбить, а затем впустить в Нолу карфагенян. Оценив складывающуюся обстановку, претор решил нанести удар на опережение. Но не по заговорщикам, а по армии Ганнибала.
На рассвете претор разделил своё войско на три отряда. У центральных ворот была собрана ударная группировка, в состав которой вошли бывшие легионеры Варрона, воины Морского легиона, а также римская конница. Ещё у двух ворот Марк Клавдий расположил новобранцев, велитов и союзную кавалерию. Гражданам Нолы под страхом смерти было запрещено находиться вблизи стен и ворот, а чтобы приказ не был нарушен, за жителями присматривали воины охранения. Им же было поручено наблюдать за армейским обозом. Многочисленной обозной прислуге было велено взять колья и находиться в районах, примыкающих к городским воротам, чтобы перегородить путь вражеской коннице при попытке прорваться в Нолу. На городских укреплениях остались лишь редкие дозорные, наблюдающие за всеми перемещениями пунийцев. Марцеллу оставалось только ждать.
Вскоре из лагеря вышла карфагенская армия и построилась в б