Дело в том, что по Сицилии неожиданно прошел слух о смерти Гиерона. Скорее всего, кто-то воспользовался непроверенной информацией и пустил гулять по острову байку о том, что царь скончался. Ничего необычного в этом не было, поскольку старик действительно доживал последние дни. Но эллинов поразило другое – реакция на данную сплетню римлян, выдавших досужие разговоры за истину в последней инстанции. Они приняли решение, со всей ясностью обнаружившее их намерения. Тит Отацилий Красс, командующий базировавшегося в Лилибее флота, отдал приказ по эскадре идти на Сиракузы, и пять десятков боевых кораблей устремились к городу. Римляне двигались стремительно, и только доплыв до мыса Пахин[49], с удивлением узнали, что Гиерон, оказывается, жив. Конфуз был налицо, и квиритам ничего другого не оставалось, как развернуть суда и вернуться в Лилибей. На первый взгляд ничего страшного не произошло, однако в Сиракузах появились определенные подозрения в отношении союзников.
Римляне достаточно активно действовали на Сицилии, стараясь нанести оттуда удар по владениям Карфагена в Африке и заодно контролируя юг Италии. Но набег претора Публия Фила на африканское побережье закончился неудачей, а сам он был тяжело ранен, о чем доносил сенату Тит Отацилий (Liv. XXIII, 21). Сам Отацилий действовал гораздо успешнее, ему удалось безнаказанно разграбить окрестности Карфагена, а в морском бою у Сардинии захватить семь вражеских кораблей (Liv. XXIII, 41). Претор Аппий Клавдий Пульхр, получивший в 215 г. до н. э. в качестве провинции Сицилию (Liv. XXIII, 30), попытался выбить карфагенян из города Локры на Бруттийском полуострове. Выбрав подходящий момент, Аппий Клавдий перебросил на кораблях войска в Южную Италию, но гарнизон в Локрах отразил все атаки римлян, и претору пришлось вернуться на Сицилию (Liv. XXIII, 41). Но все эти активные действия были возможны только в том случае, если в Сиракузах царствовал дружески настроенный к римлянам правитель. Квириты это очень хорошо понимали, и даже хотели вернуть Гиерону деньги, которые брали у него в прошлом году на уплату жалованья легионерам. Но ситуация была очень сложная, и средства, предназначенные для выплаты долга царю Сиракуз, ушли на войну с Македонией. Но старик каким-то образом узнал об этом и вновь помог своим римским союзникам, прислав им 200 000 модиев[50] пшеницы и 100 000 модиев ячменя (Liv. XXIII, 38). Между тем дни Гиерона были сочтены.
Перед смертью старый царь сделал следующее. Желая сохранить в стране устойчивый внутренний баланс между различными группировками, Гиерон создал опекунский совет, в обязанности которого входило управлять Сиракузами до тех пор, пока внук не будет в состоянии сам исполнять обязанности главы государства. А чтобы члены совета не сговорились между собой против Гиеронима, его главными опекунами царь назначил своих зятьев – Адранодора и Зоиппа. Старик рассудил, что родственники будут надежно оберегать молодого правителя, поскольку именно на нем зиждется их благополучие. Впрочем, Полибий упоминает о том, что у Гиеронима были братья.
Когда царь скончался, опекуны вывели к народу Гиеронима и обнародовали завещание Гиерона. Никаких эксцессов не последовало, процедура смены власти прошла спокойно. Тем не менее граждане Сиракуз были насторожены, поскольку никто не знал, как дальше будет складываться внешняя и внутренняя политика правительства. Но до поры до времени всё было тихо, поскольку опекуны занялись выяснением отношений в своём узком кругу. Всё закончилось тем, что зять умершего царя Адранодор удалил от Гиеронима всех опекунов, а затем и сам сложил с себя полномочия, объявив, молодой царь уже достаточно взрослый и может править сам. Несмотря на то что Гиерониму было всего пятнадцать лет, народ в данный момент воспринял действия Адранодора как должное.
В дальнейшем ситуация изменилась, но связано это было не с личностью самого Гиеронима, а с борьбой за власть в его окружении. Рассмотрим этот вопрос подробнее. Тит Ливий, у которого есть связный рассказ о событиях в Сиракузах, относится к молодому царю очень негативно. И такой подход писателя вполне объясним, поскольку Гиероним отказался от традиционного союза с Римом и заключил его со злейшим врагом квиритов – Карфагеном. Поэтому Ливий начинает обвинять правителя во всевозможных смертных грехах. Посмотрим, насколько эти утверждения правдоподобны. Например, римский историк акцентирует внимание читателей на том, что в отличие от своего отца и деда, старавшихся не щеголять перед гражданами Сиракуз в царских регалиях, Гиероним вел себя иначе. Он появлялся перед народом в золотой диадеме и пурпурном плаще на запряженной четверкой белых коней колеснице, в окружении телохранителей. Но ничего страшного в этом нет, поскольку царь был очень молод и просто тешил своё самолюбие. И в Сиракузах этого не могли не понимать. Поэтому обвинять Гиеронима в том, что он использовал внешние атрибуты царской власти, глупо, так же как и в том, что подданных пугала его «бесчеловечная жестокость» (Liv. XXIV, 5). Ведь Ливий не приводит ни одного примера этой пресловутой «жестокости»!
Гораздо более значительным был другой момент. После того как опекунский совет был распущен, всеми делами при Гиерониме заправляли трое – его родственники Адранодор и Зоипп, а также некий Фразон. Причем первые двое склоняли правителя к союзу с Карфагеном, а последний горой стоял за сотрудничество с римлянами. Налицо борьба двух партий при царском дворе. В этой обстановке и созрел заговор против Гиеронима.
О том, каковы были конечные цели заговорщиков, нам неизвестно, поскольку рассказ Полибия об этих событиях не сохранился, а повествование Ливия оставляет больше вопросов, чем дает ответов. Сама же суть дела такова: по доносу Каллона, друга детства Гиеронима, был схвачен Феодот, считавшийся одним из заговорщиков. Его допрашивал Адранодор, и под пыткой арестованный показал, что главой заговора был не кто иной, как Фразон. Что, в общем-то, и неудивительно, если исходить из того, кто именно вел следствие. А вел его политический противник Фразона. Ливий пишет о том, что Феодот не назвал настоящих участников заговора, а сознательно оболгал Фразона и «самых гнусных приспешников царя, какие только приходили в голову» (XXIV, 5). Скорее всего, подследственному подсказали, какие имена он должен назвать. Именно Адранодору дело в отношении Фразона было на руку, и здесь Феодот мог ему пригодиться как ценный свидетель. В итоге, Феодот говорил только то, что хотел услышать Адранодор, в противном случае у него не имелось никаких шансов выйти живым из застенка. А так пусть и минимальный, но шанс был. Ведь не просто так арестованного вскоре выпустили на свободу, такие чудеса случаются лишь в силу объективных причин. Пройдет совсем немного времени, и Феодот вновь громко заявит о себе. Вот тогда и пожалеет Адранодор о том, что вместо того, чтобы как следует провести следствие, занимался сведением личных счетов.
Адранодором и Фразоном всё понятно. Неясен другой вопрос – чего хотели добиться участники заговора? Если исходить из дальнейшего хода событий, то ничего нового они не придумали, а решили убить Гиеронима, чтобы осчастливить народ свободой и демократией. Со времен Гармодия и Аристогитона[51] у эллинов была такая национальная забава – убить тирана и тем самым погрузить государство в смуту и хаос. Сицилийские греки здесь исключением не были. Заговор против Гиеронима действительно существовал, но благодаря провокационным действиям Адранодора раскрыт не был. Тем не менее в этот раз царский родственник выиграл. Фразона и его сторонников казнили (при этом Ливий подчеркивает, что они были невиновны), а власть оказалась в руках родичей Гиеронима, Адранодора и Зоиппа. У сторонников союза с Карфагеном оказались развязаны руки, и они перешли к активным действиям.
О событиях, которые разыгрались в Сиракузах после истории с заговором, сохранились сведения у Полибия. Из текста «Всеобщей истории» следует, что, казнив Фразона, Адранодор и Зоипп убедили своего царственного родственника отправить доверенных людей к Ганнибалу в Италию. Примечательно, что послами к карфагенскому полководцу отправились не граждане Сиракуз, а уроженец Кирены Поликлит и Филодем из Аргоса. Трудно сказать, с какой целью Гиероним отправил в Александрию своих братьев и мужа сестры Зоиппа, но такая информация присутствует у Полибия и Тита Ливия. Как видим, дипломатическую деятельность царь развернул очень бурную.
Ганнибал принял посланцев Сиракуз с радостью. Он сразу оценил, какие возможности открывает союз перед ним с сицилийскими эллинами, и поэтому действовал очень быстро. Пообещав Гиерониму помощь в борьбе против Рима, полководец отправил в Сиракузы в качестве посла своего тезку Ганнибала, командующего карфагенским флотом. Вместе с ним отправились и два брата – Гиппократ и Эпикид, потомки сиракузских эмигрантов, которых Ливий характеризует как «воинов опытных, сведущих в военном деле, а при этом дерзких и нищих» (XXIV, 23). В своё время их дед убил Агафарха, сына тирана Сиракуз Агафокла, а затем, спасая свою жизнь, убежал в Карфаген. Там беглеца приняли. Его внуки, Гиппократ и Эпикид, были по крови уже наполовину пунийцами и гражданами Карфагена. Братья служили своей новой родине не за страх, а за совесть, воевали в Испании и были ветеранами походов Ганнибала. Не случайно именно на них остановил свой выбор карфагенский военачальник.
Прибыв в Сиракузы, пунийский флотоводец встретился с царем и передал слова Ганнибала. Гиероним выслушал посланца и сразу же предложил ему в сопровождении делегации эллинов отправиться в Карфаген и немедленно заключить союз. Молодой человек торопился, опасаясь римлян. И как оказалось, не напрасно, поскольку они быстро о себе напомнили. Претор Аппий Клавдий Пульхр, в чьем ведении находилась провинция Сицилия, узнал о переговорах молодого царя с карфагенянами, и вскоре к Гиерониму прибыло посольство от квиритов.