После взятия Казилина Марк Клавдий вернулся в Нолу, где неожиданно заболел и на некоторое время был вынужден отойти от руководства боевыми действиями. Но болеть консулу долго не пришлось: «В Сицилии началась война, и ею нельзя было пренебречь; со смертью тирана в Сиракузах появились вожди деятельные; обстоятельства и настроения не изменились. Консулу Марку Марцеллу было поручено ведать этой провинцией» (Liv. XXIV, 21). В дальнейшем Ливий сделает существенное уточнение: «Марку Клавдию поручена Сицилия – до границ Гиероновых владений» (XXIV, 44). Из этого следует, что сенат поставил перед консулом конкретную цель – завоевать Сиракузы.
Главной проблемой Марка Клавдия стало формирование боеспособной армии для боевых действий на Сицилии. Прибыв на остров в тот самый момент, когда в Сиракузах были избраны архонтами Гиппократ и Эпикид, консул обнаружил, что местные воинские контингенты состоят преимущественно из людей, сражавшихся под Каннами и постановлением сената изгнанных на Сицилию. Здесь у них не было никаких шансов ни отличиться в бою и тем самым заслужить прощение, ни обогатиться за счет врага. Плутарх отмечает, что никто из находившихся в изгнании легионеров не мог получить от полководца венок или какой иной дар, присуждаемый за храбрость (Marcell. 13). Наказали не только пехоту, но и кавалерию: «у всех, кто при Каннах служил в коннице и потом оказался в Сицилии (а их было много), отобрали лошадей. Горечь наказания увеличило продление срока службы; прежние походы, проделанные на лошадях, полученных от государства, этим всадникам не засчитывались – десять походов они должны проделать на собственных лошадях» (XXVII, 11). Мало того, опальным воинам, «к вящему их позору, запрещено было зимовать по городам и разбивать зимний лагерь ближе чем в десяти милях от какого бы то ни было города» (Liv. XXVI, 1). Подход сената к проблеме был более чем странный, потому что главный виновник поражения при Каннах – Варрон, никакой ответственности за этот разгром не понес и как ни в чем не бывало продолжал занимать государственные должности. «Отцы отечества» отыгрались на простых легионерах, вся вина которых заключалась в том, что они остались живы вопреки глупости командующего. Это было верхом несправедливости, но сенату были нужны козлы отпущения. И он их нашел.
Когда Гиероним разорвал союз с Римом и начал войну с республикой, перед изгнанниками забрезжил луч надежды, но вскоре царь был убит, а военные действия закончились, так толком и не начавшись. Прибытие Марцелла вновь всколыхнуло проштрафившихся легионеров, и они отправились к консулу, умоляя дать им возможность принять участие в боевых действиях (Plut. Marcell, 13). Тем более что многие из них раньше служили под его командованием. Марк Клавдий очень хорошо знал солдатскую психологию и понимал чувства стоявших перед ним ветеранов. С другой стороны, консул был человеком практичным и считал невозможным в сложившихся обстоятельствах отказываться от услуг людей, хорошо знакомых с военным делом. Поэтому Марцелл написал в сенат письмо, где просил разрешения использовать этих воинов. Ответ, полученный командующим относительно беглецов из-под Канн, был оригинальным: «Ему ответили, что те недостойны возвратиться в свои лагеря, впрочем, разрешили ему сделать все, что, по его мнению, пойдет на благо государства, но чтобы никто из солдат не был освобожден от военного дела, не получал награды и не возвращался в Италию, пока здесь находятся враги» (Val. Max. II, 7. 15). В изложении Тита Ливия ответ сенаторов звучит так: «нет основания поручить государство воинам, покинувшим в бою своих товарищей. Если проконсул Марк Клавдий думает иначе, пусть поступает так, как считает, по совести своей, полезным для государства, лишь бы каждый из этих воинов делал свое дело, не получал бы наград за доблесть и не был бы привезен в Италию, пока неприятель находится на италийской земле» (XXV, 7).
Интересно, что Тит Ливий относит данный эпизод к более позднему времени, когда война на Сицилии шла уже второй год. Но более логичной представляется версия Плутарха. Поскольку эти воины уже воевали под началом Марцелла в Италии, то представляется вполне логичным, что как только их бывший командующий в ранге консула появился на Сицилии, они отправили к нему делегатов. Зачем им ждать два года, когда появился шанс сразу же изменить свою участь в лучшую сторону.
Пока Марцел занимался пополнением и доукомплектованием своей армии, в его лагерь прибыли люди Аппия Клавдия и привели с собой делегацию из Сиракуз. Посланцы подтвердили намерение государственного совета возобновить союз с Римом, и консул отправил в город своих представителей заключать договор. Но в Сиракузах было неспокойно, слухи, один тревожнее другого, будоражили население. Узнав о том, что к мысу Пахин подошел карфагенский флот, Гиппократ и Эпикид активизировали свою деятельность и стали вести открытую пропаганду среди солдат и наемников, побуждая начать войну с Римом. Иначе квириты первые нападут на Сиракузы. Для подтверждения своих слов братья показывали на стоявшие около входа в гавань римские боевые корабли и говорили, что не просто так они там появились. Народ поверил новым архонтам и бросился на пристань, чтобы помешать предполагаемой высадке римлян.
Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, городские власти объявили о созыве народного собрания, где один из архонтов, Аполлонид, обратился с проникновенной речью к согражданам, убеждая сохранить дружбу с римлянами. После этого было объявлено о том, что будет собран государственный совет, где и будет принято окончательное решение по поводу внешнеполитического курса Сиракуз. На совещании архонты, стратеги и командиры наемных отрядов спорили между собой до хрипоты, но верх одержали сторонники союза с квиритами. Договорились отправить к Марцеллу посольство и подтвердить свои добрые намерения относительно римлян.
Но человек предполагает, а боги располагают. Неожиданно в Сиракузах появились послы из Леонтин и стали просить своих соседей о помощи. Времена были тревожные, никто не знал, будет война на Сицилии или нет, и поэтому граждане Леонтин попросили правительство Сиракуз прислать к ним в город воинский контингент, чтобы в случае беды, оказал местному ополчению посильную помощь. Для государственного совета эта просьба оказалась как нельзя кстати, поскольку давала возможность удалить из города все неблагонадежные элементы. Был собран четырехтысячный отряд из наемников и италийских перебежчиков, которых к этому времени немало скопилось в Сиракузах. Командиром был поставлен Гиппократ. Он также обрадовался своему новому назначению, поскольку получил реальное командование над многочисленным подразделением. У старшего из братьев появилась свобода для маневра, и он хотел максимально ею воспользоваться.
Прибыв в Леонтины, Гиппократ внимательно изучил обстановку на месте, после чего составил план действий. Его воины стали регулярно совершать набеги на римское приграничье, что, по сути, означало объявление войны. Ситуация сложилась парадоксальная, поскольку государственный совет отправил к Марцеллу послов возобновлять союзнический договор, а Гиппократ своей волей начал боевые действия против республики. Аппий Клавдий не на шутку встревожился и спешно выслал войска для охраны границ, но на пользу делу это не пошло. Когда римляне разбили лагерь и предались отдыху, то были внезапно атакованы отрядом Гиппократа, понесли большие потери и были вынуждены отступить. О нападении доложили Марцеллу. Консул немедленно отправил послов в Сиркузы, где римские уполномоченные потребовали изгнания Гиппократа и Эпикида не только из города, но и из Сицилии вообще. Узнав об этом, Эпикид не стал искушать судьбу и спешно покинул Сиракузы. Только путь его лежал не к старшему брату, находившемуся в войсках, а в Леонтины. Туда же прибыли и посланцы архонтов, чтобы потребовать изгнания Гиппократа и Эпикида.
Но Эпикид опередил эту делегацию и сумел должным образом настроить общественное мнение в Леонтинах. Объявив гражданам о том, что Сиракузы признали власть Рима и теперь хотят подчинить воле квиритов своих соседей, он сделал беспроигрышный ход. И когда послы государственного совета стали жаловаться на то, что совершено нападение на римский отряд, а также требовать изгнания главных виновников этого происшествия, они получили жесткий ответ. Им прямо заявили, «что леонтинцы не поручали сиракузянам заключать мир с римлянами, а чужие договоры их ни к чему не обязывают» (Liv. XXIV, 29). Получив от ворот поворот, в Сиракузах решили уведомить Марцелла о случившемся, а заодно сказать консулу о том, что сиракузяне охотно примут участие в войне против Леонтин на стороне римлян. Но только при условии, что в дальнейшем этот город будет подчинен Сиракузам (Liv. XXIV, 29).
Марцелл охотно согласился. Полководец быстро набросал план кампании, решив атаковать Леонтины с разных сторон – своими легионами, войсками Аппия Клавдия и силами союзников-эллинов. Марк Клавдий был уверен, что город не выдержит атаки с противоположных направлений. Римляне не стали медлить, совершили форсированный марш и вскоре подошли к Леонтинам, где их совсем не ожидали. Союзники Марцелла тоже выступили в поход из Сиракуз, но задержались в пути и не успели к штурму.
У Полибия сохранилось описание Леонтин: «…По общему расположению город леонтинцев обращен к северу. Посредине его проходит глубоко лежащая равнина, на которой помещаются правительственные и судебные здания и самая площадь. По обеим сторонам долины, вдоль нее тянутся высоты с непрерывными крутыми откосами. Плоскогорье обоих холмов все занято частными домами и храмами. Город имеет двое ворот; одни из них находятся на южной оконечности упомянутой долины и ведут к Сиракузам, другие – на северном конце ее и ведут к так называемой Леонтинской равнине и к возделываемым полям. Под одним из обрывов, западным, протекает река по имени Лисс. Вдоль нее под самым откосом расположены в ряд в большом числе дома; между ними и рекою лежит упомянутая выше дорога