Взглянем на проблему с другой стороны. Дело в том, что все те махинации, в которых Ливий обвиняет Гиппократа, старший из братьев должен был проделать на глазах у тысяч людей. Здесь и написание подложного письма, и договоренности с критянами, которые должны были это письмо доставить в лагерь, и сговор с человеком, отправленным в Сиракузы подтвердить факт разгрома Леонтин. Слишком всё это натянуто и неубедительно. Тогда возникает вопрос – зачем это надо было римскому историку? Ответ прост – городить всю эту бессмыслицу Ливию было нужно только для того, чтобы показать подлость, лживость и коварство Гиппократа и Эпикида. На фоне римского благородства.
Когда посланец Гиппократа прибыл в Сиракузы, то его выслушал не только простой народ, но и архонты. И что самое примечательное, они ему поверили! А данный факт говорит о многом, ведь архонты при желании могли проверить информацию о том, что случилось в Леонтинах. По большому счету, они это были обязаны сделать при первых слухах о падении города. От Сиракуз до Леонтин будет около 50 км и в течение максимум двух суток государственный совет мог узнать правду об истинном положении дел у соседей. В этом случае слова прибывшего от Гиппократа человека могли послужить лишним подтверждение к той информации, которой обладало правительство. В этом случае всё выглядит очень логичным, а если воспринимать текст Ливия буквально, то архонты Сиракуз выглядят очень наивными и глупыми людьми, какими они не могли быть по определению.
Примечательны слова, с которыми члены городского совета обратились к согражданам: «хорошо, что римляне показали в Леонтинах свою жадность и жестокость. Если они вступят в Сиракузы, они поведут себя так же или еще хуже, потому что здесь есть чем поживиться» (Liv. XXIV, 32). Народ единодушно постановил закрыть все городские ворота, взять под охрану городские стены и расставить по городу караулы. И хотя некоторые архонты и аристократы по-прежнему считали, что только союз с Римом спасет Сиракузы, в данных обстоятельствах они были вынуждены вести себя крайне осторожно, поскольку к городу уже подошла армия во главе с Гиппократом и Эпикидом.
Войска встали около ворот Гексапил, от которых начиналась дорога на Леонтины, и через родственников сиракузян, находившихся в армии, братья стали вести переговоры с представителями различных городских кругов о вступлении в Сиракузы. Своей главной целью Гиппократ объявил защиту города от римлян, и у горожан не было оснований ему не верить. Тяжелые створки ворот Гексапила распахнулись, и длинная колонна воинов начала медленно втягиваться в город. Когда об этом донесли членам государственного совета, то они разом забыли про своё достоинство и бросились в город, требуя, чтобы стража закрыла ворота. Но всё было тщетно, наоборот, своим вмешательством архонты ещё больше подлили масла в огонь и спровоцировали толпу на новые действия. Горожане устремились вперед, разбили засовы ещё на шести воротах, и воины Гиппократа устремились в город. Осознав, что всё кончено, члены городского совета с небольшим количеством воинов убежали в укрепленный квартал Ахрадину и накрепко там заперлись.
Но спасти их уже ничто не могло. Оказавшись в городе, армия Гиппократа и Эпикида стала расти как на дрожжах, поскольку в её ряды вливались многочисленные наемники и перебежчики. Граждане Сиракуз одевали доспехи, брали оружие и тоже присоединялись к солдатам, охваченные необыкновенным воодушевлением. Вся эта многотысячная толпа двинулась к Ахрадине и с ходу устремилась на штурм квартала. Немногочисленных защитников смели с крепостных стен и разогнали по улицам, а архонтов перебили. Уцелели только те, которые убежали из города в момент вступления в Сиракузы армии Гиппократа. Поскольку большинство членов городского совета были участниками заговора и убийства Гиеронима, то и воздаяние они получили по делам своим. На следующий день, в преддверии неминуемой войны с Римом, из тюрем выпустили заключенных и стали освобождать рабов. Каждый человек, способный держать оружие, был теперь в Сиракузах на счету. На народном собрании граждане выбрали стратегами Гиппократа и Эпикида, на плечи которых легла защита города от ожидаемого римского вторжения.
Подводя итог этим событиям, Тит Ливий посетовал, что «Сиракузы, которым на краткий миг блеснула было свобода, вернулись в старое рабство» (Liv. XXIV, 32). И можно было бы здесь согласиться с римским историком, если бы не одно НО – во время войны любое народовластие представляет смертельную опасность для государства. Залог победы – в единоначалии.
6. «Идут Марцелла корабли на приступ Сиракуз…»
Узнав о событиях в Сиракузах, карфагенский военачальник Гимилькон, стоявший с флотом у мыса Пахин, моментально оценил открывающиеся перед пунийцами перспективы. Флотоводец немедленно отправил к Гиппократу и Эпикиду посольство, настоятельно рекомендуя послать доверенных лиц в Карфаген и просить помощи в борьбе с римлянами. Также Гимилькон вступил в переписку с Ганнибалом. Он попросил полководца написать письмо карфагенским властям и убедить их, что настал удобный момент вернуть Сицилию. Осознавая важность момента, Гимилькон передал командование флотом заместителю и лично отправился в столицу, чтобы, пользуясь своим влиянием, добиться отправки на сицилийский театр военных действий дополнительных сухопутных и морских сил. Гимилькону легко удалось убедить правительство принять его предложения, и вскоре началось формирование армии для боевых действий на Сицилии. Но римляне об этом ещё не знали.
Когда Марцеллу доложили о перевороте в Сиракузах, он понял, что пришло время переходить от слов к делу, и приказал войскам сниматься с лагеря. Легионы выступили в долгожданный поход. Но пока они бодро маршировали по острову, выбивая пыль из сицилийских дорог, в городе произошел инцидент с римским посольством. То ли Аппий Клавдий решил проявить инициативу и независимо от Марцелла направил в город послов, то ли консул их отправил до того, как в Сиракузах сменилась власть, но когда посольские корабли входили в гавань Сиракуз, они были атакованы эллинами. Судно, где находилась посольская охрана, было захвачено при входе в гавань, а квинквереме[52], где находились римские уполномоченные, удалось ускользнуть. Тем временем с запада к городу подошли консульские легионы и разбили лагерь около храма Зевса Олимпийского. Отсюда Сиракузы были хорошо видны, и Марцелл смог оценить как мощь городских укреплений, так и всю сложность стоявшей перед ним задачи.
Сиракузы были огромным городом и первоклассной крепостью, где было три линии обороны. Они обладали одной из самых мощных в Средиземноморье системой городских укреплений: «Сиракузы – город, по величине не уступавший Афинам» (Plut.Nic. 17). Настоящий гимн величию и красоте Сиракуз произнес Цицерон, неоднократно посещавший этот город: «Вы не раз слышали, что Сиракузы – самый большой из греческих городов и самый красивый. Это действительно так, судьи! Ибо он очень выгодно расположен, и как с суши, так и с моря вид его великолепен; его гавани находятся внутри городской черты, к ним то тут, то там прилегают городские здания; имея самостоятельные входы, эти гавани соединяются и сливаются; там, где они соединяются друг с другом, узкий морской пролив отделяет одну часть города, называемую Островом; эта часть сообщается с остальными частями города посредством моста. Город этот так велик, что может показаться, будто он состоит из четырех огромных городов. Один из них, тот, о котором я уже говорил, – Остров, омываемый двумя гаванями, выдается далеко в море, соприкасается с входами в обе гавани и доступен с обеих сторон. Здесь стоит дворец, принадлежавший царю Гиерону и теперь находящийся в распоряжении преторов. Здесь же очень много храмов, но два из них намного превосходят все остальные: один – Дианы, другой, до приезда Верреса поражавший своим богатством, – Минервы. На самом краю Острова течет ручей с пресной водой, называемый Аретусой, очень широкий, кишащий рыбой; если бы он не был отделен от моря каменной плотиной, то морские волны вливались бы в него. Второй город в Сиракузах называется Ахрадиной; здесь есть обширный форум, красивейшие портики, великолепный пританей, величественная курия и замечательный храм Юпитера Олимпийского, выдающееся произведение искусства; остальные части этого города, пересекаемые одной широкой продольной улицей и многими поперечными, застроены частными домами. Третий город называется Тихэ, так как в этой части города был древний храм Фортуны; в нем есть огромный гимнасий, множество храмов; эта часть города сильно застроена и густо населена. Четвертый город называется Неаполем, так как был построен последним; в самой возвышенной части его находится огромный театр и, кроме того, два прекрасных храма: Цереры и Либеры, а также и очень красивая статуя Аполлона Теменита» (in C. Verrem. II, IV, LII–LIII). Воспев красоту Сиракуз, Цицерон ни словом не обмолвился об их укреплениях. Исправим недоработку оратора и разберем этот вопрос, опираясь на свидетельства античных авторов.
Древнейшей частью города была Ортигия, называемая также Островом, где находился акрополь. Здесь хранилась государственная казна, в зернохранилищах были сосредоточены большие запасы продовольствия, а знаменитый источник пресной воды Аретуза позволял гарнизону крепости выдержать продолжительную осаду. Здесь же были возведены храмы Артемиды и Афины. По свидетельству Тита Ливия, «место это, огороженное тесаным камнем, укрепленное, словно крепость» (Liv. XXIII, 21). На северо-востоке от Ортигии находилось большое предместье под названием Ахрадина, оно располагалось на известняковом плоскогорье и было окружено мощнейшей крепостной стеной с башнями. Причем как со стороны суши, так и со стороны моря: «стена тянется вдоль моря на собственном основании» (Polyb. VIII, 5). Об этом упоминает и Тит Ливий: «Стену Ахрадины… омывает море» (Liv. XXIV, 34). По мнению Плутарха, Ахрадина была «