самым красивым, обширным и лучше других укрепленным кварталом…, потому что этот квартал был обнесен особою стеной, примыкавшей к стенам внешней части города (одна часть его называлась Неаполь, другая – Тихэ)» (Marcell, 18). Тит Ливий отмечает, что кварталы Неаполь и Тихэ «сами по себе являются городами» (XXV, 25).
Ключом к Сиракузам был холм Эпиполы. Фукидид пишет, что это была обрывистая возвышенность, непосредственно господствующая над городом: «Со всех прочих сторон местность эта обрывиста, спускается покато к городу, оттуда и видна на всем пространстве. Возвышенность называется у сиракузян Эпиполами, потому что она находится наверху над всеми окрестностями» (VI, 96). Во время осады Сиракуз афинянами в 414–413 гг. до н. э. за этот холм шли ожесточенные бои. Тиран Дионисий сделал соответствующие выводы и, желая свести опасность для города к минимуму, приказал окружить Эпиполы огромной каменной стеной с башнями. Таким образом, появились три новых квартала – Тихе, Неаполь и Эпиполы, по своим размерам не уступающие Ахрадине. Возведение новых укреплений завершило формирование оборонительной системы Сиракуз. Тит Ливий пишет, что стена Дионисия шла «по холмам разной высоты, по большей части высоким и труднодоступным, но кое-где понижающихся и в ложбинах переходимых» (XXIII, 34). Здесь были и свои преимущества: «скала, на которой лежат основания стен, в значительной части наклонена… поэтому подойти к стене было трудно, а взбираться опасно» (Liv. XXIII, 34). Когда возводились крепостные стены вокруг Эпипол, то строители настолько удачно вписали их в рельеф местности, что сделали эти фортификационные сооружения практически неприступными: «Город был достаточно крепок тем уже, что облегающая кругом стена покоилась на высотах и поднимающемся перед городом утесе; к ним трудно подойти даже и тогда, если бы осаждаемые не оказывали никакого сопротивления, за исключением немногих определенных пунктов» (Polyb. VIII, 5). Да и сам подступ к стенам был затруднен «из-за неровной местности, окрестных болот и близости моря» (Plut.Nic. 17). Таким образом, общая оборонительная линия Сиракуз достигала 27 км.
Но и это было ещё не всё. На западе квартала Эпиполы была возвышенность под названием Эвриал: «это холм на окраине города, противоположной морю, над дорогой, ведущей в поля и в глубь острова: отсюда очень удобно принимать подвозимое продовольствие» (Liv. XXV, 25). Эвриал был неплохо укреплен и обладал сетью разветвленных подземных ходов, являясь своего рода крепостью в крепости. Из этого пункта можно было как попасть в город, так и выйти из него.
Осознав, насколько сложной будет предстоящая осада, Марцелл решил попытаться решить дело миром. В город были отправлены послы с мирными инициативами, но стратеги решили не впускать эту делегацию за крепостные стены. На переговоры отправился Эпикид, встреча состоялась у городских ворот. Глава римской делегации произнес короткую речь, смысл которой заключался в том, что «они не воевать пришли к сиракузянам, они несут им помощь и поддержку – и тем, кто бежал к ним, ускользнув от жестокой резни, и тем, кто задавлен страхом и терпит рабство, которое хуже не только изгнания, но и самой смерти. Римляне не оставят неотмщенным гнусное убийство союзников. Итак, если те, кто бежал к ним, получат возможность вернуться на родину; если будут выданы виновники убийства; если свобода и законность у сиракузян будут восстановлены, то незачем браться за оружие. Если все пойдет не так и кто-то станет чинить препятствия, римляне на того ополчатся» (Liv. XXIV, 33). Как знакомо звучат эти слова! Если речь римского уполномоченного вложить в уста какого-либо политического деятеля из одного заокеанского государства, а вместо Сиракуз назвать любую современную страну, то мы не увидим никакой разницы. Проходят века, тысячелетия, но под солнцем ничего не меняется, по-прежнему торжествует право сильного, а любую агрессию прикрывают поволокой из красивых слов.
Выслушав монолог консульского посланца, Эпикид сказал, что между взятием Леонтин и штурмом Сиракуз очень большая разница и римляне в этом очень скоро убедятся. После чего прервал переговоры и удалился в город. Тяжелые створы ворот захлопнулись перед носом римского уполномоченного. Однако на этом дело не закончилось. Через некоторое время посланец вновь встал перед воротами и объявил, что сейчас с гражданами Сиракуз будет говорить командующий Марк Клавдий Марцелл. Вскоре в сопровождении ликторов прибыл консул и потребовал для переговоров Гиппократа и Эпикида. Но на стенах царила тишина, никто из воинов и командиров даже не удосужился что-либо ответить Марку Клавдию. Посол, посмотрев на консула, вновь стал вызывать стратегов, и снова ответом ему было молчание. Постояв ещё несколько минут, Марцелл резко развернулся и быстро зашагал к римскому лагерю (Liv. XXVI, 31).
Легендарная осада Сиракуз началась.
Полибий пишет о том, что Аппий Клавдий, облеченный проконсульской властью, принял начальство над сухопутными войсками, а Марцелл командовал флотом (Polyb. VIII, 5). Город был осажден как со стороны суши, так и со стороны моря. Армия Аппия Клавдия готовилась к штурму города в районе Гексапил, а флот Марцелла должен был атаковать с моря квартал Ахрадины. Несмотря на то что консул объявил о трудности предстоящего предприятия, в легионах царили шапкозакидательские настроения, порожденные быстрым взятием Леонтин. С ходу овладев этим городом, римляне были уверены, что и Сиракузы будут взяты так же легко, поскольку сицилийские эллины плохие воины. Но реальность развеяла эти иллюзии.
В течение пяти дней в римских лагерях шла подготовка к приступу, собирались баллисты и катапульты, строились навесы и осадная техника, сколачивались штурмовые лестницы. Особенно тщательно готовился Марцелл, поскольку знал, что вести атаку на городские укрепления с моря гораздо сложнее, чем с суши. Под его командованием было 60 квинквирем, этих сил, по мнению консула, было вполне достаточно для успешного проведения операции. Надо было только грамотно ими распорядиться. По приказу Марка Клавдия корабли ставили борт к борту по два и связывали между собой. И пусть теперь гребцы могли действовать веслами только с наружных сторон, а маневренность квинквирем значительно уменьшилась, такие парные суда стали гораздо устойчивее. Появилась возможность установить на них многоэтажные осадные башни и стенобитные машины. Так же по приказу консула были изготовлены самбики – огромные лестницы, с высокими перилами с двух сторон и отгороженной плетнем боевой площадкой на конце. Это сооружение приводилось в движение с помощью блоков и канатов, закрепленных на вершине мачты. Когда самбику подводят к городским укреплениям, то четверо воинов, стоявших на боевой площадке, ведут бой с защитниками стен, мешающими установить лестницу. После того как самбика будет установлена, стенки плетня снимаются, воины с боевой площадки перебираются на стены, а за ними по лестнице устремляются в атаку их товарищи. Так описывает устройство и использование этой осадной машины Полибий (VIII, 5). Самбики были установлены на восьми квинквиремах, связанных попарно, и по замыслу Марцелла должны были сыграть решающую роль при атаке на стены Ахрадины. Отдав последние распоряжения, консул удалился к себе в палатку, чтобы отдохнуть перед завтрашней атакой.
…На восходе солнца Сиракузы разбудил рев боевых труб. Тысячи людей были вырваны из объятий Морфея и жестоко вброшены в суровую реальность. Воины торопливо надевали доспехи, хватали оружие и бежали на городские стены. Улицы мгновенно заполнились народом, слышались громкие команды начальников, под звуки флейт маршировали отряды пехоты, от топота тяжеловооруженных гоплитов содрогались камни мостовой. Когда Гиппократ по каменной лестнице поднялся на крепостную стену, на ней было тесно от толпившихся воинов. Колесница Гелиоса всё выше поднималась над морем, и в её лучах был виден идущий на приступ римский флот. Стратег снял шлем и поставил его на стену между зубцами, а сам, прикрывая ладонью глаза от солнца, стал вглядываться в боевые порядки римлян.
Корабли Марцелла шли на приступ Сиракуз. На палубах квинквирем толпилось множество лучников, пращников и метателей копий. Замысел консула был ясен – легковооруженные воины должны были прогнать со стен защитников и обеспечить беспрепятственный проход к укреплениям кораблей с осадной техникой. Как только эллины под градом метательных снарядов поспешат в укрытие, кормчие подведут корабли к стенам, моряки опустят самбики и легионеры по лестницам устремятся на штурм. Римляне с кораблей начнут крушить осадными орудиями стены Сиракуз и через проломы проникнут в город. Казалось, Марцелл продумал всё.
Гиппократ поднял руку, и протяжный звук трубы пронесся на Ахрадиной. Заскрипели блоки метательных машин, установленных на стенах и башнях, раздались окрики командиров, а затем всё стихло, слышался только плеск волн, ударяющихся об основание массивной каменной стены, да скрип уключин приближающихся квинквирем. Стратег резко опустил руку, и грохот метательных машин взорвал зловещую тишину. Воздух загудел от сотен громадных камней и тяжелых стрел, полетевших в направлении римского флота. От прямых попаданий трещали борта кораблей, ломались мачты и весла. Смертоносный ураган сметал с палубы легионеров и стрелков, камни и ядра, пробивая дощатый настил, калечили гребцов. Строй квинквирем смешался, движение кораблей приостановилось, и в этот момент новый залп со стены накрыл римскую флотилию.
Марцелл, плывший на флагманском корабле и с ужасом смотревший на творившийся вокруг кошмар, вышел из оцепенения и приказал квинквиремам ускорить ход. Консул знал, что если подойти к стенам поближе, то корабли окажутся в мертвой зоне, вне досягаемости вражеских метательных машин. Приказ военачальника был передан по флоту, и римские суда, ускорив ход, устремились к стенам Ахрадины. Но Марк Клавдий и здесь просчитался. Метательные снаряды небольших размеров посыпались на корабли с не меньшей частотой и стали наносить не меньшие потери. Римский флот окончательно сбился в кучу, оказавшись под прямым прицелом эллинов. Чтобы избежать надвигающейся катастрофы, Марцелл приказал трубить отступление. Увидев, как римские корабли стали табанить назад, а затем разворачиваться и уходить от Сиракуз, стоявшие на стенах защитники разразились восторженными криками. Но в этот момент к Гиппократу прибежал посыльный от брата Эпикида и доложил о том, что Аппий Клавдий начал штурм квартала Эпиполы.