лишь только Капуя перешла в руки римлян, тотчас города заволновались, как и следовало ожидать, и только выискивали случая или предлога, чтобы перейти на сторону римлян. Раздосадованный этим Ганнибал недоумевал, что делать. И в самом деле, оставаясь на одном месте, когда неприятель противопоставлял ему более многочисленное войско, он не в силах был сохранить за собою все города, разделенные большими расстояниями; нельзя ему было и разбить войско на несколько частей, ибо в этом случае он мог бы быть легко побежден превосходящими силами неприятеля, да и не мог бы поспевать всюду на помощь отдельным войскам. Поэтому Ганнибал вынужден был решительно пожертвовать некоторыми городами, из других вывести свои гарнизоны, чтобы при возмущении жителей не погибли собственные его солдаты. С несколькими городами он поступил вопреки уговору, переселив жителей их в другие города и отдав имущество на разграбление. Обиженные жаловались на Ганнибала, причем одни обвиняли его в вероломстве, другие в жестокости. Да и, кроме того, при выходе из городов и при вступлении в них солдаты Ганнибала предавались грабежу, убийствам и насилию, ибо каждый из них воображал себе, что предоставленные самим себе жители тотчас перейдут на сторону врагов» (IX, 26). Аналогично оценивал сложившуюся ситуацию и Тит Ливий: «Ганнибал особенно тревожился потому, что судьба Капуи, которую римляне осаждали упорнее, чем он ее защищал, отвратила от него много италийских народов. Он не мог управлять всеми, разместив всюду гарнизоны – дробить войско было совсем не ко времени; вывести гарнизоны он тоже не мог, не доверяя ни обнадеженным, ни перепуганным союзникам» (Liv. XXVI, 38).
В свете приведенной выше информации, напрашивается вывод о том, что именно неспособность Ганнибала защитить своих италийских союзников привела к тому, что многие города предпочли сохранить верность Риму. И пусть утрата Капуи в некоторой степени компенсировалась захватом Тарента, престижу полководца был нанесен огромный ущерб. Стало ясно, что Ганнибал, сын Гамилькара, не всемогущ. Зато Марцелл воспользовался настроениями, царившими среди союзников Карфагена, и быстро сумел записать себе в актив очередную победу над пунийцами.
Город Салапия находился на побережье Адриатического моря, к северу от Канн, а правителями в нем были некие Дазий и Блатий. Дазий был другом Ганнибала, а Блатий, после падения Капуи, был настроен сдать город римлянам. Но это осложнялось тем, что в Салапии были расквартированы пять сотен нумидийских всадников. Да и Дазий, почуяв неладное, не спускал глаз со своего коллеги. Блатий строил различные планы, но, поскольку все они были неосуществимы, не придумал ничего умнее, как обратиться за помощью к Дазию. Тот очень быстро доложил обо всем Ганнибалу, и вскоре Блатий предстал перед разгневанным полководцем. Но неожиданно Блатию удалось оправдаться и вернуться к исполнению своих обязанностей.
Тем не менее он не оставил своих попыток склонить Дазия на сторону римлян, и в итоге ему это удалось. Можно предположить, что в качестве примера Блатий указал на судьбу Капуи, где римляне чинили суд и расправу над сторонниками карфагенян. И кто поручится, что, если легионы Марцелла подойдут к Салапии, Ганнибал поспешит на помощь союзному городу? Аргумент был железный, и Дазий ничего не смог возразить.
Трудность заключалась в том, что в городе находился отряд нумидийцев. Поэтому заговорщики отправили доверенного человека к Марцеллу с просьбой привести ночью к Салапии армию, а как только римляне подойдут к городу, Дазий и Блатий откроют перед ними ворота. Остальное уже зависит от командующего и его легионеров. Полководец оценил предложение, хотя оно и было очень рискованным, поскольку никто не мог поручиться, что военачальники в Салапии не передумают и вновь не перейдут на сторону карфагенян. Прикинув соотношение сил, Марцелл решил задействовать в операции только один легион, этого было более чем достаточно против пяти сотен нумидийцев. Форсированным маршем Марк Клавдий повел войско в окрестности Салапии. Высланные вперед разведчики докладывали, что впереди всё спокойно, дорога свободна и сторожевых постов пунийцев не видно. Но Марцелл опасался ловушки и вновь отправил своих людей на разведку, приказав ещё раз тщательно прочесать местность.
Марк Клавдий рассчитал время в пути таким образом, что когда легион подошел к Салапии, на землю уже опустилась ночь. Дазий и Блатий слово сдержали, городские ворота гостеприимно распахнулись перед римлянами, и армия Марцелла вошла в город. Словно тени скользили легионеры по улицам Салапии, занимая форум, стены и башни. Но собаки почуяли чужаков, и вскоре царившая в городе тишина взорвалась громким лаем сотен сторожевых псов. Для нумидийев этого было достаточно. Обнаружив, что враг проник в город, африканцы вскочили на коней и вступили в бой, несмотря на внезапность нападения. Они были прирожденными воинами, готовыми сражаться в любой ситуации. Но в этот раз численное и тактическое преимущество было на стороне римлян. И дело даже не в том, что легионеры могли просто задавить нумидийцев числом, а в том, что эти великолепные кавалеристы в условиях городской застройки не могли использовать свои главные козыри – быстроту и мобильность. Стиснутая в узком лабиринте улиц Салапии, нумидийская кавалерия оказалась бессильна против римской тяжеловооруженной пехоты, поскольку всадники не могли зайти римлянам во фланг или атаковать противника с тыла. Тактика нумидийцев заключалась в стремительной атаке и столь же быстром отступлении, а сделать это в сложившейся ситуации было невозможно. Некуда было отступать коннице. Прикрывшись большими щитами, легионеры вели планомерное наступление со всех концов города, оттесняя вражескую кавалерию к центру. Нумидийцы носились по улицам Салапии, метали в римлян копья и дротики, но не могли остановить надвигающуюся лавину мечей и копий. В яростных схватках африканские всадники полегли все до одного, и к полудню город был захвачен римлянами.
Но победа Марцелла в Салапии имела более значительные последствия, чем могло показаться на первый взгляд, это не было банальным захватом очередного населенного пункта на стратегической карте. Неожиданным образом успех римлян в Салапии оказал существенное влияние на дальнейший ход войны в Италии. Связано это было с гибелью пяти сотен нумидийских всадников: «Для Ганнибала потеря этого конного отряда была тяжелей, чем потеря Салапии. И никогда потом Пуниец не был силен своей конницей, которой долго превосходил римлян» (Liv. XXVI, 38). Марцелл становился злым гением карфагенского полководца.
После этого успеха Марк Клавдий обратил внимание на Тарент. Город был захвачен карфагенянами, и только в крепости держал оборону римский гарнизон. Его снабжение происходило по морю, и консул выделил в распоряжение командующего флота восемь квинквирем. После чего Марцелл провел ряд тактических операций и отбил у самнитов города Марморею и Мелес. Здесь римляне овладели большими запасами продовольствия, собранными для карфагенской армии, хотя сведения о потерях среди пунийцев, приводимые Титом Ливием, вызывают определенные сомнения. Римский историк пишет о том, что было убито 3000 воинов Ганнибала, но это маловероятно (XXVII, 1). Во-первых, Ливий сам отметил, что эти города были отбиты у самнитов. Во-вторых, если суммировать все потери карфагенской армии в Италии, обозначенные римским историком, то мы увидим, что под командованием Ганнибала в данный момент практически не осталось войск. Что не может быть правдой. Поэтому информацию о карфагенских потерях оставим на совести писателя. Тем не менее, это был очередной успех Марцелла. Удача сопутствовала ему, и вскоре полководец стал воспринимать это как должное. Особенно на фоне неудач своих товарищей по оружию.
Город Гердония[60], как и множество других городов Южной Италии, перешедший на сторону Ганнибала после победы при Каннах, вновь решил вернуться к союзу с Римом. Узнав об этом, проконсул Гней Фульвий быстро перебросил свою армию к городу и стал ждать, когда жители Гердонии откроют перед ним ворота. Очевидно, что Фульвий решил повторить операцию Марцелла в Салапии, но успешно завершить такое предприятие ему не хватило ни ума, ни воинского таланта. Недаром Тит Ливий ехидно заметил про Флакка, что «небрежность была у него врожденной» (XXVII, 1). Римский военачальник даже не позаботился о надежном сторожевом охранении, а уж о том, чтобы провести дальнюю разведку, даже речи не было. Между тем положение дел в Гердонии было очень непростым, поскольку там были партии как сторонников Карфагена, так и тех, кто ориентировался на союз с Римом. В этот раз в ситуации быстрее сориентировались сторонники пунийцев, отправившие гонца к Ганнибалу. Полководец с удивлением узнал, что римляне ведут себя крайне беспечно, поскольку их командующий пребывает в твердой уверенности, что карфагенская армия ушла на Бруттийский полуостров. Расплата за такое легкомыслие наступила очень быстро.
Оставив обозы, армия Ганнибала совершила стремительный марш-бросок к Гердонии, подошла к городу и развернулась в боевой порядок. Самым разумным для Фульвия в данной ситуации было укрыться за лагерными укреплениями и слать гонцов к Марцеллу за помощью, но боги помутили разум проконсула. Он вывел легионы из лагеря и решил дать бой Ганнибалу, «равный ему смелостью, но разумением и силами неравный» (Liv. XXVII, 1). Что же касается карфагенского полководца, то он действовал по проверенной схеме – удар пехотой в центре и охват вражеских флангов кавалерией. Флакк об этом знал, и чтобы парировать выпады Ганнибала, поставил во вторую линию шестой легион. Вроде бы всё сделал правильно, но ничего хорошего из этого не вышло, и пока легионеры сражалась с карфагенскими пехотинцами, нумидийская кавалерия зашла римлянам в тыл. Часть всадников окружила неприятельский лагерь, а другая атаковала легионы с тыла. Войска Флакка и так уже с трудом сдерживали вражеский натиск, поэтому громкие крики и шум со стороны лагеря, а также появление конницы нумидийцев в тылу окончательно сломили боевой римский дух. Причем первыми запаниковали те, кто должен был отразить атаку вражеской конницы – воины шестого легиона. Не выдержав натиска африканских всадников, легионеры дрогнули и смешали ряды, после чего паника, как пожар, перекинулась на пятый легион, также пришедший в замешательство. В римских рядах началось смятение, а когда под ударами карфагенской пехоты посыпались боевые порядки в центре, армия Флакка обратилась в бегство. Это был разгром. Проконсул погиб, римские обоз и лагерь были захвачены.