Это не был полноценный пробный галоп на длинной горизонтальной дорожке вроде Лаймкилнс, где лошади выложатся по полной, как в будущую субботу. Однако тут, на подъеме на Уоррен-хилл, и быстрый кентер был достаточно серьезным испытанием. Три-Нитро его перенес без малейшего труда: он взлетел на вершину холма с таким видом, словно мог проскакать вшестеро больше и не заметить.
«Да, – подумал я, – впечатляюще!» Пресса явно была со мной согласна и уже что-то вовсю строчила в своих блокнотах. Тревор Динсгейт был в задумчивости – еще бы! – а Джордж Каспар, который спустился с холма и подъехал к нам, выглядел до противного самодовольным. Чувствовалось, что «Гинеи» у него в кармане.
Закончив галоп, лошади шагом спустились с холма и присоединились к ходящей по кругу группе. Рабочие жокеи пересели на свежих лошадей и снова помчались в гору. Три-Нитро вернулся к парнишке в оливковой куртке с красным шарфом, и в конце концов вся группа отправилась домой.
– Ну вот и все на сегодня, – сказал Джордж. – Ну что, Тревор, как договаривались? Едем завтракать?
Они кивнули мне на прощание и уехали прочь: один – на машине, второй – верхом. Я, однако, не сводил глаз с Инки Пула, который успел четырежды сгонять на вершину холма и теперь с угрюмым видом брел к припаркованной машине.
– Инки, – сказал я, догоняя его, – галоп на Три-Нитро… это было здорово!
Он поморщился:
– Без комментариев.
– Я не из прессы.
– Да знаю я, кто вы. Видел ваши выступления. Кто ж вас не знает-то? – Бросил на меня недружелюбный взгляд и только что не оскалился. – Чего вам надо?
– А как вам показался Три-Нитро по сравнению с Глинером в тот же сезон в прошлом году?
Он выудил ключи от машины из кармана на молнии и вставил в замок на дверце. На его лице – насколько я мог его видеть – застыло упрямое нежелание сотрудничать.
– Скажите, Глинер за неделю до «Гиней» по ощущению был таким же? – уточнил я.
– Я не собираюсь с вами разговаривать.
– А Зингалу? – не отставал я. – А Бетесда?
Он распахнул дверцу и плюхнулся на водительское сиденье, не преминув бросить в мою сторону враждебный взгляд.
– Проваливайте! – сказал он. Захлопнул дверцу, вонзил ключ в замок зажигания, точно кинжал, и рванул с места.
Чико восстал к завтраку, однако сидел за столиком в пабе, держась за голову.
– Какого черта ты такой бодрый? – спросил он, когда я подсел к нему.
– Я лично возьму яичницу с беконом, – сказал я. – А может, и селедочки копченой. И клубничный джем.
Он застонал.
– Я возвращаюсь в Лондон, – продолжил я. – А ты не мог бы остаться здесь?
Я достал из кармана фотоаппарат:
– Вынь пленку и прояви. До завтра, если получится. Там фотографии Три-Нитро и Инки Пула. Они могут нам как-нибудь пригодиться.
– Ну ладно, – сказал Чико. – Но тебе придется позвонить в школу и сказать им, что я сдал свой черный пояс в химчистку.
Я рассмеялся:
– В группе Джорджа Каспара сегодня утром было несколько девушек. Посмотри, не удастся ли к ним подкатить.
– Это выходит за пределы моих обязанностей! – Однако же Чико внезапно повеселел. – А что нужно узнать?
– Кто седлает Три-Нитро перед тренировками, какой у них распорядок с сегодняшнего дня и до следующей среды и не шевелится ли в джунглях что-то ядовитое.
– Ну а ты что?
– А я вернусь в пятницу вечером, – сказал я. – Чтобы застать тренировочный галоп в субботу. Три-Нитро точно будут работать на резвом галопе. Заставят выложиться полностью, чтобы вывести его на пик формы.
– А ты и в самом деле думаешь, что тут творится что-то нехорошее? – спросил Чико.
– Пятьдесят на пятьдесят. Просто не знаю. Я лучше позвоню Розмари.
Я снова разыграл комедию с «мистером Бернсом», и Розмари взяла трубку, взвинченная, как всегда:
– Я не могу говорить. У нас гости.
– Тогда просто слушай, – сказал я. – Попытайся убедить Джорджа сменить распорядок в субботу, когда он будет давать Три-Нитро резвый галоп. Например, посадить на него другого жокея. Не Инки Пула.
– Ты думаешь, что… – пронзительно воскликнула она и осеклась.
– Я ничего не знаю, – сказал я. – Но если Джордж все переиграет, шансов у жуликов будет меньше. Рутина – лучший друг негодяя.
– Что-что? Ах да. Ладно. Я попробую. А ты?
– А я приду посмотреть галоп. После этого я буду ошиваться поблизости до конца «Гиней». Но все-таки лучше бы ты мне дала поговорить с Джорджем.
– Нет! Он будет вне себя. Все, мне надо идти!
Трубка опустилась с неровным стуком, говорящим о том, что руки у нее тряслись. Да, пожалуй, Джордж прав насчет того, что его жена чересчур нервозна.
На следующий день мы с Чарлзом, как обычно, встретились в «Кэвендише» и расположились в креслах у бара.
– А ты повеселел, – заметил он. – Я тебя не видел таким счастливым с тех пор, как… – он махнул стаканчиком в сторону моей руки. – Как будто ожил. Перестал выглядеть суровым стоиком, как обычно.
– Я в Ньюмаркет ездил, – сказал я. – Был вчера на утренней проездке.
– А я-то думал… – Чарлз запнулся.
– Что я буду умирать от зависти? – закончил я. – Я и сам так думал. Но мне понравилось.
– Хорошо.
– Завтра вечером я опять туда поеду и останусь там до «Гиней» в следующую среду.
– А на обеде-то в следующий четверг будешь?
Я улыбнулся и заказал ему большой розовый джин.
– К четвергу точно вернусь.
Традиционно мы отправились в ресторан, где я принялся одноруко поглощать гребешки в вине и сырном соусе, а Чарлз начал рассказывать про Дженни:
– Оливер Квейль прислал тот адрес, что ты просил, производителей полироля. – Он достал из нагрудного кармана листок бумаги и протянул его мне. – Оливер беспокоится. Он говорит, что полиция активно ведет следствие и Дженни почти наверняка предъявят обвинение.
– Когда?
– Не знаю. И Оливер не знает. Иногда на это уходит несколько недель, но не всегда. И Оливер говорит, что, когда ей предъявят обвинение, ей придется предстать перед мировым судом, но дело почти наверняка передадут в коронный суд, потому что речь идет об очень крупной сумме. Ее, конечно, отпустят на поруки…
– На поруки?!
– Оливер говорит, что ее, увы, почти наверняка признают виновной, но, если настаивать на том, что она делала все это под влиянием Николаса Эйша, ей, вероятно, удастся разжалобить суд, и ее осудят условно.
– Даже если его не найдут?
– Да. Но, разумеется, если его найдут, предъявят ему обвинение и сочтут виновным, Дженни, если повезет, вообще могут оправдать.
Я тяжело вздохнул.
– То есть, значит, его необходимо найти? – сказал я.
– Но как?
– Ну… Я почти весь понедельник и все утро сегодня перебирал коробку с письмами. С письмами от людей, которые посылали деньги и заказывали полироль. Там тысяча восемьсот писем или около того.
– А что в них толку?
– Я разложил их по алфавиту и составил список.
Чарлз скептически нахмурился, но я продолжал:
– Что интересно, все фамилии – на буквы «Л», «М», «Н» и «О». Ни одной фамилии от «А» до «К», и ни одной от «П» до конца алфавита.
– Не понимаю…
– Это, скорее всего, часть списка для рассылки, – сказал я. – Вроде того, по которым рассылают каталоги. Или даже просьбы о благотворительности. Таких списков наверняка тысячи, однако этот точно дал ожидаемые результаты, так что это не может быть, например, список напоминаний о собачьих прививках.
– Звучит разумно, – сухо сказал Чарлз.
– Я подумал, что есть смысл расположить все фамилии по порядку и посмотреть, нет ли у кого-то – например, у аукционов «Кристис» или «Сотбис», раз уж речь идет об антикварной мебели, – списка, совпадающего с этим. Я понимаю, что шансы невелики, но все же шансы есть.
– Я помогу тебе, – сказал Чарлз.
– Это ужасно скучная работа.
– Речь о моей дочери.
– Что ж, ладно. Спасибо большое.
Я доел гребешки и откинулся на спинку стула, попивая холодное белое вино, заказанное Чарлзом. Вино было хорошее.
Чарлз сказал, что переночует в своем клубе и утром приедет ко мне, помогать разбирать письма. Я дал ему запасной ключ от квартиры, чтобы он мог войти, на случай если я выскочу за газетой или сигаретами. Чарлз закурил сигару и стал наблюдать за мной сквозь дым.
– Что тебе Дженни сказала тогда, наверху, в воскресенье после обеда?
Я мельком взглянул на него:
– Ничего особенного.
– Она потом весь день дулась. Даже на Тоби окрысилась. – Он улыбнулся. – Тоби возмутился, а Дженни сказала: «Сид хотя бы не ныл!»
Он помолчал, потом продолжил:
– Я так понял, что она была с тобой особенно груба и ей сделалось стыдно.
– Не думаю, что стыдно. Есть надежда, что она наконец-то усомнилась в этом Эйше.
– Лучше поздно, чем никогда!
Из «Кэвендиша» я отправился на Портмен-сквер, в центральный офис Жокей-клуба, на встречу, которую утром назначил мне по телефону Лукас Уэйнрайт. Возможно, его поручение и было неофициальным, но не настолько, чтобы не вызвать меня к себе в офис. Как выяснилось, бывший суперинтендант Эдди Кейт отправился в Йоркшир, расследовать случай положительной пробы на допинг, а больше никого мой визит смутить, кажется, не мог.
– Я тебе приготовил все папки, – сказал Лукас. – И отчеты Эдди по синдикатам, и кое-какие заметки по мошенникам, которым он дал добро.
– Тогда прямо сейчас и возьмусь за дело, – сказал я. – Можно мне их забрать или вы хотите, чтобы я просмотрел их здесь?
– Лучше здесь, если можно, – сказал Уэйнрайт. – Если их отдать или отксерить, это может привлечь внимание секретарши, а она работает и на Эдди тоже, и я знаю, что она от него без ума. Она ему непременно расскажет. Ты уж сам выпиши, что тебе надо.
– Хорошо, – ответил я.
Он усадил меня за стол в углу своей комнаты, предоставил удобный стул, яркую лампу, и в течение часа я сидел и делал заметки. Уэйнрайт у себя за столом рассеянно шуршал бумагами, перекладывал ручки с места на место, но в конце концов сделалось ясно, что он только притворяется занятым. Он не столько ждал, пока я закончу, сколько просто нервничал.