Я подумал, что сейчас мало кто может мне предложить что-то, на что я предпочел бы согласиться. И потом, Питеру Рэммилизу с его ребятками будет не так-то просто меня там отыскать…
– Знаете, Мартин… Да, я с удовольствием приеду.
– Вот и хорошо! – он, кажется, остался доволен. – Приезжай в пятницу вечером, к вечерней кормежке.
Он ушел в весовую, а я спросил себя, стал бы он меня приглашать, если бы знал, как я провел день «Гиней».
Бобби Анвин поймал меня и уставился любопытным взглядом.
– А ты где был? – спросил он. – Что-то я не видел тебя на «Гинеях».
– Я не поехал.
– А я-то думал, ты обязательно будешь – ты так интересовался Три-Нитро…
– Нет.
– Могу поспорить, ты чуял, что дело там нечисто, Сид! Весь этот интерес к Каспарам, расспросы насчет Глинера с Зингалу… Давай колись: что тебе известно?
– Ничего мне не известно, Бобби.
– Не верю я тебе.
Он смерил меня на прощанье жестким, неумолимым взглядом и направил свой крючковатый нос на поиск более продуктивных источников информации о ведущем тренере, потерпевшем череду поражений. «Если мне снова потребуется его помощь, – подумал я, – уговорить его будет не так-то просто».
Розмари Каспар шла и болтала с подругой и буквально налетела на меня прежде, чем мы друг друга заметили. По сравнению с ней Бобби Анвин смотрел на меня почти ласково.
– Убирайся! – прошипела она. – Зачем ты здесь?!
Ее подруга явно удивилась. Я отступил с дороги, не сказав ни слова, – что удивило подругу еще больше. Розмари раздраженно утащила ее за собой, и я услышал удаляющийся голос подруги: «Розмари, но ведь это же Сид Холли!..»
Я почувствовал, что лицо у меня окаменело. «Нет, черт возьми, это уже слишком!» – подумал я. Я не смог бы сделать так, чтобы их лошадь выиграла, даже если бы остался. Не смог бы… но мог бы попытаться! И я всегда буду думать о том, что мог бы сделать, если бы попытался. Если бы меня не запугали до потери сознания.
– Привет, Сид! – сказал рядом чей-то голос. – Славный денек, а?
– Угу, славный.
Филип Фрайерли улыбнулся и проводил взглядом удаляющуюся Розмари:
– Она на всех кидается после этой катастрофы на прошлой неделе. Бедняжка Розмари! Она все принимает так близко к сердцу.
– Ну, ее можно понять, – сказал я. – Она ведь говорила, что так и будет, а ей никто не верил.
– Она и тебе говорила? – с любопытством переспросил Фрайерли.
Я кивнул.
– Ага! – понимающе кивнул он. – Представляю, как это раздражает.
Я сделал глубокий вдох и выдох, чтобы расслабиться, и заставил себя сосредоточиться на чем-нибудь другом.
– А вы эту свою лошадь нарочно выставили на гладкие скачки, чтобы дать ей возможность набраться опыта?
– Да, – коротко ответил он. – Если хочешь знать, как она выступит, я вынужден буду ответить, что все зависит от того, кто отдает приказы и кто их выполняет.
– Циничненько…
– Ты для меня ничего не выяснил?
– Пока что немного. Собственно, за этим я и приехал. – Я помолчал. – Вы знаете фамилию и адрес человека, который организовал ваши синдикаты?
– Так навскидку не скажу, – ответил он. – Я же с ним не общался напрямую, понимаешь? Дело было уже на ходу, когда я подал заявку на вступление. И лошади были уже куплены, и большая часть долей распродана.
– Они вас использовали, – сказал я. – Воспользовались вашим именем. Как респектабельной вывеской.
Он уныло кивнул:
– Боюсь, что так и есть.
– Вы знаете Питера Рэммилиза?
– Кого-кого? – он покачал головой. – Никогда о таком не слышал.
– Он торгует лошадьми, – сказал я. – Лукас Уэйнрайт предполагает, что это он организовал ваши синдикаты, именно он ими управляет, а Жокей-клуб его не любит, и на большинство ипподромов вход ему запрещен.
– Господи помилуй! – он, похоже, был всерьез расстроен. – Если уж этим Лукас занялся… Сид, как ты думаешь, что мне делать?
– На вашем месте, – сказал я, – я бы постарался продать свои доли или вообще распустить эти синдикаты и как можно быстрее сделать все, чтобы мое имя в связи с ними не упоминалось.
– Хорошо, так и сделаю. И, Сид… в следующий раз, как на меня найдет такое искушение, я тебя предварительно попрошу проверить остальных участников синдиката. А то ведь этим должна была заниматься служба безопасности, и поглядите, что вышло!
– А кто сегодня едет на вашей лошади? – спросил я.
– Ларри Сервер.
Он ждал, что я выскажу свое мнение, но я промолчал. Ларри Сервер был средненький жокей, средних способностей, средневостребованный, участвовал в основном в гладких скачках и иногда в скачках с препятствиями и, на мой взгляд, был вполне открыт для незаконных сделок.
– А кто выбирает жокея? – спросил я. – Ларри Сервер ведь не так уж часто выступает на лошадях вашего тренера.
– Не знаю… – неуверенно ответил он. – Я, разумеется, все это оставляю на усмотрение тренера.
Я поморщился.
– А ты что, против? – спросил он.
– Если хотите, – предложил я, – я дам вам список жокеев, насчет которых можно быть уверенным, что они, как минимум, попытаются выиграть. За их способности я поручиться не могу, но нельзя же получить все сразу.
– Ну и кто после этого циник? – Он улыбнулся и добавил с неподдельным, искренним сожалением: – Вот если бы ты, Сид, выступал по-прежнему!
– Ага.
Я сказал это с улыбкой, но он заметил взгляд, который я не сумел скрыть. И с сочувствием, которого я уж точно не хотел, сказал:
– Мне так жаль!
– Ну, главное, что это было и это было здо́рово! – беспечным тоном ответил я. – Остальное не важно.
Он покачал головой, сердясь на себя за свою неловкость.
– Послушайте, – заметил я, – вот если бы вы радовались, что я больше не выступаю, это было бы куда неприятнее.
– А славное было времечко для нас с тобой, а? Просто замечательное!
– Это точно.
«Иногда, – подумал я, – владелец и жокей понимают друг друга как никто больше». В той узкой сфере, где их жизни соприкасаются, где имеют значение лишь скорость и победа, они изредка разделяют общий тайный восторг, прочный, словно цемент. Со мной такое бывало нечасто, с большинством людей, на чьих лошадях я ездил, такого не было, но с Филипом Фрайерли такое происходило почти всегда.
От соседней группки, стоявшей поблизости, отделился какой-то человек и с улыбкой подошел к нам:
– Привет, Филип! Привет, Сид! Рад вас видеть.
Мы промычали в ответ нечто вежливое, но радость наша была искренней: сэр Томас Юллестон, ныне властвующий старший распорядитель, глава Жокей-клуба и практически всего мира скачек, был разумный человек, справедливый и незашоренный чиновник. Ну да, некоторые считали, что временами он бывает чересчур суров, но такая работа не для мягкотелых. Вскоре после того, как он занял эту должность, были приняты новые разумные правила и исправлены многие старые ошибки. Юллестон был настолько же решителен, насколько его предшественник был слаб.
– Ну что, Сид, как дела? – спросил он. – Много жуликов наловили?
– В последнее время – не много, – печально вздохнул я.
Он улыбнулся Филипу Фрайерли:
– Наш Сид службе безопасности на пятки наступает, знаете ли! В понедельник ко мне приходил Эдди Кейт, жаловался, что мы Сиду даем слишком много воли, и требовал, чтобы ему запретили работать на ипподромах.
– Эдди Кейт?! – переспросил я.
– Ну-ну, Сид, не стоит так пугаться! – поддел меня сэр Томас. – Я ему напомнил, что скачки вам многим обязаны, начиная с того, что вы спасли целый ипподром в Сибери, и так далее, и что Жокей-клуб в ваши дела никоим образом вмешиваться не будет, разве что вы сотворите нечто в самом деле дьявольское. Но, исходя из вашей биографии, я не представляю, чтобы вы и в самом деле выкинули нечто подобное.
– Спасибо… – еле слышно ответил я.
– И можете быть уверены, – твердо добавил он, – что это официальная позиция Жокей-клуба, а не только моя личная.
– А почему, – медленно спросил я, – Эдди Кейт хочет, чтобы меня остановили?
Он пожал плечами:
– Это как-то связано с доступом к архивам Жокей-клуба. По всей видимости, вы что-то из этого видели, а Эдди это не нравится. Но я так и сказал, что придется ему с этим смириться, потому что я никоим образом не намерен препятствовать человеку, которого я однозначно рассматриваю как благо для скачек.
Я испытывал мучительное ощущение, что меня расхвалили не по заслугам, но сэр Томас не дал мне времени возразить, продолжив:
– Почему бы нам не сходить наверх, не пропустить по стаканчику и не съесть сэндвич, а? Идемте, идемте, Сид, идемте, Филип…
Он развернулся и сделал нам знак следовать за собой.
Мы поднялись по лестнице с табличкой «Посторонним вход воспрещен», которая на большинстве ипподромов ведет в скромную роскошь распорядительской ложи, и оказались в устланном ковром помещении со стеклянной стеной, выходящей на скаковую дорожку с белыми перилами. В помещении уже сидело несколько компаний, и официант с подносом разносил напитки.
– С большинством присутствующих вы, я думаю, знакомы, – гостеприимно сказал сэр Томас. – Мэделайн, дорогая, – это жене, – ты же знакома с лордом Фрайерли и Сидом Холли?
Мы с нею обменялись рукопожатиями.
– Да, кстати, Сид, – он коснулся моего рукава, разворачивая меня навстречу одному из гостей, – вы уже встречались с Тревором Динсгейтом?
Глава 13
Мы смотрели друг на друга, вероятно одинаково ошеломленные.
Я думал о том, каким он видел меня в последний раз: распростертым на спине на каком-то сеновале, перепуганным до потери сознания. Я подумал, что наверняка это и сейчас отражается у меня на лице. Он знает, что он со мной сделал. Я просто не могу стоять перед ним, не дрогнув ни единым мускулом… а придется.
Мне казалось, будто моя голова парит где-то вверху, отдельно от тела. В какие-то четыре секунды спрессовалось жуткое количество жути.
– Вы знакомы? – спросил сэр Томас, слегка озадаченный.