– Сид…
– Давай-давай, – сказал я. – Вставай.
– Уйди. Не могу.
– Еще как можешь, черт бы тебя взял! Просто скажи: «В жопу пидоров!» – и все получится.
Это оказалось труднее, чем я думал, но в конце концов я кое-как поднял его на ноги, обхватил за талию, и мы пошатываясь доползли до двери, точно парочка пьяных любовников.
Мы вышли за дверь и подобрались к «лендроверу». Никаких возмущенных воплей из дома не донеслось – и, поскольку гостиная на другом конце дома, если повезет, они даже не услышат, как заведется мотор.
Я затолкал Чико на переднее сиденье, тихонько закрыл дверцу и подошел к водительскому месту.
«„Лендроверы“ рассчитаны на левшей!» – с отвращением подумал я. Все приборы, кроме контрольных лампочек, оказались слева; и то ли оттого, что сам я был очень слаб, то ли аккумулятор сел, то ли я повредил механизм, используя руку как дубинку, но только пальцы на левой руке у меня еле двигались.
Я выругался и стал все делать правой. Для этого пришлось постараться. Это могло быть очень больно, но я не обращал внимания.
Завел мотор. Снялся с ручника. Переключился на первую передачу. Все остальное, к счастью, можно было делать ногами. Тронулись! Не то чтобы очень гладко, но сойдет. «Лендровер» выехал за ворота, и я свернул не к Лондону, а в противоположную сторону, инстинктивно решив, что если они обнаружат, что мы исчезли, и кинутся в погоню, искать нас будут в той стороне, где Лондон.
Мысли «в жопу пидоров!» хватило мили на три и на то, чтобы рискнуть переключать передачи одной рукой, но тут я взглянул на уровень горючего и обнаружил, что стрелка почти на нуле.
Необходимо было решить, куда же мы едем, и немедленно. Но не успел я ничего решить, как мы миновали поворот и я увидел перед собой большой автосервис. У них было еще открыто, и заправщики у колонок были. Не веря своим глазам, я неаккуратно свернул туда и рывком затормозил у нужной колонки.
Деньги в правом кармане, вместе с ключами от машины и носовым платком. Я вытащил всю пачку и разобрал мятые купюры. Открыл окно рядом с собой. Протянул возникшему в окне заправщику деньги и попросил бензину на все.
Заправщик был совсем мальчишка, школьник. Он уставился на меня с любопытством:
– С вами все в порядке?
– Жарко, – сказал я и утер лицо платком.
Из волос у меня выпало несколько стружек. М-да, видок у меня, наверное, тот еще.
Парнишка, однако, только кивнул и сунул заправочный пистолет в бензобак «лендровера», который оказался рядом с водительской дверью. Он посмотрел через меня на Чико, который полулежал на переднем сиденье с открытыми глазами:
– А с ним что?
– Пьяный, – ответил я.
Парнишка, похоже, решил, что мы оба пьяные, однако молча закончил заправку, завинтил бак и отошел к следующему клиенту. Я повторил малоприятную процедуру «завести „лендровер“ одной правой» и выкатил на шоссе. Проехав еще милю, я свернул на боковую дорогу, миновал пару поворотов и остановился.
– Что такое? – спросил Чико.
Я взглянул в его глаза, по-прежнему мутные. «Надо решать, куда ехать, – подумал я. – Решать за Чико». Для себя я уже знал куда. Я решил это, когда выяснил, что могу вести машину, ни на что не налетая, и когда нам так удачно подвернулась заправка, и когда оказалось, что у меня достаточно денег на бензин, и когда я не попросил мальчишку позвать помощь в лице полицейских и докторов.
Больницы, бюрократы, вопросы, волокита… терпеть всего этого не могу! Я к ним и на пушечный выстрел не подойду – разве что ради Чико.
– Ты помнишь, куда мы сегодня ездили? – спросил я.
Он не сразу, но ответил:
– В Ньюмаркет.
– А сколько будет дважды восемь?
Пауза.
– Шестнадцать.
Я обмяк. Какое счастье, что Чико приходит в себя! Я сидел и ждал, пока ко мне вернутся силы. Первый порыв, на котором я сумел сесть в «лендровер» и доехать до этого места, иссяк, и я снова превратился в горящий студень. «Ничего, – подумал я, – если подождать, силы вернутся. Энергия уходит и возвращается циклами – только что не мог, а в следующую минуту сможешь».
– Я весь горю! – сказал Чико.
– Угу.
– Это было слишком.
Я не ответил. Чико попытался сесть поудобнее, и я увидел, что он наконец почувствовал все как есть. Он крепко зажмурился, воскликнул: «Господи Исусе!» – и через некоторое время посмотрел на меня полузажмуренными глазами и спросил:
– И тебя тоже?
– Угу.
Долгий жаркий день кончался. Смеркалось. «Если я не тронусь сейчас, – вяло подумал я, – я вообще никуда не поеду».
С практической точки зрения сложнее всего оказалось управлять «лендровером» одной рукой – это было рискованно, чтобы не сказать опасно. Мне приходилось отпускать руль и наклоняться влево всякий раз, как я переключал передачи. Но я нашел выход: один раз ухватиться за рычаг переключения передач пальцами левой руки, сжать его и отключить ток. Тогда моя левая рука просто останется на рычаге неподвижно, до тех пор пока я не решу его отпустить.
Так я и сделал. Потом включил габариты, включил ближний свет фар. Завел мотор. «Что угодно отдал бы за глоток виски!» – подумал я и пустился в дальний путь домой.
– Куда мы едем? – спросил Чико.
– К адмиралу.
Я выбрал дорогу, ведущую на юг, мимо Севенокса, Кингстона и Кольнбрука, потом участок шоссе М4, потом в Мейденхеде на поперечное шоссе и на М40 к северу от Марлоу и потом вдоль северной части Оксфордской кольцевой и последний отрезок пути до Эйнсфорда.
«Лендроверы» на комфорт не рассчитаны, там здорового и то растрясет. Чико то и дело стонал, бранился и клялся, что больше ни за какие коврижки в такую историю не ввяжется. Я дважды ненадолго останавливался по дороге из-за слабости и общей хреновости, однако машин на дорогах было мало, так что в половине четвертого утра мы подъехали к дому Чарлза – недурной результат, учитывая обстоятельства.
Я заглушил мотор, включил левую руку, но пальцы не разжимались. «Только этого и не хватало! – в отчаянии думал я. – Это будет еще одно унижение за этот проклятый вечер, если придется отстегнуть руку и оставить электрическую часть меня приделанной к рычагу. Ну почему, почему у меня не две руки, как у всех нормальных людей!»
– Не напрягайся так, – посоветовал Чико, – и все получится.
Я издал кашель – то ли смешок, то ли всхлип, – пальцы чуточку разжались, и рука отвалилась от рычага.
– Я же тебе говорил, – сказал Чико.
Я положил правую руку на баранку и уронил на нее голову. Я чувствовал себя изможденным, подавленным… и наказанным. А ведь кому-то еще придется собраться с силами, пойти и сказать Чарлзу, что мы здесь…
Эту проблему Чарлз решил сам, спустившись к нам, в халате. Свет хлынул наружу из распахнутой двери у него за спиной. Я его и не заметил, пока он не подошел к «лендроверу» и не заглянул внутрь.
– Сид?! – изумленно спросил он. – Это ты?!
Я отлип от баранки, открыл глаза и ответил:
– Ага.
– Время же за полночь! – сказал Чарлз.
Улыбаться я не мог, поэтому постарался, чтобы улыбка звучала хотя бы в голосе:
– Ну вы же говорили, что я могу приезжать в любое время.
Спустя час Чико уже лежал в постели наверху, а я, как обычно, сидел боком на золотистом диванчике, сбросив ботинки и задрав ноги.
В гостиную вошел Чарлз. Он сказал, что с Чико доктор управился и теперь готов заняться мной, а я сказал: «Нет, спасибо большое, пусть едет домой».
– Он тебе какой-нибудь наркотик вколет, как и Чико.
– Именно этого я и не хочу. И я надеюсь, что он был осторожен с наркотиками, – у Чико же сотрясение.
– Ты ему сам об этом сказал, примерно раз шесть, когда он приехал.
Чарлз помолчал.
– Сид, доктор ждет!
– Чарлз, я серьезно, – ответил я. – Мне надо подумать. Мне надо просто посидеть и пораскинуть мозгами. Так что, пожалуйста, попрощайтесь с доктором и идите спать.
– Нет, – сказал Чарлз. – Так нельзя.
– Еще как можно! На самом деле даже нужно – именно сейчас, пока я еще чувствую…
Я запнулся. «Пока я еще чувствую, как будто меня освежевали», – подумал я, но вслух такое сказать, конечно же, было нельзя.
– Это же глупо.
– Ага. Это все вообще очень глупо. В том-то и дело. Так что уйдите, пожалуйста, дайте мне спокойно разобраться.
Я и раньше замечал, что иногда, когда тело пострадало, мозг вдруг на некоторое время начинает работать особенно четко и ясно. Этим надо пользоваться, такого случая упускать нельзя, когда тебе нужны мозги.
– Ты видел, как выглядит Чико? – спросил Чарлз.
– Видел, и не раз! – шутливо ответил я.
– Ты сам в таком же состоянии?
– Не знаю, не смотрел.
– Ты невыносим!
– Ага, – кивнул я. – Идите спатеньки.
Он наконец ушел, а я остался сидеть, нарочно во всех подробностях вспоминая тот кошмар, который до сих пор изо всех сил старался забыть.
Да, это было слишком, как сказал Чико.
Слишком жестоко.
Но зачем?
Чарлз спустился вниз в шесть утра, по-прежнему в халате, с самым бесстрастным выражением на лице.
– А, ты все еще здесь, – сказал он.
– Угу.
– Кофе?
– Чаю, – ответил я.
Чарлз пошел, заварил чаю, принес две большие, исходящие паром кружки, на моряцкий манер. Мою кружку он поставил на столик у дивана, а сам уселся в кресло, не сводя с меня подчеркнуто равнодушного взгляда.
– Ну и что? – спросил он.
Я потер лоб.
– Вот когда вы на меня смотрите… – осторожно начал я. – Я имею в виду, обычно, не сейчас. Когда вы на меня смотрите, что вы видите?
– А то ты не знаешь!
– Вам видна уйма страхов, неуверенность в себе, стыд, ощущение собственной бестолковости и бесполезности?
– Нет, конечно!
Мой вопрос его, похоже, позабавил. Он хмыкнул, отхлебнул обжигающего чая и добавил, уже серьезнее:
– Ты никогда ничего подобного не проявляешь.
– И никто не проявляет, – сказал я. – У всякого есть внешность и есть нутро, и они могут не иметь между собой ничего общего.