— Трахнуть он тебя хотел, вот и все, — проворчал Сергеич.
— Он бы озвучил свое решение, такой уж он человек. Нет, не хотел.
— Итак, один голос в пользу Бергмана, — подытожил я.
Все, что мы говорили, Лиза дублировала на английский, чтобы иностранцы нас тоже понимали. Бобби оживился, поднял руку.
— Говори, — кивнул я ему.
— Он один был нормальным! Еще китаец и латинос, они даже не назвались, а этот представился! Он нас прокачивал, выводил бить зомби. Один раз Сантосу зомби горло перегрыз, так Бергман что-то ему дал, и тот выздоровел. А потом с нами другой русский ходил, этот так не делал, бил нас, унижал. Я за мистера Бергмана.
Керстин Киндерманн подняла руку и сказала:
— За Бергмана. И не из-за фамилии, не думайте. К нему можно было обратиться, если чего-то не хватало или что-то было нужно, он всегда доставал это. Папаша бесился, но сделать ничего не мог.
Дитрих поддержал супругу и признался:
— Конечно, мы его побаивались, особенно поначалу. Он казался самым злым. Но потом оказалось, что это не так. Он не злой, просто… как робот. Ему очень подходит это прозвище.
Доктор Рихтер сказал:
— Я даже рад, что он живой, честно.
Сергеич постучал себя по лбу.
— Дебилы! А когда он детей убивал в этом вашем отеле? А? Как вы можете ваще!
— Он не убивал, — мотнула головой Лиза. — Он вообще против был, говорил, что дети могут быть полезными в будущем.
Сергеич рванул на себе футболку.
— Да если бы при мне убивали детей и баб, я бы пузо положил, нах! Я бы не стерпел, на! А он стоял и смотрел, сука. Он такая же сука, как они! Я бы не смотрел. Как жить после такого?
— Соучастие в преступлении, непредотвращение преступления расценивается как преступление, — озвучил Макс мои мысли. — К пожизненному его, может, и не приговорили бы, но лет двадцать пять дали бы. Вот правда, сложно этого козла оправдать.
Вспомнилась наша с Бергманом встреча, когда он сцепился с Волошиным. Тогда у него были люди, которые шли именно за ним. Но, вот беда, я их почти всех положил, когда они вместе с Рысью меня загоняли. Я поймал себя на мысли, что мне удобно считать его нейтральным героем и я натягиваю сову на глобус.
— Рамиз, — обратился я к азербайджанцу, который был в отеле во время расправы. — Как было на самом деле? Роль Тетыщи.
Рамиза перекосило.
— Он просто стоял и смотрел. По мне не стрелял, но и ничего не сделал. Мое мнение — расстрелять.
— Он по мне стрелял, — сказала Вика, которая, оказывается, очнулась и слушала нас, поглаживая Кроша, который продолжал свое целебное дело. — Ни разу не попал. Не знаю, он так специально, или я ловкая. И когда погнались за мной, велел оставаться на месте. Я воздержусь. Вдруг он специально промазал.
— Эдрик? — спросил я парнишку, который уже дослушал перевод Лизы.
Тот пожал плечами, выдал английскую идиому:
— Дон’т гив э шит. — Все равно.
Никому не хотелось стать причиной еще одной смерти.
— А ты-то сам? — спросил Сергеич, буравя меня взглядом. — Если возьмешь его к нам, я уйду.
— Не возьму, — качнул головой я. — Речь о другом. Но я против, если что. Будет ли от него польза — вопрос, а вот что он чертовски опасен — данность. Итак, все, кто с ним взаимодействовал, единогласно «за». Итого пятеро. Четверо категорически против. Двое воздержавшихся. Эстер?
Филиппинка молчала, погрузившись в мысли. Видимо, перебирала воспоминания, взвешивала на весах хорошие и плохие поступки Бергмана.
— Я скорее «за». Мне казалось, он делал все что мог для сохранения жизней. Не то чтобы он добрый и хороший, нет. Он выполнял свою функцию, все. Если бы ему приказали меня убить или я представляла бы угрозу, он сделал бы это.
— Шестеро «за»…
— Какое нах, «за»? Вы долбанулись все, на? Кто за нее ответит? — Голос Сергеичу пустил «петуха», он указал на мертвую Карину. — Вам пох, мне не пох!
— Мы уже постановили, что решения принимаются путем голосования, — напомнил Макс, который тоже расстроился. — Мы ж не в клан его берем! Мы уйдем, его зомбаки сожрут. Сто пудов так и будет!
— Да пошли вы! — Сергеич сплюнул и пошел собирать оружие, исчез за остовом сгоревшего грузовика.
— Что с ним будет? — спросила Лиза шепотом. — С ним и девушкой?
— Если повезет, останутся живы…
Донесся истошный Машин крик, выстрелы, и я понял, что не повезет, заорал:
— Сергеич, б…ь, отставить! — И рванул на место расправы, понимая, что поздно.
Обогнув остов машины, я рассчитывал увидеть два трупа и плотоядно скалящегося Сергеича, но опешил от неожиданности: Сергеич целился в Бергмана, который, весь в Машиной крови, поднимался из-под девичьего тела в светлых одеждах, как тот самый терминатор:
— Тетыща, сука, Бергман, нах! — объявил Пролетарий. — Вызываю, гнида, тебя на дуэль!
— Сергеич, остановись, идиот! — драл глотку я.
Макс дрожащими руками прицелился, но Лиза опустила ствол.
— Своих перестреляешь!
Рамиз тоже прицелился. То ли предвидя это, то ли так случайно вышло, Тетыща сместился, прикрываясь телом Сергеича. И куда делись его несовместимые с жизнью ранения? Или он умел притворяться мертвым, а то и имитировать смерть? Нет, его череп был деформированным, ребра разгрызенными…
И снова очередь. Охваченный жаждой крови, Сергеич расстрелял противника… А потом вдруг дернулся. Мгновение — Тетыща применил удушающий, закрывшись его телом. Сергеич не думал сдаваться, сучил ногами, пинался, брыкался и силился выдавить противнику оставшийся глаз.
— Я могу свернуть ему шею, как цыпленку, — сказал Тетыща и отбросил Сергеича, выронившего «Скорпион». — Но не сделаю этого, потому что не знаю, насколько ценен этот человек.
Рамиз все держал его под прицелом. Сергеич пучил глаза, хватал воздух, царапая землю. Тетыща, словно ничего не происходило, сел на корточки возле тела Маши. «Активность» ее равнялась нулю, и он это видел. Его собственная «активность» опустилась до 70% после выстрелов Сергеича.
— Только что ты умирал… — Это все, что я смог выдавить из себя, остальные молчали.
Женщины — ошалев от увиденного. Рамиз и Макс — ожидая моего приказа. А я… я как будто сдох. Сам превратился в терминатора, когда разум понимает, что творится ад, а реагировать нечем.
— У меня есть уникальный талант, — выложил карты он. — Ты, Денис, должен понимать, что это значит. Суть таланта: если убиваю кого-то, будучи тяжело раненым, или кто-то рядом лишается жизни, мое здоровье восстанавливается. Твой человек убил Машу, я очнулся и восстал из мертвых.
Он развернулся ко мне. Его лицо покрывала корка запекшейся крови. Глаз так и не восстановился, глазницу полностью закрывало веко. Точно терминатор, но другой.
— Горбачев, ты идиот, — констатировал факт Тетыща — без злости, будто бы с легкой досадой.
Хотелось вызвать его на дуэль, ведь мы в равных условиях, я уже рот открыл, но Бергман снова заговорил:
— Рокотов, ты можешь отдать приказ, и меня расстреляют. Может, ты так и сделаешь, имеешь право, и это логично. Но ты всегда поступал вопреки логике, так что послушай. С тобой люди, которые взаимодействовали со мной. Если выслушаешь их, поймешь, что я буду тебе полезнее живым.
Внутри меня второй Рокотов, циничный и безбашенный, запрокинул голову и расхохотался. А первый был сдутым воздушным шариком, когда очередная потеря, как зарубка на древесном стволе. Но надо было как-то реагировать, что-то делать, и я прорычал:
— Нахрен ты мне не уперся! Нашел идиота. Скажи спасибо, что люди проголосовали, чтобы я сохранил тебе жизнь. Так что вали быстрее, пока мы не передумали.
Он пожал плечами.
— Твое право. Я бы человеческим ресурсом не разбрасывался. Кстати, ты случайно не знаешь, что стало с моей сестрой?
— Голая выбежала, когда орал крикун, ломанулась куда-то, и с концами. Наверное, сожрали, так что не жди ее, вали подобру-поздорову.
— Можно мне осмотреть окрестности? — холодно спросил он. — Я должен убедиться, что она мертва.
— Мы сами это сделаем. Ты сиди здесь.
Отказывать ему в праве найти близкого человека я физически не мог, потому что у меня есть Светка и Ваня, с которыми тоже непонятно что, и знал, как это невыносимо. Наверное, невыносимо даже такому роботу, как Тетыща.
Я глянул на Сергеича, который вовсе не выглядел виноватым. Подошел к нему и изо всех сил врезал по морде, потом прописал двоечку по корпусу и склонился над скрючившимся боевым товарищем:
— Сука, на фига девчонку убил? Друга? А?
Хотелось пнуть его, но я сдержался, видя, как он сплевывает кровавые сгустки.
— Я не хотел… ее… она сама прыгнула. Защищала.
— Ты ответишь, — пообещал я и на какой-то миг встряхнулся.
Сергеич скривился и развел руки.
— Сукой буду, если не отвечу! Думаешь, я рад, да? Думаешь, мне самому от этого всего не херово? Но кто ж знал, что она черта этого защищать бросится? — Он всхлипнул, закрыв лицо руками, затрясся.
Если бы он быковал и оправдывался, точно его прибил бы, а теперь что делать? Он же в аффекте был. Выгонять из клана? Пристрелить? Ногу ему оторвать?
— Скажи спасибо, что Тетыща — как робот, а то оторвал бы тебе башку и был бы прав, — проговорил я и повторил: — Ты должен ответить за Машу.
— Отвечу, — мрачно проговорил он. — Я заслужил.
На место трагедии сбежались все. Рихтер осмотрел Машу, перевел взгляд на меня и, покачав головой, развел руками. Тетыща раздул ноздри — и все его эмоции. Сергеича все старательно не замечали, даже Макс — видимо, не понимая, как реагировать на его выходку, повлекшую смерть невинного человека.
— С тобой на базе разберемся, чистильщик недоделанный, — сказал я, начиная думать над наказанием для Сергеича. Обратился по-английски к доктору Рихтеру и Бобби: — Идем обыскивать территорию, вдруг еще есть выжившие. Остальные, присматривайте за пленными и Сергеичем, чтобы больше не бедокурил.
Я окинул взглядом поле битвы, догорающие здания, остов грузовика. Бой, от которого зависело наше будущее, выигран, но ощущение такое, словно я проиграл. В душе было грязно и пусто, как в комнате после студенческой вечеринки. Столько случайных смертей, которых можно было бы избежать! Настя, запертая и сгоревшая, без вести пропавшая Яна, другие рабы, убежавшие навстречу своей смерти. Теперь, вот, Маша… Карина…