Время идет, и Сандрина удивляется, что ее не выставляют за дверь. Тут ее озаряет, она с досадой думает: «Ну и тупица, как ты могла забыть» – и сразу спохватывается: с крошкой внутри она не имеет права говорить о себе такие вещи.
Она открывает рот:
– Простите, я хотела спросить… У меня вчера были кровянистые выделения, это не страшно для ребенка?
Врач спрашивает:
– Ах вот как? И много? Вы что-то почувствовали? Сколько, если сравнить с месячными?
Сандрина мотает головой:
– Нет-нет, ничего особенного, всего несколько капель.
– И все-таки. Это было как при месячных, или когда вы ходили в туалет, или вы просто заметили пятна на белье?
Тяжеловатая тема для разговора, Сандрина никогда не описывала выделения с такой точностью. Однажды она отважилась спросить у своего прошлого гинеколога, отчего у нее на четвертый день месячных часто очень много крови, на пятый – почти ничего, а на шестой опять много, но он отмахнулся от нее с равнодушным и даже покоробленным видом, как будто она смутила его своим отвратительным вопросом в его кабинете с шикарными картинами на стенах.
– Иногда бывают небольшие кровотечения, – успокаивает ее доктор, – и если вы согласитесь прилечь, я вас осмотрю.
Она не велит раздеться, и Сандрина теряется:
– Что, прямо так, в одежде?
Докторша уже стоит рядом с гинекологическим креслом и накрывает его белой пеленкой.
– Да, – говорит она, – я только вашу блузку приподниму, если вы не против. – Прежде чем положить ладони на живот Сандрине, она растирает их, объясняя: – У меня всегда очень холодные руки.
И Сандрина успокаивается. Она всю жизнь ненавидела врачей, еще до того старика, который щупал ее грудь во время насморка; она боялась показать свое тело и услышать нелестные, оскорбительные суждения. Но эта милая темнокожая женщина обо всем предупреждает, спрашивает разрешения, ощупывает мягко, и Сандрина спокойно лежит, вместо того чтобы сжаться или дергаться, как она обычно делает, когда до нее дотрагиваются.
– Ну что же, все очень спокойно, – говорит докторша и указывает на постер с картинками. – Зародыш внутри вас сейчас такой. – Сандрина видит: совсем крошка, червячок. – На данный момент, по моему мнению, ничего тревожного не происходит. Но я все же назначу вам дополнительные анализы, вы не возражаете? Проверим сахар, железо, всего ли хватает. И еще надо запланировать первое УЗИ. Вы будете приходить ко мне, и мы шаг за шагом будем делать все что нужно.
Сандрина вздыхает с облегчением, поняв, что осмотр закончен и у нее нет ничего страшного. Но тут ее пронзает новая тревога: цена. Ее прежний гинеколог обходился очень дорого – ее муж настаивал, чтобы она ходила к дорогим врачам, в клинику для богатых, пусть все видят, что он может о ней позаботиться. Вдруг и эта докторша стоит столько же, а ходить к ней придется раз в неделю? В холле она не подумала справиться, сколько стоит консультация, и ее бросает в пот: только бы хватило наличных.
Пока она застегивает брюки и утягивает живот, гинеколог говорит:
– В первые месяцы это нормально – чувствовать усталость, но надо себя щадить. Тело само потребует все, что ему нужно, вы только прислушивайтесь к себе хоть немного, договорились?
Наконец она объявляет цену, совсем небольшую, в раз пять-семь меньше, чем у врача с ледяными руками и ледяным взглядом, и Сандрина тихо смеется с облегчением.
Докторша удивляется, спрашивает:
– Что смешного?
– Нет-нет, ничего, просто мой партнер настаивал, чтобы я ходила к врачу, у которого консультация стоит сто двадцать евро, и я… я боялась, что…
На этот раз смеется докторша:
– Нет, это не про нас, у нас тарифы по медицинской страховке… Вы дадите мне свою карточку?
Сандрина смущается:
– Извините, я забыла ее.
– Что ж, тогда оплату отложим; надо будет подписать бумагу, и все… Но это выйдет немного дороже.
Сандрина пожимает плечами: все равно получается недорого, и это не портит ей настроения.
Гинеколог распечатывает назначения, что занимает чуть больше времени, чем обычно, потому что в принтере закончилась бумага. Заполняя лоток, она говорит как бы невзначай:
– Знаете, наблюдаться у одного и того же врача – это очень важно. Необходимо следить за ходом беременности, у вас наверняка будет множество вопросов, приступы страха, волнения… Если вы хотите, чтобы я вас наблюдала, то надо, чтобы вы мне доверились. – Она смотрит Сандрине прямо в глаза и очень ласково спрашивает: – Вы мне доверитесь?
Но Сандрина глаза отводит. О, как она понимает Матиаса, который боится вопросов в лоб и таких вот прямых взглядов; она смотрит на руки женщины – крупные, сильные, с овальными ногтями приятного сливочного оттенка.
Наконец она говорит:
– Да, конечно, – надеясь, что докторша не станет больше ни о чем спрашивать.
Он не возвращается домой в положенное время, и Сандрина беспокоится. Женщина из полиции приезжает, как обычно, а вот его машины нет. Потом приходит СМС-сообщение: он ужинает с Кристианом, и Сандрина предлагает Матиасу съесть еще один тост с сыром и ветчиной. Побывав в духовке второй раз, хлеб немного подсыхает, но Матиас ест с аппетитом. Потом они устраиваются перед телевизором, как дети-заговорщики, и случайно натыкаются на повтор заинтересовавшего их документального фильма от прошлой субботы; они наблюдают, как казуары пробираются сквозь мокрые заросли. Матиас доволен, а раз Матиас доволен, то и Сандрина тоже. Завтра у него в школе нет занятий, и они досматривают фильм до конца, затем вместе идут наверх, вместе чистят зубы и соревнуются, у кого больше пены.
Сандрина укрывает его одеялом, и он спрашивает:
– Завтра моя мама опять придет?
– Да, – говорит Сандрина, пытаясь справиться с уколом ревности, который она чувствует всякий раз, когда Матиас произносит слово «мама».
– Мама вспомнит что-то еще? Что-то новое? – опять спрашивает ребенок, и, разумеется, он хочет услышать, что она вспомнит его.
– Знаешь, Матиас, – говорит Сандрина, – врачи сказали, что надо набраться терпения, но есть еще кое-что, что ты никогда не должен упускать из виду: твоя мама вернулась, потому что ей сказали, что у нее был ребенок. Она вернулась ради тебя.
Это успокаивает малыша, и он улыбается во весь рот, перед тем как свернуться калачиком под одеялом.
Сандрина оставляет его дверь приоткрытой и бредет по коридору с телефоном в руке: новых эсэмэсок нет, хотя уже поздно. Нет, конечно, такое и раньше случалось, иногда он задерживался на работе допоздна, иногда засиживался с приятелями, когда у него теннис и обед в ресторане, но все-таки вечера он любит проводить дома, с ними.
Она заходит в комнату с полками, где первая жена хранила свои книги и занималась шитьем. Сандрина заняла часть полок, но ей так и не удалось сделать эту комнату своей. Иногда ее охватывает дрожь, когда она заходит, – ей чудится легкое дуновение на затылке, хотя она не верит в призраков… Что за глупости, какие призраки, ведь Каролина не умерла.
В окно видно, что на другой стороне улицы стоит полицейская машина. Что же ей нужно, этой женщине? – думает Сандрина. Неужели у нее нет своей жизни? Потом она говорит себе, что, может быть, у этой женщины есть дети, а она сидит здесь, вместо того чтобы быть с ними.
Она обходит комнату. Рядом со столом, на котором стоит швейная машинка, пристроилась высокая плетеная корзина без ручки и без крышки, в ней лежат отрезы ткани и всякие лоскуты. Сама она шить не умеет, но с подачи мужа оставила все это – вдруг когда-нибудь займется шитьем? А что, если найти лоскуток с каким-нибудь веселеньким рисунком и сшить что-нибудь совсем простенькое, слюнявчик, например, а потом показать ему и объявить о будущем ребенке? Да, это будет здорово, отличная идея.
Сандрина хочет поднять корзину на стол, но та весит гораздо больше, чем она предполагала, а доктор запретила ей носить тяжести. Она садится на пол и по очереди вынимает ткани – решает рассортировать их: гладкие, с рисунком, белые… Ей попадаются симпатичные лоскуты, она узнает обрезки с маленькими воздушными шарами, красными и белыми, у Матиаса когда-то была пижамка с таким рисунком, она видела ее на одной из старых фотографий, что малыш вытащил из альбомов. Она вынимает тяжелые шерстяные отрезы и вдруг, когда корзина опустела почти на две трети, натыкается на кусок сложенного конвертом желтого флиса. Внутри, кажется, что-то зашито. Она ощупывает сверток – да, между желтой тканью и синтепоновой подкладкой что-то есть.
Ей приходится распороть стежки, чтобы узнать секрет.
Паспорта – два паспорта. Один на имя Каролины, второй – для Матиаса. Выданы в одно и то же время, за несколько недель до исчезновения Каролины.
Сандрина сидит на полу среди стопок ткани с двумя маленькими книжицами в руках. У нее самой такого паспорта нет, она никогда никуда не ездила. Паспорта новенькие, какие-то негибкие, она с трудом смогла их пролистать. На фото Матиас еще совсем маленький, а его мать очень серьезная; две пары черных глаз не мигая смотрят прямо на нее.
Она не знает, как поступить с этими двумя паспортами, постепенно теплеющими в ее руках. Осторожно приподнимается и бросает взгляд в мансардное окошко. Полицейская машина все еще там. Сандрина оглядывает комнату. Это владения Каролины, здесь ее полки, ее коробки, все чисто, все в порядке, но теперь, когда в ее руках паспорта, она понимает, что эта комната полна тайн. Каролина что-то прятала. Каролина что-то скрывала… Она вспомнила жест Каролины – как та распахнула шкафчик под раковиной и достала оттуда полотенце. Нет, она точно что-то скрывает.
На улице слышится шум мотора. Сандрина снова выглядывает в окно и видит, что полицейской машины уже нет. Однако Сандрина не чувствует облегчения; паспорта в ее руке весят целую тонну – что с ними делать, как ей быть, чтобы не случилось еще одно светопреставление?
Снова раздается шум мотора: это он. Должно быть, дожидался отъезда полицейской, может быть, на аллее у футбольного поля неподалеку от въезда в поселок; он приехал слишком быстро, чтобы списать это на совпадение.