предложил ей сигарету, и она согласилась – выпила два бокала, и ей вдруг показалась привлекательной идея стать одной из тех женщин, кто так элегантно пускает дым в теплой летней ночи; импровизируя, будто на сцене, она сыграла роль молодой, (слегка) сексуальной, (слегка) раскованной подружки, но ее муж этого не оценил и после ухода гостей заговорил с ней громким голосом. Нет, закричал, и кричал так громко, что она испугалась, как бы Матиас не проснулся. С тех пор она никогда не выпивала и уж тем более не курила, но он снова и снова возвращается к этому случаю и внимательно вглядывается в нее, когда говорит: «Пойду побросаю мяч с Кристианом», как будто в этом имени заключалось что-то особенное, что должно запустить в ней какой-то отклик и выдать ее, а между тем они с Кристианом за почти два года обменялись всего десятком вежливых приветствий («Добрый вечер!»), а в тот самый день он сказал: «Огонька?» и «Дивная ночь», а она ответила: «Да, перед вашим приездом моросило, и лаванда пахнет очень сильно…» – «Да, правда, а я-то думаю, откуда этот аромат», – откликнулся он.
Ну вот, опять она отвлеклась, он прав, беременные женщины сильно глупеют.
Полицейская говорит:
– Что ж, хорошо, очень хорошо.
В ее голосе слышится сомнение, но улыбка становится широкой, пожалуй, даже искренней – он попал в цель, демонстрируя добрую волю. Сандрина знает, что это «хорошо» вселяет в него уверенность, успокаивает; муж снова чувствует, что он в своем доме и здесь у него все под контролем.
Каролина обходит комнаты с повисшим на ее руке Матиасом, ее сопровождают психотерапевт, женщина-полицейский и бывший муж. Бывший? До сих пор никто не объяснил Сандрине, что будет дальше: их с Каролиной брак аннулировали или нет после ее исчезновения? они разведутся? – она ничего об этом не знает. Но и не смеет задать этот вопрос, думая, что с ее стороны он покажется весьма эгоистичным, и к тому же он нуждается в том, чтобы она оставалась с ним и поддерживала его, а не усложняла ему жизнь. Насчет усложнять – тут и полицейской хватает. Эта женщина не просто смотрит на нее, а буквально впивается взглядом, и Сандрина все больше и больше видит в ней опасное, вредоносное существо. Полицейская с ее темными волосами, курносым носом и курткой из гибкой матовой кожи напоминает ей летучую мышь; как-то они с Матиасом видели таких по телевизору – эти мыши-вампиры присасываются по ночам к домашним животным и сосут их кровь.
Сандрина сидит в гостиной с родителями Каролины и полицейскими; у нее прекрасно получается поддерживать пустой разговор: «Какое прекрасное печенье». – «О, это так, пустяки». Хвалит духовку: «Она очень высокого качества, и в этом весь секрет». Добавляет: «Печенье я испекла утром, а свежее всегда вкусное…» – но тут Анн-Мари резко обрывает ее, и Сандрина чувствует, что безмятежности пришел конец. Мать Каролины никак не оставит ее в покое. Но почему, почему? Ведь она ничего не требует – ничего, просто ей хочется остаться в этом доме с Матиасом и крошкой, которая родится, ей хочется мирной семейной жизни с мужчиной, который умеет плакать. Она напрягается. Сейчас Анн-Мари скажет, что за все надо платить, и она уже на волосок от того, чтобы выпалить: «Ну зачем, зачем вы это делаете, зачем вы это делаете со мной? Я глупа, у меня нет своего мнения, я не хочу, чтобы со мной говорили о сложных и небезопасных вещах, считайте, что меня здесь нет!» Но ничего не выходит. Ну, разумеется, с тех пор как Каролина вернулась, Анн-Мари ведет себя совсем по-другому, она забывает о безопасной дистанции, она нарушает ее, и Сандрина точно знает: если сейчас Каролина вернется в гостиную в сопровождении своего эскорта и он, ее муж (а кто же он ей?), увидит, как они обсуждают что-то с Анн-Мари, все пойдет под откос, а ведь она хочет только одного:
Спокойного!
Вечера!
Пожалуйста!
Прошу!
Черт бы вас всех побрал!
Но куда там, нет, конечно же, нет. Анн-Мари говорит вполголоса:
– Послушай, Сандрина, как ты знаешь, полицейские возобновили расследование. Они хотели бы выяснить… но лучше лейтенант сам тебе скажет, к чему они пришли.
Полицейский знаком дает понять, что все нормально, и Сандрина догадывается, что Анн-Мари с ним заодно, что, должно быть, она часто с ним беседует и видит в нем человека, которому можно доверять, почти что друга.
Он начинает:
– Вы уже знаете, что я и моя коллега серьезно занимались этим делом…
Само собой, Сандрине это известно.
– Мы регулярно связывались с Маркесами… моя коллега собирала всю информацию, мы пытались докопаться до деталей, вот почему нам сразу же дали знать, когда парижские коллеги установили личность Каролины.
Полицейский объясняет, что теперь, когда стало известно, где так долго находилась Каролина, они начали с другого конца, чтобы отследить цепочку в обратном направлении. Связались с больницей в Италии, в которой она провела все эти месяцы, прежде чем заговорила – заговорила по-французски, к изумлению медицинского персонала. Просмотрели записи с камер наблюдения в приемном покое, куда доставили Каролину и где ей оказали первую помощь. Уточнили график работы сотрудников скорой помощи, которые привезли ее в больницу после того, как поступило сообщение о бредущей по рисовому полю в Пьемонте голой женщине. Каролину увидела итальянская автомобилистка, она и позвонила в службу спасения; потом они с ней связались и сняли показания. Каролина находилась далековато от границы, если учесть ее вид и состояние, но на машине оттуда до Франции рукой подать. Также они составили список автозаправочных станций на протяжении трехсот километров и сейчас опрашивают управляющих, служащих, бывших служащих. Все это требует времени, а также сотрудничества с итальянской полицией, поэтому надо набраться терпения.
При упоминании о голой дочери, бредущей по колкому полю, Анн-Мари ежится, обхватывает себя руками, как будто ей холодно, но сдерживается, не плачет.
Полицейский добавляет:
– Мы также получили историю болезни из итальянской больницы, и это довольно большое досье.
Потом наступает тишина, полицейский и родители Каролины смотрят на Сандрину, как будто ждут от нее какой-то реакции, и единственное, что приходит ей в голову:
– Разве это не конфиденциальная информация, зачем вы все это мне говорите?
Анн-Мари опускает глаза, едва заметно покачав головой в знак то ли отрицания, то ли разочарования, а может быть, осуждения.
Со стороны гаража доносится шум – возвращаются Каролина и ее сопровождающие. Молодая женщина первой входит в гостиную, Матиас висит у нее на руке.
Сандрина спрашивает:
– Хотите еще кофе?
Каролина в это время говорит: «Хорошо, да, хорошо», но к кофе это не относится, потому что психотерапевт говорит: «Тогда пойдемте», и становится ясно, что они собираются подняться на второй этаж.
Сандрина стоит с почти полным кофейником в руках, ее муж смотрит на нее, проходя мимо, и она понимает, что он хотел бы оказаться в любом другом месте, но только не здесь. Он окидывает взглядом родителей, мужчину-полицейского, и спрашивает Сандрину:
– Хочешь пойти с нами?
Сандрина чувствует, что спасена – он заметил ее смятение и уводит из гостиной, которая превратилась в комнату для допросов. Ей не терпится, чтобы все эти люди ушли, но раз уж надо пережить это вторжение, то лучше быть рядом с ним, с мужем, а не в одиночку отражать нападки. Она польщена тем, что он позвал ее с собой – это еще одно доказательство того, что он нуждается в ней.
Психотерапевт морщит нос и говорит:
– Я думаю, что присутствие человека, которого Каролина никогда не знала, может повредить процессу больше, чем что-либо другое.
Но ее муж совершенно спокойно парирует:
– Сандрина – моя подруга, она стала для Матиаса настоящей матерью, и здесь она у себя дома.
Он кладет руку на шею Сандрины тем жестом собственника, который с самого начала так приятно обнадеживал ее; она чувствует его горячие пальцы у себя на затылке и не может удержаться от того, чтобы с легкой заносчивостью не посмотреть Каролине прямо в глаза, как бы говоря: «Видишь, видишь, я тоже имею право тут находиться». В глазах первой жены что-то мелькает, и Сандрина думает: «Она ревнует».
Ее муж стоит в ожидании вердикта, но на самом деле он не сомневается: раз он так решил, с этой минуты Сандрина будет с ними, это его дом, и здесь он главный. Психотерапевт как будто размышляет, потом говорит:
– Да, конечно, пойдемте.
И теперь процессия шествует вверх по лестнице; скрипучая ступенька отзывается шесть раз: Каролина и Матиас, его отец, Сандрина, психотерапевт, полицейская.
На прошлой неделе Каролина уже была в комнате Матиаса, однако они снова туда заходят. Психотерапевт восклицает:
– Какой идеальный порядок! – словно в этом есть что-то плохое.
И муж Сандрины говорит:
– Матиас весь в меня, он очень аккуратный. – В его голосе звучит гордость.
Потом он протягивает руку, чтобы взъерошить волосы ребенка, и заодно притягивает мальчика к себе, приобнимает его одной рукой, в то время как другая рука все еще лежит на шее Сандрины; они стоят втроем посреди детской, и он улыбается и ей, и Каролине. Каролина ничего не говорит, впрочем, она с самого начала была немногословна.
Осмотрев детскую и спальню, они направляются к комнате с полками. Сандрина не спускает глаз с первой жены, следит за каждым ее вздохом и жестом, она ждет, что скажет Каролина, завидев большую корзину с тканями, но ничего не происходит. Каролина заходит в комнату и застывает в неподвижности, устремив взгляд в окно. Сандрине не видно ее лица, но ничего, ни одно движение не говорит о том, что Каролина что-то вспоминает. Она делает шаг, другой, разворачивается, но ее взгляд ни на чем не задерживается, пока она не подходит к книжным полкам. Кажется, что-то наконец привлекло ее внимание. Она наклоняется, чтобы прочесть названия, и указывает на книгу с синим корешком:
– Я помню эту книгу. Я читала ее в лицее.