Матиас. Никто не придет. Матиас…
Сандрина одолевает порог и ползет на четвереньках, сил встать на ноги у нее нет, но она все ближе, ближе – низведенное до ничтожества животное, она приближается к ребенку.
Матиас. Черненький, с бездонными глазами и нежной кожей Матиас. Сын Каролины… Видит ли в нем этот монстр что-то помимо сына первой жены, помимо ребенка, которого Каролина любит всем сердцем и отняла у него? Этот монстр пытался убить Каролину был уверен, что убил ее, но ему этого мало – он готов убить малыша. Он знает, что тем самым смертельно ранит ее, отнимет все, что у нее есть. Он убьет Матиаса, и никто не придет на помощь.
Сандрина протягивает руку, пытается хоть за что-нибудь схватиться. Матиас молчит, он онемел от страха, а господин Ланглуа говорит и говорит, изрыгает ругательства, проклинает самок, которые посмели унизить его, бросить ему вызов. Он говорит, что от него не уходят, что его не бросают, а кто вздумает уйти – того убьет, и Сандрина умоляет его, умоляет соседей за стеной, но ни одна дверь так и не открылась, нет; она умоляет, хотя знает – они погибнут, он пришел покарать, он пришел убивать.
Его рука хватает тонкую шейку ребенка, глаза Матиаса делаются огромными, в их черной глубине нет ничего, кроме страха. Темная струйка пропитывает штанишки пижамы, едкий запах аммиака достигает ноздрей Сандрины, и она, вторая жена – даже не жена, а так, неизвестно кто, жалкая жертва, несостоявшаяся мать – на последнем издыхании, обессиленная, намерена драться, хочет защитить, хочет удержать мужчину, который сейчас убьет малыша, но руки у нее вялые, а слезы льются и льются, но какой от них толк?
Никто не придет…
Кто-то идет…
Кто-то идет.
Лиза… Лиза здесь. И не одна. Через секунду господин Ланглуа уже на полу, руки согнуты под немыслимыми углами, чье-то колено давит ему на спину; ему говорят: ТОЛЬКО ДЕРНИСЬ, УБЛЮДОК, ТОЛЬКО ПОСМЕЙ, – и его грубо утыкают носом в пол.
Лиза бросает быстрый взгляд на Сандрину, она пришла с людьми в темно-синей форме, кажется, это парамедики, они ощупывают Сандрину, Матиаса, суетятся над Анн-Мари. Звучит указание, что надо доставить Анн-Мари в больницу, и Сандрина с облегчением думает: больница для тех, кого надо лечить. Точно так же совсем недавно Каролина сказала: «Пикассо теплый», – значит, собака не умерла.
Сандрина ползет. «Не двигайтесь, мадам, подождите!» – но она с упорством стремится к ребенку, дотягивается до него, обнимает, стискивает. Матиас тоже теплый, Матиас жив, и ее слезы льются на его черные волосы. Она говорит:
– Матиас, не смотри, не смотри, Матиас, не надо, мне так жаль, так жаль, о Матиас, бедный мой мальчик, все кончено, все позади.
Матиас крепко хватается своими ручонками за ее шею, от него пахнет мылом, мочой и горьким потом от пережитого ужаса.
Все чувства Сандрины обостряются, она чувствует нарастающую боль в почках, в зажатом животе, у нее мокрые джинсы, и она боится, что это от крови, у нее исцарапанные руки, кожа на голове горит, и она видит на полу пряди своих волос.
Матиаса отрывают от Сандрины, ее укладывают на носилки, пристегивают, укрывают. Она сипит:
– Лиза, Лиза… мой телефон, надо предупредить, я должна предупредить…
– Не волнуйтесь, Сандрина, хорошо? – говорит Лиза.
Она идет в комнату и подбирает с пола мобильник Сандрины. Полицейский радиопередатчик шипит, и Лиза произносит несколько слов в микрофон.
Потом возвращается к Сандрине и вкладывает ей в руку телефон, тот самый, который она не смогла разблокировать, и потом говорит:
– Они внизу. Патрис и Каролина. Они внизу. Все хорошо. Они проводят вас в больницу. Сандрина? Ох, Сандрина…
Сандрину трясет. Она не может это остановить, не может себя контролировать – ее тело перенасыщено адреналином. Лиза отходит, уступив место парамедикам; они измеряют Сандрине пульс, ощупывают сведенные судорогой конечности.
Господина Ланглуа бесцеремонно ставят на ноги. Сандрина хотела бы отвести взгляд, но в это самое время ее осматривают, проверяют состояние шейных позвонков, и ее голова повернута в его сторону. Она вынуждена смотреть на него.
Она видит сгорбленного, обливающегося потом, с влажными от слез щеками мужчину. У этого мужчины красные свинячьи глазки. Она видит мужчину, который пришел ее убить, но потерпел поражение. И этот мужчина плачет.
Она все видит и все понимает. Понимает, что изначально заблуждалась, понимает, как была слепа. Мужчина, который плачет, умеет плакать только от обиды и жалости к самому себе. А теперь это слезы ненависти, вызванные низкими и жалкими чувствами; с некрасиво разинутым, скривившимся ртом, он плачет от уязвленного самолюбия, он плачет от злобы и страха, плачет, потому что его забирают, а она, его жертва, ускользнула от него. Он плачет, потому что она жива и потому что она вырвалась на свободу.
На лестнице толпятся свидетели – все соседи звонили в полицию, звонили спасателям. Жильцы напуганы и чувствуют облегчение, что все наконец закончилось. Лиза несет Матиаса – он зарычал, когда полицейский-мужчина захотел взять его на руки. Лиза крепко прижимает мальчика к себе, ей нет никакого дела до того, что от детской пижамы несет мочой. Матиас, обвив Лизу рукой за шею, смотрит на Сандрину, лежащую на носилках. Огромные черные глаза устремлены в глаза Сандрины, и она пытается изобразить улыбку. Старается по мере сил.
Взъерошенный вороненок отводит взгляд, моргает и посылает ей кривую улыбку в ответ. Он тоже делает все, что в его силах.
На улице отъезжает первая машина скорой помощи с Анн-Мари; Патрис сидит в ней у изголовья носилок. Каролина стоит под дождем, сцепив руки от волнения. Завидев ее, Матиас дергается, трясет ногами, скулит от нетерпения. Лиза передает ей мальчика, и он приникает к груди матери. Их черные волосы спутываются, и уже невозможно понять, где кончается Каролина и где начинается Матиас.
Сандрина думает о своих мокрых джинсах и надеется, сама не зная на что.
Каролина идет к носилкам, парамедики шикают, ей неловко, но ее не остановить; она прижимает к себе своего драгоценного ребенка и плечами прокладывает дорогу. Сандрина высвобождает руку из-под золотистого покрывала и тянет ей навстречу – им надо коснуться друг друга, надо соединить руки, надо доказать, что они живы, а все страшное кончено.
Каролина говорит:
– Спасибо, спасибо, Сандрина, спасибо… – Голос ее дрожит, срывается, в черных глазах выступают слезы. У Каролины короткие сильные пальцы, горячее, полное воли к жизни рукопожатие. – Спасибо, Сандрина, спасибо…
Дверцы захлопываются, машина направляется в больницу, и Сандрина увозит с собой память о благодарности Каролины. Она никогда не забудет об их рукопожатии. Крепком рукопожатии таких же стойких и неубиваемых женщин, как выносливый и живучий плющ.
От автора
Феномен домашнего насилия часто сравнивают с айсбергом: на поверхности самое очевидное, а «подводная» часть не видна. Между тем до физического насилия всегда имеет место последовательное психологическое давление, которое со временем усиливается и приобретает постоянный характер.
Во всех прочитанных мною статьях говорится о первой фазе – фазе самолюбования будущего агрессора в процессе обольщения и ухаживания. После наступает фаза, в которой насилие в разных формах чередуется с проявлениями привязанности. Жертву осыпают комплиментами, она получает подарки, партнер балует ее приятным времяпрепровождением, но вслед за этим опять следуют обидные замечания, критика. Если это задевает жертву, ее поначалу упрекают в отсутствии чувства юмора, утверждается, что замечания делаются ради ее же блага.
Психотерапевты считают, что чередование противоречивых слов и поступков производит на мозг жертвы парализующее действие. И это чередование продолжается, становится каждодневным, усугубляется. То есть насилие моральное начинается задолго до физического.
Говорить, что жертвам «нужно всего лишь уйти», по сути, является отрицанием первой фазы. Тем не менее она есть, и на этой стадии уйти непросто. Также слышны разговоры, что в нашей системе имеется все для помощи женщинам, ставшим жертвами сексистских нападок. Возможно, но это не умаляет проблему.
Нижеследующие цифры относятся к 2017 году: 219 000 взрослых француженок заявили, что в течение года они подвергались побоям и/или изнасилованиям со стороны нынешних или бывших партнеров.
Спасательными службами Франции было зарегистрировано 12 380 случаев смертельных угроз со стороны партнера, и в 90 % жертвами этих угроз были женщины.
Еще цифры: 6829 мужчин и 730 женщин были осуждены за насилие в отношении своих партнеров.
В 2017 году 130 женщин погибли от рук нынешних или бывших партнеров. В том же году 25 детей были убиты в ходе семейных разборок.
Ежегодное национальное исследование о погибших насильственной смертью в семье сообщает о 16 мужчинах, убитых сожительницами. В 68,8 % случаев женщина, убившая мужчину, ранее подвергалась насилию с его стороны.
В 2018–2019 годах в Провансе было проведено исследование 29 дел об убийстве или покушении на убийство, совершенном партнерами или бывшими партнерами. В выводах подчеркивается, что в 80 % случаев осужденные регулярно совершали то или иное насилие в отношении своих сожителей (70 %) или бывших партнеров (10 %). Преступления происходили во всех возрастных группах: самому молодому убийце был 21 год, самому старому – 78 лет. В почти половине случаев убийства совершались во время или сразу после разрыва; 62 % преступлений было совершено по месту проживания. В более чем 20 % случаев свидетелями убийства или покушения на убийство были дети. И в двух третях случаев гибели одного из партнеров следственные или судебные органы были заблаговременно поставлены в известность о фактах насильственных действий в данной семье.
В октябре 2019 года я считывала верстку этой книги; к этому времени, то есть за десять месяцев 2019 года, партнерами или бывшими партнерами были убиты 124 женщины – больше, чем за весь 2018 год.