Ефремович, похоже, тоже не очень мне доверял, поэтому при свободной минутке приходил глянуть, как у меня идут дела.
Когда он трясущими руками выдал мне завернутые в промасленную бумагу вкладыши, то сразу предупредил:
– В гараже нигде не оставляй. Носи с собой, пока по месту не поставишь.
Я же в это время с любопытством оглядывал его кандейку, где на полках лежали запчасти, составлявшие предмет мечтаний тогдашних автолюбителей. Увы, несмотря на то что автомашин в стране было мизер, запчастей к ним было еще меньше.
Увидев мои любопытные взгляды, механик быстро погнал меня оттуда, тщательно закрыл дверь на два замка и, завязав веревочки, шлепнул на них пластилиновую печать.
Все бы было неплохо, но с утра надо было идти на основную работу. А там мне нужно было иметь ухоженные, чистые руки с аккуратно подстриженными ногтями.
Поэтому утро у меня начиналось с мыльно-содовой ванночки для рук. Не будешь ведь подавать посетителям коктейли грязными руками, да еще с черной каймой под ногтями!
Но все же ремонт был закончен. С помощью тали, матюгов и известной матери движок был затолкан на место.
Некоторые торопыги подбивали сразу его и опробовать. Но меня одолевали сомнения. Вкладыши я затянул вроде как надо, но коленвал практически не проворачивался, что наводило на всяческие подозрения.
– Х…я! – заявил Жека. – Стартером провернет.
– Помолчал бы, сынок, – сказал механик, – ты уже допроворачивался. Кто двигатель на сухую завел, не ты ли? По идее тебя надо было забесплатно заставить все сделать. Так ведь тебе доверить ни хрена нельзя.
– Не, мужики, давайте лучше на холодном двигателе УАЗ потаскаем, – предложил я. – Надежней будет.
Молчание было знаком согласия.
В девять часов вечера на тускло освещенном единственным фонарем гаражном дворе мы начали кругами таскать еще нестарый уазик. Я сидел за рулем шишиги, а Ефремович в УАЗе.
Остальные водители давно отправились по домам.
Минут через двадцать я остановился. Борис Ефремович тоже выскочил из кабины и доставал из кармана новые свечи.
– Давай, вкручиваем и заводим, – предложил он.
Машина завелась без проблем.
– Вроде клапана на третьем цилиндре постукивают, – озабоченно сообщил Ефремыч. – Ладно, на сегодня все. Поехали домой, я сегодня с тобой и так задержался. Завтра доведешь все до ума, я подпишу акт выполнения работ, и можешь в бухгалтерию дуть за деньгами.
«Ага, задержался ты, – подумал я, – ты в десять вечера только должен нас с учебы отпускать, а на деле мы уже дома в девять часов».
Через день я нашел время, получил свои семьдесят с чем-то рублей и отправился в магазин, поливая матом советское законодательство. Ведь совсем упустил из вида, что у меня высчитают два налога: подоходный и за бездетность. Возмущенные возражения, что мне нет восемнадцати лет, не произвели на кассира никакого эффекта.
– Разбирайтесь с бухгалтером, начисляющим зарплату, – сообщила она равнодушно.
Желания терять время на разбирательства из-за семи-девяти рублей не было, а обеденный перерыв уже подходил к концу.
Вечером, когда я зашел в гараж и многозначительно позвенел сеткой, там раздались одобрительные возгласы. А когда из сетки появились три бутылки водки и закуска, аплодисменты перешли в бурные овации.
Чего было не отнять у водителей, так это умения организовать стол. Уже через пару минут рабочий верстак был застелен газетами. На них один из водил резал тонкими пластинками розовое сальце, пахнущее чесноком, и свежий черный хлеб. Соленые огурцы были вывалены из банки в жестяную миску, а когда в такую же миску я вывалил полбидончика шашлыка, на миг наступило молчание.
– Шоб я так всегда жил, – сказал только что вышедший из недельного запоя Петрович, нарушив тишину. – Саня, да мы так не пили никогда. Краюшка черняшки в радость была, рукавом занюхаешь да сухарик пожуешь.
Он одним движением раскрутил бутылку и удовлетворенно крякнул, глядя на кружащиеся в ней пузырьки. После чего опытной рукой разлил бутылку по стограммовым стаканчикам.
– Э-э, ребята! Вы что тут устроили за представление? – раздался голос Никулина, бесшумно подошедшего к нашей компании.
– Так вот Санек нам угощение выставил, – заявил нисколько не смутившийся Петрович.
Борис Ефремович свирепым взглядом уставился на того.
– Ты б… п… еб… м… совсем ох…л, – заорал он. – Неделю гулевонил и опять хочешь нажраться, пошел отсюда на хрен.
Он спихнул Петровича с табуретки и уже спокойней предложил тому:
– Ты сегодня отдыхаешь, иди лучше покарауль, чтобы, кому не надо, не заходили.
После этого он взял оставшийся налитый стакашек и, предложив выпить за здоровье всех присутствующих, ловко опустошил его одним глотком.
Что для четверых мужиков и примазавшегося меня три бутылки – через сорок минут Жека уже бежал в ближайший гастроном за добавкой.
«Вот, оказывается, чего мне не хватало! – думал я, выходя на улицу. – Обычного мужицкого трепа, о машинах, работе и о бабах, конечно».
В этой компании скидку на возраст не делали.
В голове слегка шумело. Я хоть и старался пить немного, но все же ухитрился опьянеть. Мужики пошли на второй заход, я бы с удовольствием остался, но домой надо было прийти трезвым, если мама унюхает запашок – будет скандал.
Мне повезло, потому, как шел какой-то фильм по телику и мама даже не вышла из комнаты, только крикнула, что ужин на столе.
«Может, признаться, что я снимаю квартиру и хочу пожить один», – в который раз подумал я. Но, представив предстоящий скандал, опять малодушно оставил этот вопрос на потом.
Ноябрь принес ранний холод и снег. Седьмого числа задул резкий ветер, и температура опустилась до двенадцати градусов мороза. Но демонстрацию никто не отменял. Я носился, как савраска, вдоль формирующейся колонны нашего треста и раздавал плакаты с членами Политбюро и ЦК КПСС. Несмотря на морозец, спина была уже взмокшая.
Получил я наглядную агитацию еще вчера у Незванцева. Огромная комната была завалена плакатами, лозунгами и прочими атрибутами. Хорошо, что нам выделили грузовую машину, иначе весь этот хлам было не увезти.
К сожалению, приходилось отрабатывать высокое звание комсорга. За полчаса я раздал наконец осточертевших Сусловых, Брежневых и Громык и сам встал в ряды демонстрантов. Наталья Петровна все еще ходила рядом и брала на карандаш тех, кто не явился на демонстрацию.
Из громкоговорителей доносилась маршевая музыка, песни военных лет, народ был бодр и весел. То тут, то там, собираясь в круг, люди сами запевали песни, смеялись, радовались происходящему.
К сожалению, Лена на демонстрацию не пришла, у нее была рабочая смена.
– Саша, мне плаката не хватило! – обиженно воскликнула Зинка Бахирева, незаметно появившаяся рядом.
– Да пожалуйста, бери, – ответил я и протянул девушке своего Брежнева с мохнатыми бровями. Та сразу скорчила жалобную мину.
– Ой, я же пошутила, не хочу такую тяжесть таскать, – сообщила она.
Я не стал настаивать и снова положил плакат ручкой на плечо.
В это время машина с названием нашего треста тронулась в путь, и вслед за ней двинулось начальство во главе с директором.
Зина ловко прихватила меня под свободную руку и, плотно прижавшись, пошла рядом.
– Лена говорила, ты квартиру снимаешь? – внезапно спросила она, в ее дыхании явственно чувствовался аромат вина «Изабелла».
«Ничего себе, – мысленно удивился я. – Не думал, что Ленка такая болтушка. А эта подруга уже успела винца глотнуть».
– Ну да, снимаю, – нехотя вслух признался я.
– Может, после демонстрации покажешь, как ты устроился? – спросила она, глядя на меня смеющимися глазами.
Я в ответ окинул ее взглядом, еще в первые рабочие дни мне стало понятно, что Зина неровно дышит в мою сторону. Но она была замужем, воспитывала двухлетнюю дочку, поэтому я не обращал внимания на ее намеки, тем более что увлекся Леной.
«Странно, только сейчас дошло, что фигурой она на Бьянку похожа, один в один, такая же жопастая и грудастая, хотя лицо совсем другое», – подумал я. Даже сейчас смешное зимнее пальто не могло скрыть ее грудь четвертого размера.
Неожиданно возникшее желание заставило сбиться с шага. Встревоженная девушка отпустила мою руку и воскликнула:
– Саша, это же шутка, никуда я с тобой не пойду!
– Нет уж, дорогая, в каждой шутке есть доля правды, – усмехнулся я.
– У девочек вино есть, – внезапно прошептала Зина, – будешь пить?
Я мотнул головой в знак согласия.
Когда колонна в очередной раз остановилась, мы встали в кружок и дружно выпили по полстакана венгерского хереса.
Наталья Петровна, наблюдавшая все это мероприятие, погрозила нам пальцем и сама отправилась пить армянский коньяк с директором треста.
Еще через полчаса мы прошагали мимо трибуны, на которой стояло руководство республики и города, прокричали «ура партии и правительству». Выйдя с площади, закинули плакаты в кузов подъехавшего грузовика и начали разбегаться в разные стороны.
Зина стояла неподалеку и искоса наблюдала за мной.
«А чего, собственно, парюсь, – внезапно пришло мне в голову. – Если она хочет гульнуть на стороне, то кто я такой, чтобы ей читать мораль».
Проходя мимо нее, шепнул свой адрес и медленно пошел вдоль улицы.
Зинка осталась на месте, затем присоединилась к девчонкам и, хихикая, шла с ними, ничем не показывая, что собирается навестить мое скромное жилище.
Не успел я повесить пальто на вешалку, как в дверь осторожно постучали.
«Бегом, что ли, бежала?» – пришло мне в голову, когда повернулся, чтобы открыть дверь.
Зина стояла в расстегнутом пальто, тяжело дыша, и смотрела на меня шалыми глазами.
Я отступил в сторону и дал ей пройти. Закрыв дверь, начал помогать снять пальто. Оставшись в платье и кофточке, Зина, сняв войлочные ботики, схватила меня за руку и сказав: «Показывай, где у тебя кровать», – потащила в комнату.
Через два часа мы с ней пили чай на кухне. Вымотанный до предела, я хотел одного – улечься в койку. Зато моя гостья чувствовала себя прекрасно, Она, похоже, не собиралась идти домой. Зина сидела, накинув мою рубашку на голое тело, и беззастенчиво демонстрировала задорно торчащие груди.