– Ну, тогда бывай здоров. Отцу передавай привет, – сказал он и удалился.
– Как это в городе остаешься? – возмутился батя. – А как же проводы? Так вот просто, соберешься и пойдешь?
– Ну да, соберусь и пойду, – подтвердил я. – Возьму только мыло, одеколон, зубную пасту, щетку да иголку с ниткой, кстати, пап, у тебя где-то валяется приспособление для чистки пуговиц да асидола чуть-чуть.
– Возьми лучше брусок ГОИ, – посоветовал батя. – Асидола на пару раз осталось, да и лет ему немало.
– Не, не возьму, меня наверняка в карантин с остальным молодняком пихнут, там эту пасту на следующий день украдут, или сержанты наедут, – сообщил я в ответ.
– Ну да, вполне возможно, – согласился отец.
Маму наш разговор не интересовал – с того момента, как она узнала, что сынок, родная кровиночка, остается служить практически дома, у нее началась почти эйфория.
Лена, узнавшая вечером о моем месте службы, радовалась не меньше. К сожалению, владелец квартиры Мишка Петров неделю назад вернулся из длительного рейса, и ее пришлось освободить. Поэтому мы прогулялись по вечернему городу и потом пили чай в компании Агафьи Тихоновны.
Пятнадцатого мая я сел в автобус и, проехав три остановки, вышел у входа в часть.
Около КПП с деловым видом прохаживался часовой, АКМ без магазина висел у него на плече, на поясе болтался штык-нож.
«М-да, расслабуха полная», – насмешливо подумал я.
Зайдя на КПП, положил сопроводиловку и военный билет на стол кепешника. Грузинистый рядовой недоуменно разглядывал документы.
– Ты эта, кто такой? – наконец спросил он.
– Там все написано, – пояснил я, показав на бумаги.
Грузин снова уткнулся в мой военный билет, затем взял трубку телефона.
– Товарищ капитан, докладывает дежурный по КПП рядовой Чхеидзе, тут какой-то гражданский хочет пройти, бумажки показывает, а пропуска у него нэт.
Из трубки послышались громкие маты на голову грузина. Тот положил трубку и сказал:
– Жды, придэт дежурный по полку и все решит.
За окном светило солнышко, дул весенний ветерок, поэтому я вышел на улицу и, усевшись на солнечную сторону, зажмурил глаза от удовольствия.
– Эй, сынок, просыпайся, – раздался над ухом мощный бас. Открыв глаза, я увидел здорового краснорожего капитана с петлицами мотострелка и повязкой «дежурный по полку».
Вскочив, я представился:
– Призывник Сапаров Александр Юрьевич, прибыл в вэче номер… для прохождения срочной службы.
– Ни х… себе! – громко прокомментировал мой доклад капитан. – Ты чего, от команды отстал? Почему один?
– В сопроводительных документах все написано, товарищ капитан, – бодро отрапортовал я.
Тот прошел на КПП и, взяв документы, вновь вернулся ко мне.
– Ага! – воскликнул он. – Понятное дело, значит, водителем в комендатуре будешь служить. Хм, что мне с тобой сейчас делать? У нас молодежь уже две недели в карантине, отдыхает, хе-хе. Так, пожалуй, я тебя сейчас в свою роту отведу, старшине поручу тобой заняться. Он научит Родину любить.
Капитан широким шагом двинулся по асфальтовой дорожке, с обеих сторон которой росли молодые березки со стволами, покрашенными известью метра на полтора в высоту.
По дороге я не утерпел и задал вопрос:
– Товарищ капитан, так вроде бы в штате мотострелковой роты не предусмотрен водитель коменданта, комендатура вообще самостоятельная структурная единица?
Капитан удивленно глянул на меня и сообщил:
– Для слишком умных и любознательных отвечаю: мы направляемся в роту материально-технического обеспечения. В ней имеется хозвзвод, в котором ты будешь служить. Комендатура, понимаешь, у нас не доросла до комендантского взвода.
Больше, на всякий случай, я вопросов не задавал, пока мы не зашли на первый этаж стандартного казарменного здания.
В пустынном коридоре на тумбочке сидел дневальный и чистил ногти штык-ножом.
Увидев нас, он спрыгнул с тумбочки, заорал:
– Рота, смирна! – и типа строевым шагом направился к нам, на ходу пытаясь вставить штык-нож в ножны.
– Рядовой Мамедов, – заорал капитан. – Какого х… ты на тумбочке жопу протираешь, где б… п… дежурный по роте. Думаете, если у меня дежурство по полку, то можно бардак устраивать?
В этот момент появился дежурный, заспанный сержант, он подбежал и доложил, чем занимается личный состав.
Слегка взгрев сержанта, капитан двинулся дальше, туда, где, как я предполагал, была каптерка старшины.
Старшина, крепкий плечистый парень, в отличие от дежурного по роте, вел себя спокойно, при нашем появлении он встал и просто произнес:
– Добрый день, Николай Павлович, кого это вы нам доставили?
– Здорово, Петро, – сказал капитан, – привел тебе молодца, будет у нас служить.
Старшина нахмурился:
– Товарищ капитан, так, может, его в карантин, пусть там его уму-разуму учат, на хрен мне с ним возиться. Примет присягу, тогда к нам заберем.
– Понимаешь, Петя, не все так просто, – задумчиво поделился капитан. – Парень будет водителем у подполковника Климова, а тот уже неделю пешком ходит. Так что придется тебе новобранца в темпе вальса одеть, обуть и научить. Чтобы он б… п… на х… послезавтра сидел за рулем у входа в комендатуру. Усек?
– Усек, – хмуро пробормотал старшина.
– Вот и отлично, – резюмировал капитан и, хлопнув меня по плечу, вышел из каптерки.
Старшина взял у меня военный билет и начал его изучать.
– Сапаров, Сапаров, что-то, парень, у тебя фамилия нерусская, из Чуркестана, что ли, приехал? – недовольно проворчал он.
– А в чем проблема? – хладнокровно осведомился я, демонстративно разглядывая висевшую на стене табличку с надписью «ответственный, старшина Пузенко Петро Михайлович». – Мы все единый советский народ, так нас учит Коммунистическая партия и правительство.
Старшина заткнулся, поняв, что на этой теме может здорово погореть.
Однако, как ни странно, не обиделся. Одобрительно хмыкнув, он сказал:
– А тебе, я смотрю, палец в рот не клади. Бойкий на язык, наверно, активным комсомольцем был.
– Комсоргом, – буркнул я.
– Это хорошо! – оживился старшина. – Осенью мы с нашим комсоргом на дембель собираемся, будем иметь тебя в виду.
К словам старшины я отнесся спокойно, до осени еще было время, а про то, что я был комсоргом на работе, при желании узнали бы все равно.
– Ну что, пойдем на склад, что ли, надо тебя в человеческий вид привести, – сказал Петро и поднялся.
Мы вышли из казармы и извилистой тропкой, сократив путь, прошли к длинному зданию склада. Войдя в неприметную дверь, оказались в маленькой комнатушке, в одной из стен которой имелось окно, закрытое сейчас ставнями.
Старшина забарабанил в него изо всех сил. Через минуту из-за ставен послышался мужской голос.
– Минутку, сейчас открою.
Увидев нас, пожилой старшина-сверхсрочник доброжелательно улыбнулся и заговорил с Пузенко на украинской мове. Они говорили так быстро, что я почти ничего понять не мог. Несколько раз в разговоре проскакивала фамилия моего будущего командира.
Поговорив, сверхсрочник исчез в глубине склада, оставив окно открытым. Оттуда несло кожей и лежалой мануфактурой.
Минут через десять он появился, неся на руках целую кипу одежды и сапоги.
Когда он выложил ее на прилавок, теперь уже я в удивлении воскликнул:
– Ни х… себе.
Передо мной лежала п/ш – полушерстяная повседневная форма солдата, под ней простая хэбэшка, а рядом парадная форма. И все нового образца. Кроме того, яловые сапоги, а не простая кирза!
– Сейчас еще шинелку принесу и зимнюю шапку, – сообщил кусок и снова скрылся в глубине склада.
– За какие заслуги мне все это? – спросил я у старшины.
В ответ тот, подняв указательный палец вверх, сказал:
– Сынок, ты где будешь служить? В роте материального-технического обеспечения.
Я недоуменно пожал плечами:
– Все равно не понимаю, сапоги яловые, пэша мне с какой радости выдали?
Пузенко подозрительно глянул на меня:
– Ты что-то слишком много знаешь, хлопец, пэша сразу разглядел. Откуда сведения?
– У меня отец военный, майор, только четыре года как ушел в запас, – ответил я. – Мы всю дорогу по военным городкам мотались. Так что про форму я знаю все. Бате сапоги чистил, как только щетку смог в руках держать, то же самое и с пуговицами на кителе.
Старшина сдвинул пилотку назад и вытер пот со лба:
– Ну, это радует, слышал же сам, как кэп приказал, чтобы ты послезавтра уже машину подал в комендатуру. А пэша тебе выдали из-за Климова – тот вечно требует, чтобы у него водитель нормально выглядел.
В это время кусок притащил шинель и зимнюю шапку. Забрав всю амуницию, мы двинулись обратно в казарму.
Там я переоделся в хэбэ в каптерке у старшины, свою домашнюю одежду запихал в наволочку, рассчитывая при случае отвезти ее домой. Кучку петлиц и погон распихал по карманам, рассчитывая пришить их, как только пристроюсь на табуретку рядом со своей койкой. Остальную форму старшина аккуратно повесил на вешалку.
Посмотрев, как я заправился, он опять удивленно покачал головой, затем, щедро оторвав полметра белого материала, спросил:
– Может, тебя не надо учить, как подшиваться?
– Не надо, – ответил я и мечтательно добавил: – Жаль, не выдали гимнастерку старой формы, ее можно с проводком подшивать.
– Но-но, сынок, – сообщил старшина. – Со стариками себя не ровняй, походишь и так. Ты пока никто, и звать тебя салабон.
Он забрал у меня все документы, сказав, что сам отнесет в строевую часть, после чего мы вышли в расположение. В большом помещении с четырьмя рядами двухъярусных коек почти никого не было. Около вешалки с шинелями топтался дневальный, видимо, на десятый раз приводя их в нужное состояние. Рядом за столом сидел дежурный по роте и разглядывал свою рожу в зеркале.
– Синицын, ко мне! – негромко скомандовал Пузенко. Тот для начала подскочил, потом, повернувшись, сказал:
– Петя, достал со своими шуточками. Хорош под Ахрамеева косить. Так и сердечником стать недолго.