– Ничего особенного, – признался. – Орден получил.
Орденом я добил новоиспеченного зама до конца.
– Сашка, – потрясенно сказал он. – Это дело надо обмыть, в нашем тресте в кои веки воспитали орденоносца! Вставай, мы идем к Шмуленсону.
Вдвоем мы зашли в приемную директора. Секретарша молча кивнула на вопрос Незванцева, можно ли пройти.
Директор что-то писал, сверкая лысиной. Услышав нас, он вопросительно поднял голову.
– Лев Абрамович, – обратился к нему Валера. – Представляю вам нашего работника Сапарова Александра Юрьевича, призванного в ряды Советской армии два года назад, сейчас он отслужил и вернулся в родной город.
В глазах Шмуленсона появился слабый огонек интереса.
– Да, припоминаю его, вроде что-то там было с магнитофоном? – спросил он.
– Ну да, было, – отмахнулся Незванцев. – Главное, к нам вернулся член партии, орденоносец, награжденный орденом Красного Знамени. Вы представляете эффект?! Наша комсомольская организация воспитала такого человека.
– Орден Красной Звезды, Валерий Георгиевич, – поправил я Незванцева.
– Чего? – обернулся тот ко мне.
– Я говорю, меня орденом Красной Звезды наградили, – буркнул я под нос.
– Да ладно, какая разница, – воскликнул Валера. – Главное, орден.
Лев Абрамович грустно посмотрел на него, покачал головой и сказал:
– И этот поц мой заместитель! Вай-вай, куда движется мир.
Потом встал из-за стола и подошел к нам. Внимательно оглядел меня с ног до головы и торжественно произнес:
– Молодой человек, не знаю, за что вас наградили, но в наше мирное время командование орденами не разбрасывается. От всего нашего коллектива и от себя лично поздравляю с высокой правительственной наградой.
Он долго тряс мою руку в неожиданно сильном рукопожатии, а затем пригласил за стол. Затем, нажав кнопку селектора, произнес в него:
– Раиса Витальевна, будьте любезны, принести нам набор номер три.
Из селектора донесся изумленный вздох и слова:
– Один момент, Лев Абрамович.
Через пять минут секретарша появилась с небольшим подносом. На нем стояла бутылка КВ, лежали два лимона. На отдельной тарелочке красовались десятка полтора тарталеток с черной икрой.
Как заправская официантка, секретарша быстро расставила рюмки, нарезала лимон, все это она делала, недоуменно разглядывая мою физиономию. По выражению ее лица можно было без труда угадать ход мыслей: «Что это за молодец, из-за которого Лев Абрамович так расстарался?»
Когда она вышла, Шмуленсон закрыл двери плотней и скомандовал:
– Валера, наливай.
Через три рюмки, когда атмосфера стала более дружеской, я сообщил, что собираюсь поступать в пединститут.
Оба торгаша тут же бросились уговаривать меня не делать такой глупости и поступать в институт советской торговли.
Я продолжал стоять на своем, но намекнул, что хотел бы во время учебы в свободное время работать.
В этот момент Валера неожиданно отставил рюмку и, глядя на Шмуленсона, спросил:
– Вы тоже об этом подумали, Лев Абрамович?
Тот кивнул и, повернувшись ко мне, заговорил:
– Александр, мы в этом году открываем в гостинице «Интурист» валютный бар для иностранцев. Сам понимаешь, комитет землю носом роет. Уже с десяток наших кандидатур отклонил. Тебя же сто процентов согласует.
Я задумался:
– Там же надо будет каждый день работать? А у меня учеба.
– Никаких проблем не будет, – улыбаясь, сообщил Незванцев. – Бар будет работать с шести вечера до двух ночи. Если работать посменно, даже не устанешь. А практика зато какая в языках? – он ехидно засмеялся.
Я в это время сидел и пытался понять, о каком баре вообще идет речь, вроде в моей первой жизни такого бара не существовало.
Потом, отбросив раздумья, решительно сказал:
– Я согласен.
Мы посидели еще немного, когда Незванцев показал глазами на выход. Все было понятно. Я встал и сообщил, что мне надо идти. Лев Абрамович моему уходу особо не расстроился, у него еще оставался недопитый коньяк, еще раз поздравил меня с наградой и пожелал успешного поступления.
Валера вышел вместе со мной в коридор и там предложил пройти в отдел кадров и написать заявление о приеме на работу.
– Копии документов, трудовую книжку завтра принесешь, – сказал он. – Торопиться не надо, все равно документы еще будут изучаться, сам знаешь где. И автобиографию напиши. Характеристику армейскую возьми, не забудь.
Договорившись обо всем, мы распрощались, и я отправился в гости к Евгении, у которой проводил все последние дни. Мама у нее была в отпуске и бдительно присматривала за нами. Но делала это зря. Сейчас меня волновал вопрос поступления, и мы с девушкой занимались зубрежкой, а не поцелуями и петтингом. Их я оставил на потом, питая надежду, что эти вещи ждут меня впереди.
Вечером, дома, я рассказал родителям, что договорился о работе в ночном баре и вскоре буду там работать через ночь. Мама, как обычно, сразу завелась:
– Саша, зачем ты это делаешь? Мы с отцом достаточно зарабатываем, чтобы ни в чем не нуждаться. Неужели мы тебя не прокормим во время учебы?
– Мама, конечно, прокормите и даже оденете, – спокойно ответил я. – Но мне хочется одеваться хорошо, водить свою девушку в кино, в театр, дарить вам и ей подарки. На эти запросы вы тоже денег заработаете? Кстати, я знаю, что вы мечтаете о даче. Разве вы сможете ее купить, если все будет уходить на меня? Папа до сих пор ездит на старом «ковровце» на рыбалку. Давно пора сменить его, хотя бы на «иж» с коляской. Так что не уговаривай, работать пойду все равно.
– Сынок, пойми, мы с папой не против, чтобы ты работал, но, может, ты выберешь что-нибудь другое, а не эти подозрительные заведения? Тебя туда прямо тянет, как алкоголика.
– Ага, санитаром в больницу, или кочегаром, или еще что-нибудь эдакое, где меньше пьют, – ядовито сообщил я. – Получать шестьдесят рублей, и приходить домой под утро, и час отмываться в душе.
– Можно подумать, ты в баре будешь больше получать, – скептически сообщила мама. – Одно хорошо: домой что-нибудь будешь приносить. Отец до сих пор твой шашлык вспоминает.
– И это тоже, – улыбнулся я. Моя практичная маман иногда бывала ужасно непонятлива. До нее никак не доходило, что за все принесенные домой деликатесы нужно было платить отнюдь не магазинную цену.
– Послушай, Марина, – вступил в разговор отец. – Отстань ты от парня, ему двадцать лет, своя голова на плечах имеется. Раз так решил, пусть работает. Начнет учиться – тогда и поймет, справляется сразу с учебой и работой или нет. Если нет, сам бросит свой бар, и уговаривать не нужно.
После батиных слов маман отступилась от меня и пошла на кухню готовить ужин. Я же отправился во двор, к турнику, где часик от души потренировался. В привычку это вошло после ранения, когда надо было разрабатывать плечевой сустав. Пуля хоть и не сломала плечо, но надкостницу зацепила, и, чтобы не развилась тугоподвижность, пришлось заняться специальными упражнениями.
Утром второго июня мы с Женей уже сидели в 222-й аудитории за исчирканным чернилами столом. Народа было немного, и в основном девушки.
«Наверно, те, кто в прошлом или позапрошлом году не поступил», – подумал я, глядя на юные лица. Парней вместе со мной было всего трое.
Все с любопытством разглядывали друг друга, пока в аудиторию не вошла преподаватель. И это была Белла Марковна Берман.
Она орлиным взором оглядела сидящих за столами и моментально вычислила меня.
– Саша! Сапаров! Надо же! Сто лет тебя не видела! – воскликнула она. – Неужели решил поступать на иняз?
Я встал и сказал:
– Да, вот решил поступать. Дозрел. А вы, Белла Марковна, здесь какими судьбами?
Она поморщилась и прошептала:
– Давай после занятий поговорим, сейчас неудобно.
Я понятливо кивнул и вновь уселся за стол.
Женька завистливо сообщила мне в ухо:
– Конечно, что тебе не поступать, всех преподавателей знаешь.
Но Белла Марковна уже начала занятие, и мы погрузились и трудный мир английской грамматики.
Когда пара закончилась, мы с бывшей учительницей вышли в коридор, где, присев у окошка в рекреации, начали выкладывать другу другу все, что произошло с нами за последние три года.
Оказалось, что Белла Марковна уже два года как работает преподавателем на кафедре английского языка. Работать здесь ей нравится намного больше, чем в школе. Я же, со своей стороны, рассказал, что отслужил два года и надеюсь поступить.
Собеседница укоризненно покачала головой.
– Ох, Саша, чего же ты мудрил столько времени? Не знаю, не знаю, документы мы еще не начали принимать, но по прошлому году конкурс был огромный.
– Белла Марковна, у меня есть привилегия поступить вне конкурса, не забывайте, – улыбнувшись, напомнил я.
– Ах да, точно! – расцвела преподаватель и добавила: – Но все равно тебе учить много придется, получишь двойку – и привет.
«Ну, двойку – это вряд ли, – скептически подумал я. – А с тройкой пройду по-любому».
«Да, учеба поставлена по-серьезному, не сачкуют преподаватели, – пришел я к такому выводу после третьей пары. – И все это удовольствие в течение месяца стоит восемь рублей. М-да, репетиторы в моей первой жизни плачут и рыдают».
– Куда сегодня пойдем? – обратилась ко мне Женя, когда мы вышли на улицу.
– Пойдем посмотрим, как выглядит место, где мне придется вскоре работать, – сообщил я.
– Ты собираешься работать? – удивилась девушка. – И сможешь найти для этого время?
– Конечно, – ответил я и, взяв спутницу под руку, повел в сторону гостиницы.
Пройдя мимо равнодушно глядевшего на нас швейцара, мы оказались в прохладном после улицы вестибюле. Подойдя к стойке дежурной, я представился и спросил, как пройти в валютный бар.
– Ох, там еще ремонт в полном разгаре, – поморщилась женщина в форменной одежде, – не на что там еще смотреть. И вообще, кому идея в голову пришла еще один бар открывать? И так финны по приезде сразу нажираются, как свиньи, а будут еще больше. После них все туалеты заблеваны.