К тому времени крупные изменения произошли в структуре командования вооруженными силами Германии. Были сняты с занимаемых должностей командующие группами армий «Центр», «Север» и «Юг» — Бок, Лееб и Рундштедт, ряд командующих армиями, в том числе Гудериан, Гёппнер, Штраус, многие командиры корпусов и дивизий. 19 декабря 1941 года якобы по болезни был уволен в запас главнокомандующий сухопутными войсками В. Браухич. Руководство сухопутными войсками взял на себя Гитлер. Всего после поражения под Москвой он снял с должностей 177 генералов.
Отстраняя с постов ведущих полководцев, Гитлер хотел обновить командование за счет нераздумывающих, лично преданных ему людей, создать мнение, что в провале концепции блицкрига виновен не фюрер, а генералитет.
Потери, которые нес вермахт на восточном фронте, были огромны. 5 марта 1942 года генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике: «Потери с 22 июня 1941 года по 28 февраля 1942 года: ранено 22 119 офицеров, 725 642 унтер-офицера и рядовых; убиты — 8321 офицер, 202 251 унтер-офицер и рядовой. Общие потери сухопутных войск (без больных) — 1 005 636 человек, т. е. 31,4 процента средней численности сухопутных армий на Восточном фронте»[25].
Однако гитлеровский вермахт все еще представлял собой грозную силу. Весной 1942 года вооруженные силы фашистской Германии насчитывали 8 миллионов 600 тысяч солдат и офицеров, из них 71,5 процента входило в состав сухопутных войск. Они имели 226 дивизий и 11 бригад. Основная часть этих войск находилась на советско-германском фронте[26].
И все же в 1942 году не могло быть речи об одновременном наступлении по всему фронту. Гитлер стоял перед необходимостью выбора одного стратегического направления для нанесения главного удара. В беседе с японским послом Осимой он заявил, что больше не намерен проводить наступательные операции в центре фронта, а предполагает предпринять наступление на южном направлении.
А тем временем зимнее наступление советских войск, поставившее гитлеровское командование перед трудным выбором, завершилось. В марте 1942 года наша армия перешла к обороне. Исходя из того, что наиболее крупная группировка противника в составе более 70 дивизий продолжала находиться на московском направлении, Ставка Верховного Главнокомандования пришла, к выводу, что в 1942 году вермахт предпримет новое мощное наступление на Москву. Генеральный штаб подготовил план операции на весну и лето 1942 года. «Главная идея плана, — отмечал Маршал Советского Союза А. М. Василевский, — активная стратегическая оборона, накопление резервов, а затем переход в решительное наступление»[27]. Таков был первоначальный расчет. Однако окончательное решение Ставки ВГК о стратегическом плане на 1942 год, принятое в конце марта, предусматривало наряду с активной стратегической обороной одновременное проведение частных наступательных операций на ряде направлений: под Ленинградом и в районе Демянска, на смоленском, львовско-курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму. Но для успеха этого замысла, как показали дальнейшие события, еще не было достаточных предпосылок…
Фашистское командование разработало свой план предстоящей кампании. Для его рассмотрения Гитлер собрал 28 марта 1942 года в своей ставке совещание. На нем и был в основном утвержден план летнего наступления вермахта. Этот план, разработанный Гальдером, получил кодовое название «Блау» и нашел отражение в директиве № 41 от 5 апреля 1942 года.
Главной стратегической задачей на 1942 год объявлялось осуществление крупного наступления на южном участке германо-советского фронта при сохранении положения на центральном участке, т. е. на московском направлении, и овладении на севере Ленинградом. В директиве выдвигалось требование «окончательно уничтожить живую вооруженную силу, оставшуюся у Советов, и захватить важнейшие источники стратегического сырья». Для операции «Блау» предназначались 91 дивизия, 1260 танков, более 1600 самолетов.
Гитлеровская разведка в ту пору предпринимала меры для введения советского командования в заблуждение и надежного прикрытия плана «Блау». Именно с этой целью командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Клюге подписал 29 мая 1942 года план подготовки летнего наступления на Москву под кодовым названием «Операция Кремль». Эта дезинформация по замыслу германской разведки должна была «просочиться» в Ставку ВГК и «убедить» Сталина в необходимости держать свои главные силы на центральном участке советско-германского фронта.
Гитлер настоял на том, чтобы наступление на юге велось в двух направлениях: кавказском и сталинградском. Гальдер был против такого распыления сил. Он предполагал, что для решения подобной задачи у вермахта недостаточно сил.
Но Гитлер и его окружение не считались с трезвыми голосами, не желали объективно оценивать боевые возможности Красной Армии. Они не допускали и мысли об отступлении от своего решения. Согласно их замыслу перед группой армий «А» ставилась задача овладеть Ростовом, а затем — Кавказом и Закавказьем, перед группой армий «Б» — захватить Сталинград, разгромить обороняющие его войска, повернуть часть своих подвижных сил на Астрахань.
Из четырех имеющихся немецких армий три нацеливались на овладение Кавказом и лишь одна, 6-я армия, выделялась для захвата Сталинграда. Это было очевидной авантюрой. Даже Йодль, всегда и безоговорочно поддакивавший Гитлеру, и тот считал необходимым усилить группу армий «Б».
Главную задачу плана «Блау» Паулюс характеризовал так: «Стратегическая цель — захват областей Северного Кавказа, богатых нефтью. Для защиты флангов и прикрытия тыла во время этой операции в направлении Кавказа следовало достичь Волги в районе Сталинграда. С помощью развернутого летнего наступления 1942 года ОКВ хотело решить исход похода на Восток или, по крайней мере, повлиять на его исход».
Эта характеристика будет дана спустя годы. А в те дни подготовки к наступлению на Сталинград Паулюс испытывал тревогу по поводу обоснованности стратегических планов ОКВ.
Он словно ощутил рецидив застарелой болезни Гитлера и его приближенных — недооценку противника, грубые просчеты относительно боевых возможностей Красной Армии. Да и в оценке своих сил руководство вермахта учитывало далеко не все. Ведь на основе директивы фюрера № 45 от 23 июля 1942 года после завершения планируемых операций фронт растянется более чем на 4000 км. Это могло, размышлял Паулюс, закончиться только одним: дальнейшим распылением сил немецкой армии и еще большими, но уже трудно восполнимыми потерями.
— Война на два фронта может стать для нас роковой, — говорил он своему другу Адаму. Эта тревожная мысль все чаще беспокоила командующего по мере подготовки 6-й армии к наступлению на Сталинград. Но он тем не менее не давал себе расслабиться ни на минуту. Еще ни разу после приезда на фронт он не сказал вслух ничего такого, что могло бы хоть как-то поколебать веру солдат в победу, в фюрера.
Адам рассказывал, что даже некоторые высокопоставленные чины вермахта сомневались в успехе предстоящей операции в том случае, если армия не получит пополнения людьми и техникой. В их числе — начальник службы связи вермахта генерал Фельгибель, приятель Паулюса по Берлину. Когда он узнал, что некоторые роты недоукомплектованы личным составом на одну треть, то доверительно заметил:
— Сочувствую, господа, но перспектива наступления может быть далеко не радужной.
— Как это понимать? — размышлял об этих словах Паулюс, беседуя с Адамом. — Что это, случайное совпадение мнений или нечто другое? Во всяком случае, Фельгибелю я всегда доверял, он был честным офицером. Такие его рассуждения не могут быть провокацией. Но что Фельгибелю? Он приехал и уехал, а проводить эту операцию — нам.
Перед наступлением в армию Паулюса прибыл один из ближайших сотрудников рейхминистра пропаганды Йозефа Геббельса зондерфюрер СС д-р Фриче. Ему предстояло написать несколько зажигательных репортажей с поля боя о победном наступлении солдат фюрера. Однако репортер явно переборщил: в пылу красноречия он назвал Паулюса полководцем великой Германии.
— Как вы смели, Фриче! — кричал на него по телефону из Берлина Геббельс. — У великой Германии только один полководец — наш несравненный фюрер и рейхсканцлер Адольф Гитлер.
Большинство офицеров штаба армии восприняли этот инцидент с юмором. Некоторые сочувствовали Фриче: ведь журналист не просто тешил тщеславие героев своих репортажей, но и морально поддерживал армию в трудный час. Этого не мог понять Геббельс!
Случай с Фриче навел Паулюса на грустные размышления. Его охватило чувство досады. «Как можно допускать такое? — терзался он. — Вместо того чтобы трезво оценить обстановку и серьезно готовиться к наступлению, ставка занимается какой-то чепухой».
Командующему давно уже досаждала мысль о том, что Гитлера, пожалуй, неправильно информируют о состоянии дел на фронте. И не только люди, подобные Фриче и его шефу Геббельсу, но и некоторые военные. Однажды Паулюсу представился случай передать Гитлеру правдивые сведения: в штаб 6-й армии прибыл из ставки старший адъютант фюрера генерал-майор Шмундт. В его посещении командующий увидел возможность наконец-то лично просить об улучшении снабжения армии перед наступлением и доукомплектовании ее за счет резервов.
— Сам бог послал нам Шмундта сейчас, когда мы так нуждаемся в поддержке, — сказал Паулюс Адаму, когда пришел старший адъютант.
Командующий хорошо знал Шмундта. В свое время у них даже были хотя и не очень теплые, но довольно благожелательные, ровные отношения. Теперь Паулюс рассчитывал на его помощь, надо было непременно показать ему хотя бы некоторые позиции. Пусть он сам увидит обстановку, поговорит с солдатами. Только так можно составить более точное представление…
На другой день штабисты 6-й армии во главе с Паулюсом и Шмидтом сопровождали Шмундта в расположение командного пункта 767-го пехотного полка 376-й дивизии. Его командир полковник Штейдле считался одним из лучших офицеров армии. Паулюс лично знал его уже много лет, еще с 1916 года. О его мужестве ходили легенды среди солдат. И сейчас командующий понимал, что Штейдле не побоится высказать свое мнение в присутствии столь высокого начальства.