м стекают бесконтрольные слезы. Дойдя в рассказе до момента смерти и возвращении сюда, шмыгнула носом и замерла, молча смотря на родителей. Всё это время они слушали меня, не перебивая. Я с нетерпением ждала, что они скажут.
Папа шумно выдохнул и начал говорить первым:
— Я подозревал, что с тобой что-то тогда случилось, ты стала… другой. Более взрослой. Более смелой, что ли. Но чтобы так…— он покачал головой.— Это точно не последствия сотрясения мозга?
— А ты хоть в одной книге читал про такие последствия? — иронично кивнула на стопку медицинских справочников рядом со шкафом, вытирая ладонями мокрые щеки.— Если да, то просвети. Или думаешь, что твоя дочь сошла с ума? — пытливо посмотрела отцу в глаза.
— Если бы я так думал, то ты бы уже ехала в дурку, а не сидела тут,— буркнул он в ответ.— Фантазия у тебя всегда была хорошей, однако не настолько же.
Я выдохнула, чувствуя огромное облегчение — всё-таки воздействие Родьки помогло, они мне хотя бы поверили.
— Но ты же не хочешь сказать…— начала мама. Всё-таки женская интуиция — это чудовищная вещь.
— Хочу. Родька нашел способ. Он вообще не местный, он оттуда. Его сюда ещё раньше сослали. И… я собираюсь вернуться туда,— мне было тяжело это говорить, но при этом где-то внутри разжался узел, стало легче от того, что не пришлось врать родителям.
— А связи никакой? — севшим голосом спросил папа.— Нет возможности тебе хотя бы сказать, как добралась?
— Я попрошу Родьку что-нибудь придумать. Потому что один способ есть, но очень вредный и даже опасный для того, кто рискнет мне помочь. Как только найду обходной путь, я с вами обязательно свяжусь.
— Я тебя не пущу! — вырвалось у мамы.
Привычное, надо сказать, мамино выражение. Только на этот раз произнесенное каким-то жалобным голосом, против привычного командного. Я сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь резкое в ответ. Выдохнула, протянула:
— Ма-ам. Ну сколько мне лет? Как ты можешь меня куда-то не пустить?
Она поджала губы, но добавлять ничего не стала. Мы помолчали, потому что всем сложно было подобрать слова. Но тут мама встрепенулась:
— Ты же после работы? Есть будешь?
— Буду! — уверено кивнула, расплываясь в улыбке. Кое-что в этом мире никогда не изменится. Моя мать всегда будет жаждать накормить непутевое чадо.
И разговор потек в обычном русле, только блестевшие глаза родителей выдавали, что они все понимают. Я пришла попрощаться. Поэтому, уже в дверях, когда собиралась ехать домой, папа чуть не сломал мне ребра, обнимая, а мама всё-таки расплакалась. Но они всегда доверяли мне выбор моего будущего и не сомневались в разумности дочери, а потому не препятствовали пусть и отдающей безумием идее. Правда, при них не стала упоминать о возможности не только перейти в другой мир без связи, но и не перейти в принципе вообще никуда. То есть прямиком в «мир иной». Но этого им знать совершенно необязательно, незачем.
Вернулась домой я уже затемно. Родька поднял голову на звук моего появления — мужчина сидел в кресле и что-то читал под светом настольной лампы.
— Попрощалась? — спросил он негромко.
— Да,— кивнула, падая на соседний диван.— Спасибо тебе. Всё хорошо. Меня, можно сказать, всё-таки отпустили. По пути ещё на работу позвонила, сообщила, что увольняюсь.
— Получила нагоняй? — хмыкнул проницательный Гарахи.
— О да, мне много ласковых слов сказали по поводу внезапности,— усмехнулась, откидывая голову на спинку дивана и устремляя взгляд в потолок.— Да ну их к лешему, всё равно мне там больше не работать. Денег на несколько дней на еду нам хватит. А потом родители эту квартиру под сдачу оформят.
Гарахи пожал плечами, демонстрируя свое полное безразличие к дальнейшей судьбе нашей жилплощади.
Два дня я толком не спала и практически не ела — сказывались нервы, а мой человеческий организм, в отличие от собачьего или демонического, от нервов страдал существенно. Нет, ну действительно, страшно же! А если ничего не выйдет? А если мы разлетимся на кучу атомов и не соберемся? А если… Да, куча всевозможных «если» разрывали мне голову.
Гарахи с такого моего настроения только раздраженно бухтел, но успокоить меня ему было нечем: связаться со своими последователями он не мог, иначе рисковал сбить им все тонкие настройки будущего портала, а все остальные аргументы у него уже закончились.
Мы сидели в комнате и таращились в очередную серию очередного бессмысленного сериала по главному каналу, когда Родька вдруг вздрогнул и обернулся. Я рефлекторно посмотрела в том же направлении, но ничего нового там не увидела — позади нас была стена.
— Неужели…— еле слышно прошептал Гарахи. И тут же уже более уверенно заявил.— Это оно, Нат! Раздевайся!
Я поперхнулась воздухом:
— Чего?! Ты с дуба рухнул, Родь?!
— Снимай с себя все. Абсолютно все! — сам мужчина уже стремительно стягивал с себя штаны от домашнего костюма. Футболка уже валялась на полу.— Никакая материя, кроме той, что скреплена с сущностью, не пройдет через портал!
Убедительности его словам существенно добавил вдруг начавший искриться неясный контур на стене. Я судорожно стала выбираться из одежды. Ни о каком смущении речи даже не шло: за столько времени проживания в одной квартире мы с Гарахи в каком только виде друг друга ни лицезрели!.. Особенно в те две недели, когда на двери ванной сломался замок, и ни у кого руки не доходили починить.
— Руку давай,— сказал мужчина, как только встала рядом с ним.
Последним я стащила с безымянного пальца обручальное кольцо, бросила его на горку одежды и крепко схватилась за ладонь Оркуса.
— Ну, пошли,— улыбнулся вдруг он мне какой-то шальной и радостной улыбкой сумасшедшего естествоиспытателя.
— Ты — маньяк,— хмыкнула, шагая в свет разгоревшегося портала одновременно с Гарахи.
Глава 2
Сложно описать ощущения от этого портала. Тебя как будто заживо сжигают на костре, затем горстку пепла, которой ты становишься, подхватывает мощный порыв ветра и носится с тобой, как маленький тайфун. После чего тебя снова собирают из мелких чешуек пепла в нечто гуманоидное. Вот именно с такими ощущениями ты вываливаешься на что-то твердое, отбивая себе все, что только есть у человека сзади. И единственное, на что хватает сил,— так это сжаться в позу эмбриона и еле слышно стонать от охватившей тело боли. Именно это я и делала, вдыхая воздух в истерзанные легкие только для того, чтобы тут же выдавить его из себя в мычании. На крик меня уже не хватало. В глаза как песка насыпали, но я всё-таки смогла поднять веки и сквозь слезы увидела второе такое же нагое тело, катающееся по полу. Его пытались поднять какие-то тени. Только через несколько секунд я поняла, что это не тени, а люди в черных балахонах. И не поднять они его пытались, а разогнуть и влить какую-то жидкость из прозрачной склянки. Как-то помочь ему и воспрепятствовать действиям теней у меня не было ни малейшей возможности, как и уверенности, что это необходимо. Мне даже глаза открытыми удержать не удавалось, так что происходящее улавливала лишь кусками. Вот обладатели черных балахонов всё-таки смогли разжать челюсти Оркуса, и жидкость частично оказалась во рту мужчины, а частично расплескалась на подбородок и грудь. Вот они уже обернули Гарахи в ещё один балахон. А вот я вижу уже только их удаляющиеся спины. Мое корчащееся тело никого не интересовало, а боль все не утихала.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем рядом со мной оказался кто-то ещё, меня резко разогнули, грубо схватили за лицо, заставили открыть рот, и я закашлялась от вдруг хлынувшей в глотку жидкости.
— Пассию учителя в комнату рядом. Раз уж лорд Гарахи решил взять ее с собой, то приведите в порядок,— пробился недовольный голос сквозь вату в ушах.
Меня подняли над полом и стремительно куда-то понесли. Света во всех пересекаемых и посещаемых помещениях было немного, везде царил полумрак, за что я была благодарна, ещё и удар светом глаза сейчас не пережили бы.
В итоге мое тело довольно небрежно было брошено на что-то мягкое, после чего шаги удалились, и хлопнула дверь. А я медленно возвращала себе контроль над конечностями, да и вообще над всем организмом. Не знаю, что такое было в той жидкости, что в меня влили, вкуса она вообще не имела, как и запаха, но боль отступала, постепенно возвращая мне способность мыслить. Я кое-как подняла дрожащие руки, протерла мокрые глаза и наконец полноценно смогла их открыть. Огляделась: меня принесли в какую-то темную комнату с большой кроватью, комодом, зеркалом и не разожженным камином. Скудный свет давал магический светильник у потолка, работавший в десятую часть стандартной яркости. И только теперь до меня дошло, что я жива! Что у нас с Родькой все получилось, и мы вернулись туда, где знали лорда Гарахи, а, значит, по правильному адресу! Нас не разорвало на атомы и не распылило по Вселенной!
— Ну, насчет первой части последнего утверждения я бы всё-таки поспорила,— хмыкнула сама себе. Ко мне как будто возвращалась былая жизненная наглость, более присущая демонам, которая несколько поугасла в бытность в моем мире.
Осмотрела себя. Да, скажи этому миру привет в своем родном теле… Надеюсь, Айну нравятся русые и бледные? Ну, синие же нравились, а я, почти не бывающая на солнце, уже в голубизну кожей отливать начала… Рассмеялась бреду в своей голове, провела руками по кровати, приподнялась, сдирая покрывало и намотала его на себя на манер тоги. Нет, ну не в стиле ню же тут гарцевать. А чувствовала себя я все лучше и лучше. И улыбка с лица не сходила. Пусть и кривил ее тот факт, что меня тут за женщину Родьки приняли, ну да это не впервой. Только теперь, думаю, Гарахи поможет мне эту информацию опровергнуть, тогда как в моем мире он особо на этом моменте и не заморачивался.
Тут раздался стук в дверь, после чего она медленно открылась, и в комнату вошел Оркус, поддерживаемый одним из «балахонов». Точнее, чтимого местным культом или что там у них ученого практически внесли на руках. На мужчине был надет халат из мягкой даже на вид, серой ткани.