– Я должен был им что-то сказать, – оправдывался он, а затем пробормотал: –Это по крайней мере лучше, чем правда.
Мириэль вздрогнула.
– Все не так плохо, дорогая. Поверь! – продолжил Чарли. – Половина Голливуда побывала у мозгоправа.
– Посещать психотерапевта и сидеть взаперти в приюте для душевнобольных – это далеко не одно и то же.
– Как долго я еще мог продолжать рассказывать, что ты уехала ухаживать за каким-то больным родственником? Кроме того, эта новость не стала такой уж неожиданностью. Принимая во внимание то, как ты вела себя с тех пор, как…
– И как я должна была себя вести?! – крикнула она в трубку. – Как ты?! Как будто все расчудесно и мой сын не утонул?!
Чарли не ответил. Прежде чем она успела извиниться, снова вмешался оператор.
– Пожалуйста, добавьте еще один доллар, чтобы продолжить разговор.
Мириэль потрясла мешочек Фрэнка. Ничего. Она попыталась нащупать карманы на платье, куда могла бы положить мелочь, но запоздало вспомнила, что на нем нет карманов. Она пошарила в отверстии для возврата монеток, однако там тоже было пусто.
– Пожалуйста, соедините меня снова, всего на тридцать секунд.
– Извините, я не могу этого сделать, – отрезал оператор.
– Я не разговаривала со своей семьей уже несколько месяцев. Я просто хочу сказать…
– До свидания. – Последовал щелкающий звук, и связь оборвалась.
Она уронила трубку, которая теперь раскачивалась на своем шнуре взад и вперед, точно маятник. Мириэль прислонилась головой к телефонной будке и заплакала.
Некоторое время спустя – полминуты, полчаса, она не была уверена – в дверь снова постучали. На этот раз мягко и осторожно. Она вытерла глаза и вышла на улицу.
Фрэнк протянул ей свой носовой платок, когда следующий по очереди мужчина протиснулся мимо них в телефонную будку.
– Извини, мне казалось, что тебе захочется пообщаться со своей семьей.
Мириэль высморкалась, громко, не по-женски. Она чувствовала себя уставшей, опустошенной, но, посмотрев на настенные часы, обнаружила, что с тех пор, как они прибыли на станцию, прошло всего пятнадцать минут.
– У нас есть еще несколько часов, прежде чем вернется наш водитель, – сказал Фрэнк. – Думаю, тебе не помешает выпить.
– О да, парень, это я могу.
– Пошли.
Глава 36
Они спустились по одной из улиц, затем направились вверх по другой. Пересекли широкий бульвар, посередине усаженный деревьями, и попали в более убогую часть города, в ту, где водитель высадил их.
Фрэнк не стал выспрашивать, что произошло во время ее телефонного разговора, словно было совершенно естественно, что рядом идет шмыгающая носом женщина с солеными от слез щеками и покрасневшими глазами. Его деликатное молчание дало ей время собраться с мыслями. И восстановить стены, необходимые для выживания в Карвилле. Теперь ей нужно было отвлечься.
– Как часто ты ускользаешь и приезжаешь сюда?
– Нечасто. Поначалу выбирался гораздо больше. Тогда я был зол, и мне было приятно показать миру средний палец.
Мириэль почувствовала, как внутри нее зарождается смех. Она не могла представить, чтобы он делал такой жест.
– Когда это прошло? Гнев, я имею в виду.
Фрэнк пожал плечами. Он был на целую голову выше ее, поля шляпы заслоняли его лицо от света фонарей.
– Иногда я все еще его ощущаю.
– Значит, это маска? Мистер Беспечный Счастливчик.
Он снял головной убор и провел рукой по волосам, растрепав приглаженные пряди. Теперь она могла видеть выражение его лица: брови, сдвинутые на переносице и сосредоточенный взгляд.
– Нет. И это тоже я.
Мириэль нахмурилась.
– Вот что я ненавижу больше всего. Как эта… – Она понизила голос, хотя в пределах слышимости никого не было. – …эта болезнь расщепляет тебя на двух людей. Не будь ее, ты был бы просто… собой.
– Нельзя позволить ей так расколоть тебя, иначе сойдешь с ума. Поверь мне. Кроме того, даже если… – Он сделал паузу и сверкнул своей искренней улыбкой. – Даже когда ты вернешься домой, ты уже не будешь тем человеком, каким была раньше. Тут нет двух путей. С болезнью или без нее, жизнь не так уж чертовски длинна. С таким же успехом можно извлечь из этой ситуации максимум пользы или хотя бы попытаться. Где бы ты ни был.
– Ты говоришь, как коммивояжер.
Он смущенно улыбнулся.
– Сестра Верена дала мне этот совет. В самом начале. Когда для меня не существовало ничего, кроме гнева.
Их шаги эхом отдавались в ночи, пока Мириэль обдумывала его слова. Из ночных ресторанов, мимо которых они проходили, доносились ароматы специй. Она не могла представить его таким обозленным. И она, конечно, не могла представить сестру Верену, дающую такой добрый, мудрый совет.
– Не может быть, чтобы сестра Верена сказала «чертовски».
Он рассмеялся.
– Мне захотелось добавить немного красок ее словам.
Они свернули в переулок и остановились перед неказистой дверью, по бокам которой виднелись ржавые мусорные баки и заплесневелые ящики. Фрэнк оглянулся через плечо, затем постучал четыре раза.
В переулке пахло мочой и гниющим салатом. За осыпающейся со стен штукатуркой виднелась кирпичная кладка. Мириэль не была новичком в проникновениях через черный ход, но большинство заведений, которые они с Чарли часто посещали, могли похвастаться более приятными входами.
По прошествии почти минуты дверь открылась ровно настолько, чтобы мужчина с плоским лицом смог высунуть голову.
– Чего надо? – спросил он по-английски с сильным акцентом.
– Un jeu de billiard c’est tout[65], – произнес Фрэнк.
Мириэль проследила за взглядом мужчины вниз. Фрэнк держал сложенную купюру между двух своих уродливых пальцев. Мужчина нахмурился, и сердце Мириэль дрогнуло. Он переводил взгляд с нее на Фрэнка прищуренными глазами-бусинками.
– Un jeu de billiard, – повторил он, фыркнув, забрал деньги и впустил их.
Они последовали за ним по короткому коридору в тускло освещенную прокуренную комнату. Вдоль одной стены тянулся бар, окаймленный разномастными табуретками. Бильярдный стол располагался в другой стороне комнаты, напротив небольшой танцплощадки, окруженной столиками. На возвышении в дальнем конце играл оркестр. Несколько пар кружили на танцполе.
С потолка свисали простые лампочки, увенчанные жестяными абажурами. Стены были оклеены плакатами, потемневшими от дыма и загибающимися по краям. Ничего похожего на хрустальные люстры и обитые бархатом клубы, к которым привыкла Мириэль. Музыка тоже была другой. Более грубой. Смех участников вечеринки менее сдержанным.
Что бы Чарли подумал об этом месте? Показался ли ему их телефонный разговор таким же напряженным, как и ей? Сколько времени им потребуется, чтобы снова идти в ногу, когда она вернется?
Она последовала за Фрэнком в бар, обрадованная тем, что он не выбрал столик у танцпола. Он сел на ближайший к стене табурет и заказал им обоим выпивку. Мириэль примостилась рядом.
– Salut, – сказал он после того, как бармен поставил перед ними два хайбола.
Ликер был не таким крепким, как домашняя бражка Фрэнка. Но здоровенный глоток обжигал сильнее, чем джин или шампанское, которые она любила пить дома. Она оперлась локтями о стойку бара и обхватила стакан руками. Отхлебнув еще, она опять услышала голос Эви. Воркование Хелен. Молчание Чарли в конце разговора. Слезы снова навернулись ей на глаза.
Как он смеет распространять о ней такую ложь! Если бы она была свободна, то села бы на первый поезд до дома и закончила бы высказывать ему свое мнение. Она сделала еще один глоток. Когда яркая жидкость растеклась по ее языку и спустилась в горло, ей пришло в голову, что она на самом деле свободна. Здесь не было никакого забора из колючей проволоки. Никакого методичного подсчета голов. Никакого сторожа.
– Я… э-э… я собираюсь освежить макияж. – Это было глупо, учитывая, что у нее ничего с собой не было. Но Фрэнк кивнул, возможно, решив, что под бретелькой ее лифчика спрятана пуховка с пудрой.
Уборная оказалась крошечной, грязной комнатой с потрескавшейся эмалированной раковиной и стенами, оклеенными газетной бумагой. Мириэль плеснула водой в лицо, чтобы решиться на побег. Она не была уверена, что вспомнит, как вернуться на вокзал и не слишком понимала, как без всяких денег ей удастся заказать билет. Но она разберется с этими вещами по ходу дела. А когда вернется домой, все увидят, что она совершенно вменяема, и оставят их дочерей в покое. Чарли мог бы иначе разрешить ситуацию с этими надоедливыми репортерами. Ну, не совсем прямо, а чуть изворачиваясь, придумывая другую отговорку, не выставляя ее сумасшедшей. Или прокаженной.
Она не стала трогать висевшее здесь грязное полотенце, вытерла лицо подолом юбки и потянулась к двери. Кровь глухо стучала в ушах. Ее конечности покалывало от возбуждения и легкого страха. Ей нужно только выглянуть из-за угла, чтобы убедиться, что Фрэнк не смотрит, а затем…
Фрэнк. Несомненно, он будет беспокоиться о ней и начнет искать. Не успеет уехать обратно в Карвилл. А когда вернется, проведет месяц или больше в этой кишащей мышами тюрьме. И все потому, что пытался ей помочь. И Айрин. Если доктор Росс пронюхает, что Айрин знает о вылазке, у нее тоже могут быть неприятности.
Ладонь Мириэль замерла над дверной ручкой. Нет, она не могла сбежать. Не сегодня. Не в тот момент, когда ее друзья могут пострадать из-за этого. К тому же ей было хорошо известно, что в Голливуде не интересуются долго одним и тем же скандалом. Она поправила платье и проглотила подступившую к горлу печаль.
Группа сделала перерыв между выступлениями, поэтому, когда Мириэль вернулась, в клубе было тише. Голоса возникали и затихали. Смех. Случайное ворчание или крик. Музыканты стояли у сцены, курили и потягивали напитки. Танцоры заполнили бар. Мириэль осторожно пробиралась обратно на свое место. Она так привыкла к Карвиллу с его бесконечными дорожками и широкими открытыми лужайками, что толпа потных тел заставляла ее нервничать.