Мириэль отскочила от кровати и закричала.
Два дня спустя Айрин похоронили под недавно распустившимися пеканами на кладбище на окраине колонии. Мириэль не отрываясь смотрела на маленькие белые надгробия, усеявшие двор, на которых были выгравированы только имя, идентификационный номер пациента и дата смерти. Камень Гектора и кучка других были яркими и стояли прямо. Остальные были испещрены мхом и занесены землей. Мириэль стало тошно при мысли о том, что теперь Айрин среди них, особенно когда она осознала, что на камне будет выгравировано придуманное имя. Мириэль даже не знала настоящего имени подруги. Теперь она никогда его не узнает.
В официальном отчете причиной смерти была названа сердечная недостаточность. Мириэль держала пустую бутылочку из-под лизола при себе. Смерть Айрин не должна была стать пищей для пересудов Бригады Кресел-качалок. Кроме того, ее сердце действительно было разбито из-за письма, которое Мириэль нашла у кровати. Оно было от ее сына, где он прямо писал, что не хочет, чтобы она возвращалась домой, сколько бы отрицательных анализов у нее ни было. Как сказал мистер Хэтч, однажды прокаженный всегда остается прокаженным.
Возвращаясь с кладбища, Мириэль чувствовала себя опустошенной и оцепеневшей. Как мог сын Айрин быть таким жестоким? Высокий забор с колючей проволокой поблескивал вдалеке. Впервые казалось, что он не только удерживает их внутри, но и защищает от всего зла снаружи.
Небольшая группа собралась в коттедже Фрэнка, как и после похорон Гектора, но Мириэль не сумела заставить себя присутствовать. Она не могла бы слушать там фонограф без того, чтобы снова не слышать тот царапающий звук. Было достаточно уже того, что, куда бы она ни пошла, она не могла избавиться от ощущения, будто чувствует запах смерти, который теперь был накрепко связан с запахом лизола. И она не могла закрыть глаза без того, чтобы вновь не увидеть Айрин, неподвижно лежащую на кровати.
Мириэль просто села с Жанной на ступеньках заднего крыльца дома восемнадцать, наблюдая, как дневной свет покидает небо. Девочка прислонилась к плечу Мириэль и заиграла на губной гармошке. Она воспринимала инструмент как нечто само собой разумеющееся и практиковалась каждый день с Рождества. Но эту мелодию – медленную и задумчивую – Мириэль раньше не слышала. Ноты опутали ее сердце, как колючие кусты ежевики.
Она обдумывала каждое слово, сказанное Айрин на Марди Гра. Платье. Кольцо. Конечно, к тому времени женщина уже приняла решение.
Мириэль не могла даже думать о слове «самоубийство» без того, чтобы его тяжесть не угрожала раздавить ее. Она обняла Жанну и прислушалась к ее игре. Сколько смертей повидал бедный ребенок? Сколько еще их случится на ее пути?
В ту ночь, после того как все легли спать, тишина дома стала угнетать Мириэль. Ее пульс участился. Она дышала все быстрее и быстрее, но воздуха все равно не хватало. Она накинула кимоно и заглянула в комнату Жанны один, два, три раза, просто чтобы убедиться, что с девочкой все хорошо. Она включила обе лампы в гостиной и попыталась почитать журнал. Слова были не более понятны, чем китайские иероглифы.
Тихий стук во входную дверь заставил ее подскочить, и она просидела целую минуту, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем встать и открыть ее. Фрэнк стоял на дорожке, все еще одетый в костюм, в котором был на похоронах. За два дня, прошедшие после смерти Айрин, она забыла, как близко они стояли на ступеньках в ночь Марди Гра. Забыла, как ей хотелось поцеловать его. Забыла все, кроме того, как двигаться и дышать.
– Полли, возможно, тебе не нужна компания, но…
– Мириэль. Мое настоящее имя Мириэль.
– Мириэль.
Ее имя никогда еще не звучало так успокаивающе. Она бросилась к нему и зарыдала у него на груди. Его руки обняли ее. Она не поняла, как долго они так стояли в дверях или как ему удалось увести ее обратно в гостиную, не выпуская из объятий. Он прижимал ее к себе, и они плакали вместе. Рыдания Мириэль были громкими и безудержными, по лицу Фрэнка медленно текли скупые слезы. Какое облегчение, что не нужно объяснять свою печаль, гнев и страх. Он тоже все это чувствовал.
Все еще плача, Мириэль нашла губами его губы. Самозабвенно поцеловала его. Крепко, а затем нежно, и снова крепко. Он опустился на диван и притянул ее к себе, покрывая поцелуями ее шею. Она запустила руки в его волосы.
Его скрюченные пальцы скользнули под ее ночную рубашку, лаская кожу. Она вздрогнула от его прикосновения. Его пальцы задержались на ее бедре, чуть выше колена, но дальше не пошли. Они целовались до тех пор, пока ее губы не онемели, словно так они могли вытянуть печаль, которую эта болезнь привнесла в их жизнь. Затем она положила голову ему на грудь и заснула под ровный звук его дыхания.
Глава 52
Мириэль проснулась в своей постели, лишь смутно помня, как Фрэнк нес ее туда перед уходом. Утро ярко сияло за окном. Она прикрыла глаза от света. Печаль из-за смерти Айрин все еще терзала ее, но паника прошлой ночи прошла. Перекатившись на бок, она столкнулась лицом к лицу с фотографией в рамке на прикроватной тумбочке. Чарли. Она мысленно повторяла его имя снова и снова, надеясь пробудить в себе нечто большее, чем вялую амбивалентность. Фрэнк спас ее прошлой ночью. Не тем, что сделал. Одного его присутствия было достаточно. Когда-нибудь она сможет поделиться своим горем с Чарли. Но он ни за что не поймет Карвилл и ту трагедию, которую она пережила здесь.
Она сбросила с себя одеяла и села. Сегодня она должна была отправиться в лазарет для десятого соскабливания кожи. В любое другое утро она бы поспешила принять душ и одеться, горя желанием закончить тест и услышать, как Док Джек объявит, что результаты отрицательные. Сегодня даже это не могло оживить ее движения.
Сестра Верена встретила вошедшую Мириэль с обычным выражением лица с поджатыми губами.
– Вы опоздали.
– Извините, я была… э-э… Я проспала. – Слабая улыбка появилась на ее губах. Сестра Верена упала бы в обморок, если бы узнала, что Мириэль заснула в объятиях Фрэнка.
– Доктора Яхимовски вызвали помочь с операцией.
– Я подожду. – Она прошла туда, где сестра Лоретта сворачивала бинты, и села рядом, чтобы помочь, хотя у нее был выходной. Пожилая женщина дружелюбно болтала с ней, пока сестра Верена ухаживала за прикованными к постели пациентами, подозрительно поглядывая на Мириэль с другого конца комнаты.
Док Джек прибыл через тридцать минут, отметив во время осмотра, как хорошо она выглядит. Повреждение на ее шее исчезло, а остальные оставались бледными и плоскими.
– Что бы вы ни делали, продолжайте в том же духе, – сказал он, перенося образцы с кожи у ее большого пальца на последнее стекло. – Если повезет, вы выберетесь отсюда всего через пару месяцев.
Звонок на обед прозвенел, когда она одевалась после обследования. Она решила дождаться результатов в столовой, а не в лазарете. Шеф-повар подавал сэндвичи с куриным салатом, яблочным пюре и зеленью. Она схватила тарелку и села за пустой столик в другом конце зала. Прохладный ветерок врывался в открытые окна, неся с собой слабое обещание весны. Пение птиц смешивалось с болтовней местных жителей. Вскоре ее соседи по дому уже сидели вокруг нее. Их разговор застопорился, повисло долгое молчание, пока Жанна не стала называть ее нежившейся в постели лежебокой из-за того, что Мириэль пропустила завтрак. Они все засмеялись, хотя невозможно было не заметить отсутствие фыркающего смеха Айрин.
Вернувшись в лазарет, Мириэль услышала, как Док Джек за смотровой ширмой разговаривает с другим пациентом. Она пошла к столу, где сестра Лоретта все еще сворачивала бинты, и взяла длинную полоску марли. На этот раз, пока они работали, пожилая женщина молчала, стараясь не встречаться с ней взглядом.
Несколько минут спустя Док Джек и сестра Верена вышли из-за ширмы. Улыбка сползла с его лица, когда он увидел ее. Он что-то пробормотал сестре, прежде чем направиться к раковине, чтобы вымыть руки.
Сестра Верена направилась к ней, выражение ее лица было лишено обычной самоуверенности. Желудок Мириэль сжался.
– Присаживайтесь вон там, миссис Марвин, – предложила она, указывая на пустую больничную койку, стоявшую чуть дальше остальных.
– Что-то не так? Почему Док Джек не может поговорить со мной здесь?
Сестра Лоретта забрала частично свернутый бинт из рук Мириэль.
– Иди, дорогуша. Я закончу.
Мириэль пошла к кровати, но не села. Она смотрела, как Док Джек вытирает руки. Как идет к сестре Верене, стоявшей у стола в дальнем углу комнаты с медицинской картой из манильской бумаги под мышкой. Как они вместе направляются к ней. Пациент 367, гласила надпись на карте. Это напомнило Мириэль о надгробии Айрин, о том, как в конце концов все они просто превратятся в число.
– Пожалуйста, сядьте, миссис Марвин, – произнес Док Джек необычно мрачным голосом.
– Я не хочу сидеть.
Он опустил взгляд и вытер ладони о свой лабораторный халат. Когда он опять посмотрел на нее, в его серых глазах вновь появилась твердость, которую она видела в них тем утром, но ни капли веселья.
– Сегодня мы выявили несколько бацилл в соскобах вашей кожи.
Ноги Мириэль внезапно стали ватными.
– Что вы имеете в виду?
– Ваш тест был положительным.
Положительным?! Такое невозможно. Она отшатнулась назад, нащупав тонкий матрас как раз в тот момент, когда ее колени подогнулись.
– Но вы же сами сказали, что я здорово выгляжу…
– Не всегда возможно предсказать, когда и почему болезнь может обостриться.
– Но я…
– В этом нет ничего такого, о чем стоило бы слишком беспокоиться. Только на двух стеклах были отмечены бациллы. Я уверен, что, если вы продолжите принимать масло чаульмугры и будете следить за своим здоровьем, у вас снова будет отрицательный результат в кратчайшие сроки.
– Но я должна вернуться домой через несколько месяцев.
Док Джек искоса взглянул на сестру Верену.