– Не забудь о завтрашнем дне, – крикнула она вслед.
Жанна оглянулась через плечо и улыбнулась.
– Я бы не пропустила такое.
Мириэль последовала за ними, наблюдая, как она и Тоби быстро удаляются, и их смех эхом разносился по галерее.
Направляясь домой, она прошла мимо десятков других жильцов, идущих в столовую. Многие были новичками и считали ее старожилом. Их, старожилов, осталось не так уж много. Мэдж и мистер Ли присоединились к Гектору и Айрин под орехами пекан. Каждый день она проходила мимо растущих рядов белых надгробий и чувствовала острую боль утраты.
Когда она поднялась по ступенькам, из хижины донесся запах жареного сома. Из проигрывателя звучало попурри сестер Эндрюс.
– Как раз вовремя, chère, – проговорил Фрэнк, когда она вошла. – Ужин почти готов.
Масло на сковороде стрельнуло и зашипело, когда он перевернул рыбу. С годами его зрение ухудшилось так, что даже толстые очки почти не помогали, и Мириэль беспокоилась, когда он стоял у плиты. Но он, казалось, приспосабливался к своему слабеющему зрению так же ловко, как приспосабливался к своим искалеченным рукам. Он был в числе пациентов второго круга испытаний, следующих за выпускным. Хотя новый метод не мог улучшить его зрение или обратить вспять десятилетние повреждения его рук, она наблюдала и радовалась тому, как с каждым днем ему становится лучше.
Она поцеловала его в щеку, но он притянул ее в крепкие объятья, отпустив, чтобы накрыть на стол, только когда сковорода начала дымиться. Она вымыла миску клубники из их сада и налила каждому по стакану чая. Ее чай был знаменит по всей колонии, но, как Мириэль ни старалась, он никогда не получался таким вкусным, как у Айрин.
А сом в исполнении Фрэнка оставался сочным и ароматным, как и в первый раз, когда она его попробовала. Она съела несколько кусочков, но обнаружила, что не воспринимает вкус еды.
– Тебе не стоит беспокоиться о завтрашнем дне, – успокаивал ее Фрэнк. – Вот увидишь.
– Это было так давно… – Она повернулась и посмотрела в окно, рассеянно приглаживая свои седеющие волосы. – Возможно, слишком давно.
– Чепуха, chère.
Пластинка закончилась, и Фрэнк встал из-за стола, чтобы сменить ее. Мириэль поковыряла свою рыбу, но не отважилась на еще один кусочек. Может быть, задуманное завтра было в конечном итоге не такой уж хорошей идеей. Ее взгляд переместился на дальнюю стену хижины, где рядом с пожелтевшими рисунками висела коллекция фотографий. Внизу стояли коробки из-под обуви, набитые письмами.
После того как в столовой наконец установили телефон, она звонила ежемесячно. Но было ли достаточно фотографий, писем и телефонных звонков, чтобы преодолеть время и расстояние, возникшие между ними?
Когда музыка заиграла вновь, это были уже не раскачивающиеся гармонии сестер Эндрюс, а веселые скрипичные и гитарные ритмы из старой коллекции Фрэнка в стиле кантри. Он вернулся к столу и протянул руку.
– Потанцуй со мной.
– Не говори глупостей, мы даже не закончили ужинать.
Фрэнк не пошевелился. Мириэль вздохнула и взяла его за руку. Они танцевали в небольшом пространстве между кухней и диваном. Сначала Мириэль едва волочила ноги, мысли витали далеко. Но вскоре ее походка оживилась, и она поймала себя на том, что смеется. Полились звуки следующей песни, медленной, напевной баллады, и Фрэнк притянул ее ближе.
– Твоя еда остывает, – сказала она, при этом кладя голову ему на плечо. Она закрыла глаза и почувствовала, как беспокойство покидает ее. Десять лет прошло с тех пор, как они поженились, и его постоянное присутствие все еще было убежищем. Даже сегодня пары не могли вступать в брак в часовнях Карвилла, и некоторые врачи угрожали стерилизовать пациентов, которые пробирались через дыру в заборе, чтобы пожениться, как поступили она и Фрэнк. К счастью, преобладали более хладнокровные головы, такие, как Док Джек. Они с Фрэнком провели месяц в тюрьме после возвращения, но с тех пор жили вместе в его хижине.
На следующее утро Мириэль одевалась особенно тщательно. Она села за маленький туалетный столик и уставилась на свое отражение. Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз заносила в каталог морщины и пятна, отмечавшие ее кожу. Ее болезнь никогда не заходила так далеко, как у многих других пациентов. Несколько лет назад у нее было одиннадцать отрицательных кожных тестов подряд, прежде чем коварные бациллы снова появились на ее стеклах. Теперь вопрос был не в красоте или болезни, а в том, изменилась ли она настолько, что стала неузнаваемой. Фрэнк настаивал, что она такая же, как и раньше, Мириэль не была уверена. Ее жизнь в Карвилле можно было счесть счастливой, но у каждого здесь были свои шрамы. Если не на коже, то на душе.
Они встретили Жанну на лужайке под дубами и принялись ждать. Девушка достала губную гармошку и заиграла, пока посетители стекались из дома на плантации. Одна песня превратилась в две, три, четыре. Несмотря на тень, кожа Мириэль стала липкой от пота.
Что, если они и не придут? Что, если они передумали?
Было ли это игрой воображения Мириэль, или мелодия Жанны стала медленной и печальной?
Затем еще одна машина проехала по Ривер-роуд и остановилась у караульного помещения, прежде чем свернуть на подъездную дорожку к большому дому. Мириэль прищурилась, пытаясь разглядеть пассажиров, когда они выходили из автомобиля. Сестра Верена поприветствовала их и указала в сторону дубов.
– Это они? – спросила Жанна.
– Я… я не уверена, – пролепетала Мириэль, хотя ее кости гудели от уверенности. Посетители пересекли лужайку и направились к живой изгороди. У Мириэль перехватило дыхание. Лицо Эви похудело, а фигура округлилась. Ее волосы – того же каштанового оттенка, что и у Чарли, – были уложены по последней моде. Теперь это была уже не девочка, а молодая женщина, такая же милая и очаровательная, какой была шестнадцать лет назад. Ее спутницу Мириэль тоже узнала. Не столько по виду, сколько по зову сердца. Хелен.
Мириэль бросилась навстречу. Сквозь пеструю тень дубов, мимо часовен, до самой живой изгороди. Там она замялась. Но ее дочери не остановились. Они пронеслись мимо барьера и упали в ее ожидающие объятия.
Заметки автора
Вдохновением для этой истории послужила небольшая книга, на которую я наткнулась в библиотеке моего родного города: «Карвилл: Воспоминания о проказе в Америке» Марсии Годе. Я считала, что проказа, или болезнь Хансена, как ее предпочитают называть сегодня, – это хворь, существующая где-то далеко в стародавние времена. Я не знала, что эта болезнь когда-то была характерной для некоторых частей Соединенных Штатов или что от 150 до 250 новых случаев заболевания по-прежнему регистрируются здесь каждый год. Больше, чем факты и цифры, меня поразили рассказы тех, кого отправили в Карвилл. Их страдания и триумфы. Клеймо позора, которое они пережили, и борьбу за то, чтобы это изменить. «Вторая жизнь Мириэль Уэст» основана не на истории жизни какого-то конкретного человека, а на темах и событиях, описанных многими людьми.
В то время как персонажи родились из моего воображения, обстоятельства их жизни основаны на правде и истории.
Карвилл начинался как Луизианский приют для прокаженных в 1894 году. Два года спустя сестры из конгрегации «Дочери милосердия» прибыли, чтобы помогать ухаживать за пациентами. В 1921 году Служба общественного здравоохранения Соединенных Штатов взяла это место под свой контроль, и оно стало национальным лепрозорием. До конца 1950-х годов в большинстве штатов было законным принудительно помещать на карантин людей с болезнью Хансена. Большинство этих пациентов были направлены в Карвилл, многие навсегда остались там. После десятилетий неудачных попыток найти лекарство, врачи Карвилла в 1940-х годах впервые применили новое лечение сульфонными препаратами, которое в конце концов привело к излечению. В результате пациентов больше не заставляли оставаться в изоляции для ухода и лечения. Но годы болезни и дискриминации нелегко преодолеть, и несколько пациентов предпочли жить в Карвилле до самой смерти. Сегодня это место используется Национальной гвардией Луизианы и является домом Национального музея болезни Хансена. Я настоятельно рекомендую посетить его.
Я стремилась как можно точнее описать Карвилл и жизнь его обитателей. С этой целью я прочла мемуары и письма, истории и медицинские тексты. Я просматривала старые карты и изучала статьи в журнале «Звезда», выпускаемом в Карвилле, и его предшественнике «Звезда Шестьдесят Шесть». Но по двум пунктам я действительно позволила себе вольности. Терапия лихорадкой была опробована на пациентах Карвилла описанным в романе способом, но не раньше 1930-х годов, то есть через несколько лет после того, как это описано в книге. И хотя в 1927 году Миссисипи действительно разлилась, и две большие баржи встали на якорь возле Карвилла для эвакуации, на самом деле пациенты никогда не поднимались на борт. Я надеюсь, что читатель простит эти незначительные преувеличения.
При написании книги я узнала много нового об этом недуге, а также о своих собственных предубеждениях и заблуждениях. Болезнь Хансена – это бактериальная инфекция. Вопреки распространенному мнению, она не очень заразна. На самом деле девяносто пять процентов взрослых не могут заразиться ею, так как их иммунная система легко борется с бактериями. Это не та же самая болезнь, о которой говорится в Библии. Это не результат нечистоплотности или аморального образа жизни. Сегодня ее лечат в амбулаторных клиниках с использованием комбинации антибиотиков, принимаемых в течение одного-двух лет.
Те, кому интересно узнать больше, могут посетить веб-сайт музея, https://www.hrsa.gov/hansens-disease/museum, или ознакомиться с этими книгами:
«Карвилл: Вспоминая о проказе в Америке» Марсии Годе, «Больше не одинок» Стэнли Стейна, «Чудо в Карвилле» Бетти Мартин, «Болезнь отдельно» Тони Гулда, «Король микробов» Джонни Хармона, «Из тени проказы» Клэр Мэнс и «Лекарство Карвилла» Пэм Фесслер.