«Мадам Бланш» взяла всех спутников Наполеона с собой и доставила их в Европу. Мне, Джону Брауну, она дала то, что я сам пожелал получить из наследства Наполеона: его Железный Крест Почетного Легиона. Этот крест Наполеон сам обещал мне, когда я пел на вершине холма Чури «Марсельезу»…
С тех пор, как я вернулся в Лондон, аккуратно каждый месяц я получаю от известных банкиров Ротшильдов сумму в двадцать фунтов стерлингов. Я многократно упрашивал мистера Натаниэля Ротшильда сказать мне, кто присылает эти деньги. Но банкир ответил с гордой улыбкой:
— Мистер Браун! Это — коммерческая тайна! Мы умеем исполнять волю наших клиентов.
Надежды Джонсона получить за освобождение Наполеона миллион франков, обещанный Паолиной Боргезе, не осуществились. Но я знаю, что Джонсон все же кое-что получил. И, должно быть, получил порядочную сумму. По крайней мере, он, — когда я женился на дождавшейся моего возвращения Минни, — сунул мне в церкви пакет, прошептав:
— Спрячь, спрячь, дуралей. А то «дракон в юбке» узнает.
Когда я дома развернул этот пакет, я нашел там три тысячи фунтов стерлингов. Разумеется, я смотрел на эти деньги, как на приданое моей Минни. Они и сейчас лежат в банке, и я не трогаю ни копейки процентов. Вот, вырастешь, сын мой, и эти деньги пригодятся тебе…
Доктор Мак-Кенна живет в Лондоне, практикует. Славится в качестве одного из выдающихся хирургов и заведует целым госпиталем. Джонсон ужасно постарел и совершенно под башмаком у своей жены. Отводит душу только тогда, когда ему удается вырваться на часок ко мне. И тогда он сидит за моим столом, за кружкой эля, и, подмигивая, говорит:
— А помнишь, Джонни, его, Бони? А помнишь, как он постоянно теребил тебя за ухо? А помнишь, как, умирая, он заставил тебя орать диким голосом «Марсельезу»? Хо-хо-хо! Здорово мы с тобой, Джонни, побродили… Как только живыми выползли… Дай-ка, Джонни, еще кружечку эля. Выпьем в честь его!
Мисс Джессика Куннингем, вернувшись на родину, некоторое время заставляла общество говорить о себе.
Лорд Джеймс Ворчестер уцелел при катастрофе, погубившей и нашу «Ласточку» и его судно.
Он оказался единственным человеком из экипажа «Гефеста», подобранным два дня спустя проходившим в тех водах австрийским крейсером «Мария Терезия». Уже тогда Ворчестер был в таком состоянии, что австрийцы, не имея возможности установить его личность, поместили его в доме умалишенных в Триесте. Через несколько лет у Ворчестера проявились проблески сознания, его выпустили из дома умалишенных, и он вернулся в Англию.
О ком должен я еще упомянуть из знакомых мне лиц?
Ах, да: чуть не позабыл!
Мистер Питер Смит, скромный негоциант…
Как-то однажды я из любопытства посетил парламент. Шли бурные дебаты из-за пошлин на привозный хлеб. Настроение было приподнятое. Спикер выбивался из сил, пытаясь заставить почтенных депутатов не кричать и не стучать кулаками.
И вот, когда страсти разыгрались вовсю, когда большая половина парламента принялась вопить, требуя, чтобы ответ на весьма щекотливые вопросы дал первый министр, лорд Голланд, — на трибуну легкой походкой взбежал человек с седыми волосами, орлиным носом и по-юношески живыми и блестящими черными глазами.
— Голланд! Голланд! — неистовствовали депутаты.
Он оглянул все скамьи с вызывающей улыбкой, стукнул кулаком по пюпитру с такой силой, что гул пошел, и крикнул:
— Ну! Голланд перед вами! Чего вы от Голланда хотите, лорды и джентльмены?
Что он потом говорил — я не знаю. Слышал слова, но не помню; у меня кружилась голова, и сам я шептал про себя, не веря глазам:
— Да ведь это же — мистер Питер Смит…
Может быть, он узнал меня. Во всяком случае, — я готов присягнуть — он ласково улыбнулся мне и дружелюбно кивнул головой.
Дня через два я имел счастье снова увидеть мнимого мистера Смита. Он сам пожаловал ко мне. Мы долго разговаривали с ним о вышеописанных событиях, связанных с именем императора Наполеона. Голланд взял с меня слово, что я ни в коем случае не опубликую своих записок, и я намерен сдержать свято свое обещание.
Если я умру, то и ты, сын мой, должен помнить данное мной обещание.
Ну, вот, мои мемуары кончены. Я кладу перо в сторону, написав последнее слово.
Евгений ХаритоновГлавнейший из всех вопросов…
Точно неизвестно, кому из фантастов первому пришла в голову безумная идея изложить реальные исторические события в сослагательном наклонении. Большинство исследователей НФ ищут истоки «альтернативной истории» в англо-американской литературе. Между тем, элементы жанра обнаруживаются уже в повести Осипа Сенковского «Ученое путешествие на Медвежий остров», появившейся еще в начале XIX века. Впрочем, в данном случае приходится говорить об «эмбриональном» состоянии популярного ныне направления.
Это может показаться странным, но фантасты вообще очень долго не рисковали ставить вопрос ребром: «А что было бы, если?..». Возможно, потому, что туманное Будущее привлекало сочинителей фантазий куда больше, чем не менее туманное Прошлое. Если же фантасты и отправляли своих героев по реке Времени «назад», то, грубо говоря, с крайне ограниченным кругом художественных задач: оправдать использование сочинителем машины времени или доказать, например, что пришельцы из космоса уже когда-то посещали нашу планету. В ранней фантастике Прошлое нередко оказывалось еще и одним из вариантов Утопии — пассеистической (т. е. устремленной не в будущее, а как раз наоборот); в устоях минувших веков некоторые утописты видели идеальное государство будущего.
Так или иначе, фантасты не стремились серьезно осмыслить (не говоря уже о том, чтобы переосмыслить) события давно минувших дней, дабы обнаружить там истоки актуальных проблем современности. Исторические реалии, хоть и приправленные художественным вымыслом, не подвергались серьезной «препарации».
Как было уже сказано, затруднительно в истории мировой фантастики отыскать пионера «альтернативной истории». Но вот с датой рождения жанра в российской литературе разногласий, вероятно, не будет. Это произошло в 1917 году, когда московский «Журнал приключений» опубликовал повесть Михаила Первухина «Вторая жизнь Наполеона». Что было бы, если бы Наполеону удалось сбежать с острова Святой Елены — места последней его ссылки? По сюжету, ему не только удается покинуть остров, но и существенно повлиять на дальнейшее развитие мировой истории, создав новую могущественную империю в Африке.
Вряд ли случайно «Вторая жизнь Наполеона» появилась на свет именно в 1917 году, когда заново переписывалась история отдельно взятой страны.
Имя писателя и журналиста Михаила Константиновича Первухина (1870–1928) после 1917 года было вычеркнуто из русской литературы. Сегодня оно известно разве что литературоведам и знатокам фантастики. А между тем, это был один из самых одаренных фантастов начала XX века, автор свыше 20 НФ-произведений.
М. Первухин родился в Харькове, здесь же закончил реальное училище и девять следующих лет отдал службе в Управлении Курско-Севастопольской железной дороги. Но в 1900 году из-за осложнений со здоровьем он был вынужден перебраться в Крым.
Здесь и началась его литературная деятельность. Он организовал газету «Крымский курьер», которую возглавлял до 1906 года, и издал первый свой сборник рассказов «У самого берега Синего моря» (1900). В 1906 году он покидает Россию и в поисках лечения уезжает жить в Италию, однако не прекращая активного сотрудничества с российской прессой. В Италии он начинает писатель научно-фантастические рассказы и повести, которые с 1910 года регулярно появляются (часто под псевдонимами «М. Волохов», «К. Алазанцев», «М. Де-Мар») на страницах «Вокруг света», «На суше и на море», «Мир приключений», «Природа и люди» — основных изданий, публиковавших в те годы фантастическую и приключенческую прозу.
Тематика ранних рассказов и повестей Первухина вполне традиционна для фантастики той поры: лучи смерти, путешествие на автомобиле к Северному полюсу, загадочные обитатели морских глубин, необычные изобретения. И все-таки эти произведения резко выделялись на общем фантастическом фоне уже в силу литературной одаренности автора.
«Вторая жизнь Наполеона» по понятным причинам стала последней публикацией Михаила Первухина на Родине. Избранный писателем художественный метод анализа исторических событий (а на деле — анализ современности) противоречил учению марксизма-ленинизма. Но в 1924 году в Берлине вышла главная книга писателя — историко-фантастический роман «Пугачев-победитель». Обращение к одному из самых сложных периодов российской истории не было случайным. «Что было бы, если бы в свое время Пугачев победил? — написано в предисловии к первому изданию книги. — Этот вопрос не однажды приходил в голову нам, русским, судьбой обреченным увидеть нашу Россию побежденной вторым «университетским Пугачевым», который, кроме «свободы» и «власти бедных», этих старых испытанных средств затуманивать разум народный, принес с собой яд много сильней, — учение Карла Маркса, то зелье, каким, по счастью для тогдашней России, еще не располагал Емельян Пугачев».
Время неумолимо. В 1994 году, спустя 70 лет, усилиями уральского знатока и библиографа фантастики И. Г. Халымбаджи, «Пугачев-победитель» был переиздан. Книга не устарела — ни по языку, ни по тематике. Она и сегодня — образец качественной литературной фантастики. Но роман пионера «альтернативной истории», увы, оказался незамеченным даже вездесущими любителями фантастики. Неизвестные имена их не интересуют…
Источниковая библиография
Повесть Михаила Первухина «Вторая жизнь Наполеона» печатается в современной орфографии по первым публикациям в «Журнале приключений» (Книги VI и VII) за 1917 год, Москва, Типография Т-ва И. Д. Сытина.
Статья Евгения Харитонова «Главнейший из всех вопросов…» печатается по публикации в журнале «Если», № 10, 2000 г., стр. 239–241.