– Что же вы предлагаете, – хмыкнула Урсула фон дер Ляйен, – броситься в объятия русского дьявола?
– Ну почему дьявола, – пожал плечами Гауланд, – у герра Путина нет в запасе ни рогов, ни хвоста, и к тому же от него не пахнет серой. Он просто хочет безопасности и достатка для русского народа – точно так же, как мы хотим того же для немцев. Дьявол, с нашей точки зрения – это не русские, а американцы, которые продолжают держать на немецкой земле свои войска, в то время как русские позволили нам объединиться и вывели свои части еще пятнадцать лет назад.
– Герр Гауланд, – строго сказала Урсула фон дер Ляйен, – вы же не хуже меня знаете, что в случае войны Германия неспособна себя защитить. Это находящиеся на нашей территории американские войска, как и все НАТО, обеспечивают нашу безопасность и хранят в Европе мир.
– А что, – ехидно осведомился Гауланд, – на Германию кто-то собрался нападать? Если что, я впервые об этом слышу. За последние двадцать лет именно НАТО развязывало войны в Европе и соседних странах, подстрекая всяких отморозков восстать против своих законных правительств, а потом приходя к ним на помощь вооруженным путем. Единственное место, где эта тактика не сработала – это Украина, потому что там напрямую надо было воевать с русскими, а этого наши и американские генералы не хотят.
– С русскими, – запальчиво выкрикнула Урсула фон дер Ляйен, – необходимо разговаривать исключительно с позиции силы!
Александр Гауланд поверх очков посмотрел на свою собеседницу с таким видом, будто перед ним слабоумная – и вздохнул.
– А о том, каково это – разговаривать с русскими с позиции силы, – тихо сказал он, – вы сможете спросить у тех, кто сейчас прилетит на этот аэродром. Думаю, они наелись этого счастья по самые уши. А ведь они солдаты – совсем не чета нынешним…
Возникла пауза, наполненная каким-то зловещим смыслом. И в этот момент где-то далеко на востоке в небе загорелась сдвоенная точка посадочных фар, а до ушей донесся слабый звук турбовинтовых двигателей заходящего на посадку военно-транспортного самолета.
– Хорошо, – сказала немного остывшая министресса, – русские очень сильны и воевать с ними тяжело. Но это как раз и значит, что они представляют собой угрозу – как для Германии, так и для всей Европы. Их агрессивная политика, непрерывное усиление армии, гибридная война на Украине, захват Крыма, угроза Прибалтике…
– Русские вообще не представляют собой угрозы, – ответил Гауланд с таким видом, с каким терпеливый учитель объясняет нерадивому ученику элементарное правило, – они только защищаются, а не нападают. Исключение составляют случаи, когда они забирают себе то, что у них украли, когда они были слабы. Помните, что по этому поводу сказал великий Бисмарк? «Не надейтесь, что единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете вечно получать с нее дивиденды. Русские всегда приходят за тем, что считают своим. И когда они придут – не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающие. Они не будут стоить той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть».
– Хорошо, герр Александер, – Урсула фон дер Ляйен почти перекрикивала шум двигателей приближающегося самолета; она начинала чувствовать себя крайне неуютно от этого разговора, – я запомню ваши слова. А сейчас попрошу не мешать мне в работе. Не беспокойтесь, я не собираюсь делать вашим репатриантам ничего плохого. Здесь поблизости есть оставшийся от русских заброшенный казарменный комплекс, который сейчас приводят в порядок. Там их обеспечат горячим питанием, медицинским обслуживанием и начнут выдавать денежное довольствие. В конце концов, они наши с вами сограждане, нуждающиеся в адаптации к существующей действительности. И именно поэтому их выход за пределы военного городка в первое время будет очень ограничен. Мы опасаемся, что от непонимания нынешних условий у этих людей могут случиться тяжелые конфликты…
В этот момент мимо них по взлетно-посадочной полосе со свистом и гулом пронесся приземлившийся транспортник, обдавший собравшихся порывом тугого ветра. А где-то там, вдали, были уже видны фары следующего заходящего на посадку самолета.
– Нынешние условия, – ответил Александр Гауланд, дождавшись пока стихнет шум, – нуждаются в радикальном изменении. Нельзя терпеть ситуацию, при которой немцы не могут считаться хозяевами даже в своем доме. А репатрианты из сорок первого года – это рычаг, который позволит нам перевернуть мир. Впрочем, я не собираюсь немедленно лезть на баррикады и размахивать красным флагом. Тут я просто депутат, который по поручению своей фракции должен проследить за тем, как вы сделаете свою работу. Так сказать, маленькими шагами к великой цели… Итак, делайте ваше дело, я не буду вам в этом мешать.
Пятнадцать минут спустя. там же, аэродром Шперенберг.
Генерал от инфантерии Вальтер фон Брокдорф-Алефельд
Ночной перелет из самого центра России на аэродром под Берлином подходил к концу. Немецкий самолет будущего оказался в три раза быстрее старой доброй «тетушки Ю», и два часа полета пролетели незамеченными. Казалось бы, только что огромная машина, в чрево которой набилось больше двухсот солдат и офицеров, оторвалась от бетонной полосы русского аэродрома – и ее колеса уже коснулись бетонных плит на другом конце маршрута. Полет за солнцем, хотя и солнца-то никакого в это время суток нет. В два часа ночи по местному времени вылетели, и в два часа ночи по Берлину совершили посадку. При этом пилоты были так любезны, что позволили генералу совершить экскурсию к себе в кабину. Да уж, нормальному человеку ни за что не разобраться в этом нагромождении мерцающих экранов, лампочек, кнопочек, ручек и переключателей.
Оглядев это место, больше похожее на лабораторию безумного изобретателя, Вальтер фон Брокдорф-Алефельд сразу потерял к нему интерес. Каждый должен заниматься своим делом. Пилоты люфтваффе – водить свои самолеты, а он, потомственный военный неизвестно в каком поколении – руководить войсками. Правда, еще неизвестно, как с этим делом в Германии двадцать первого века, потому что, судя по некоторым намекам, Веймарская республика была не самой плохой формой государственного устройства. Сопровождавшие наш эшелон и отправлявшие самолеты русские из будущего в беседах с высокопоставленными офицерами и самим командующим старательно уклонялись от разговоров на темы политического устройства Германии двадцать первого века.
– В этом вопросе, – прямо заявил командующему отвечавший за репатриацию полковник Долганов, – вы, немцы, должны разобраться сами, мы вам тут не помощники. Но если вы увидите дерьмо, то не надо тянуть его в рот и пробовать на вкус, достаточно только вида и запаха.
Происходило это, когда репатриированных из первого эшелона уже рассадили по самолетам и внутрь стали заносить ящики с винтовками и пулеметами. Само оружие отдельно, затворы отдельно, пулеметные ленты и патроны тоже отдельно. Собрать и привести в боевое положение все это предполагалось уже в воздухе. Мол, тяжелое вооружение и техника отошли к Красной Армии, а это забирайте с собой. Нам чужого не надо, а вам еще пригодится. Одновременно с передачей оружия генералу фон Брокдорф-Алефельду вручили запечатанный конверт, в котором находилось послание от вождя России будущего. Несколько строчек твердым почерком, в основном повторявших сказанное полковников Долгановым, и в конце совет: прежде чем предпринимать хоть какие-то решения, следует пообщаться с местными немцами из двадцать первого века. Явно было что-то, о чем командующему корпусом и его подчиненным лучше было узнать не из русских уст.
Нельзя сказать, что экипаж самолета пришлось долго уговаривать порассказать о своем житье-бытье. Правда, свободное время в полете было только у того члена экипажа, который на земле занимался правильным размещением груза и пассажиров (в морском флоте эта должность называется «суперкарго»), но и остальные летчики тоже время от времени подключались к разговору. Возможно, именно из-за этой занимательной беседы, раскрывающей особенности демократии по-немецки, время для генерала фон Брокдорф-Алефельда пролетело незаметно. В армии (в том числе и в люфтваффе) во всех странах с добровольным принципом комплектования служат в основном люди традиционной ориентации и консервативного мировоззрения. Либеральных особей там разыскивать бесполезно. Они в основном обитают в тех местах, где можно получить больше денег и нести поменьше ответственности. Потому-то и взгляд на вещи генерал и приближенные к нему офицеры получили с правильной стороны.
И тут же стало понятно, что хоть возвращение стрелкового оружия перед отправкой на родину не было пустой любезностью, но применять его сразу после прибытия для самообороны и чего-то еще вряд ли придется. Относительно веймарского периода немецкой истории, повторения которого опасался генерал фон Брокдорф-Алефельд, ситуация оказалась, можно сказать, зеркальной. Если тогда, в двадцатых и начале тридцатых годов двадцатого века, униженная нищая Германия была политически независима, и ее суверенитет ограничивался только статьями кабального Версальского договора, то теперь такая же политически униженная страна напоминает до безобразия раскормленного и самодовольного хряка, со всех сторон огороженного прочными прутьями своего загона.
Стенами этого загона служит система договоров, которой западные союзники опутали страну, побежденную во второй мировой войне. В первую очередь это пресловутый канцлеракт – секретный договор, которого из непосвященных никто и никогда не видел, но, несмотря на это, все дела в Германии ведутся так, будто это кабальное соглашение и в самом деле существует. Германии запрещено иметь собственные национальные интересы; а раз нет национальных интересов, то нет и немецкого государства, а имеется самоуправляемая оккупационная администрация. Второй стеной, ограничивающей свободу Германии, является так называемая Объединенная Европа. С одной стороны, Германия является главным экономическим бенефициаром этого межгосударственного объединения, а с другой стороны, ее политические интересы подчинены наднациональной брюссельской бюрократии, вед