Впрочем, очевидно, что если не пытаться заваливать вражескую группировку трупами, даже в условиях полной блокады возиться с ней придется еще как минимум месяца два-три, то есть как раз до весны. Заваливать трупами очень не хотелось. С одной стороны, стыдно перед потомками, которые не одобряют такой способ ведения боевых действий, с другой стороны, это совсем не эффективный способ ведения боевых действий. Достаточно вспомнить итоги Духовщинской и Ельнинской наступательных операций, предшествующих образованию Врат и вмешательству в войну Экспедиционного корпуса потомков. Тридцать тысяч убитых на Духовщине и десять тысяч под Ельней[11] при весьма скромных тактических успехах и полном отсутствии стратегического результата. При этом потери противника были в четверо-пятеро меньше советских. Не зря же историки потомков назвали решение Ставки легкомысленным. Достаточно сказать, что в сорок тысяч погибших обошлась операция по ликвидации окруженных под Смоленском соединений группы армий «Центр», а в двадцать тысяч – недавний прорыв линии фронта в районе Невеля и Новозыбкова. Но у этих наступательных операций был стратегический результат, приведший к разгрому и уничтожению крупных группировок противника, а не к его оттеснению на несколько километров. Поэтому и группировку восемнадцатой армии под Пярну требуется брать осадой и измором, а не лобовыми атаками пехоты на пулеметы.
Занимаясь вопросами текущего положения на фронтах, вождь сначала не обратил особого внимания на пакет со сводкой Разведупра НКВД, тихо положенный ему на рабочий стол бессменным секретарем Поскребышевым. Пакет как пакет; но когда очередь до него дошла и его содержимое было прочитано, вождь непроизвольно выругался – сначала по-грузински, а потом и по-русски. Собственно, это было еще одно свидетельство того, что локомотив Истории соскочил с накатанной колеи и попер куда-то вдаль по целине, не разбирая пути.
Из прочитанного донесения следовало, что вместо ожидавшегося десятого-одиннадцатого декабря объявления Третьим Рейхом войны Соединенным Штатам двенадцатого Гитлер выступил по радио с речью, в которой выразил Америке свои искренние сожаления и соболезнования по поводу вероломного нападения Японской империи на Перл-Харбор. При этом он умудрился ни словом не обмолвиться о том, что совершившая агрессию Японская империя является союзником нацисткой Германии по Антикоминтерновскому пакту, а также об американской плутократии и засилье во властных кругах на Капитолийском холме еврейского элемента, о котором он каждый раз талдычил в прежние времена. В тоже время бесноватый фюрер в своем выступлении особо напирал на то, что в условиях нарастания красной и желтой опасности чистые арийские народы, англосаксы и германцы должны плечом к плечу сплотиться ради будущего выживания… Одним словом, полный вывих сознания наизнанку.
К тексту речи прилагалась аналитическая записка, составленная совместной российско-советской группой специалистов, в которой нейтральным тоном указывалось, что столь значительные изменения в настроениях Гитлера вызваны тяжелым положением Третьего Рейха на советско-германском фронте. Вермахт на грани поражения, и его окончательный крах – лишь вопрос времени и нескольких решающих наступательных операций, по масштабу сопоставимых с рывком Экспедиционного корпуса потомков на Ригу и финальной фазой переломного Смоленского сражения, закончившейся окружением группы армий «Центр». В таких условиях Гитлер не только не стал объявлять Америке войну, но даже выразил ей сочувствие, фактически разорвав ставший бесполезным союз с Императорской Японией. Первым и самым очевидным следствием из этого решения станет то, что американцы в ближайшее время не будут напрямую вмешиваться в развитие событий на Европейском театре военных действий. Мягко говоря, на этот раз японцы отлупили янки сильнее, чем в другой истории, и теперь американцам не до Европы. Даже если Рузвельт пожелает вступить в войну на стороне Великобритании, Конгресс не даст ему на это разрешения.
Другим следствием новой американской политики Гитлера может стать попытка использования прогерманских кругов в правящем классе Америки для посредничества в заключении сепаратного мира с Британией и (чем черт не шутит) создания «атлантического альянса» США, Британии и Германии для ведения войны против СССР и Японии. Рузвельт и Черчилль, конечно, не так глупы, чтобы поддаться на эту простую замануху, да и сама личность Гитлера настолько одиозна, что с ним вряд ли кто-нибудь будет иметь дело, но в так называемых «демократических» странах политики – вещь достаточно легкозаменимая. Они внезапно умирают от хронических болезней, их убивают разные безумцы, они проигрывают выборы или же (если хотят жить) добровольно уходят в отставку в тот самый момент, когда перестают соответствовать текущим задачам настоящих хозяев жизни.
Кстати, Германии это тоже касается. Спасая режим, Гитлера могут принести в жертву, его преемник отречется от самых людоедских идей, после чего все препятствия для заключения мира и даже союза между США, Британией и Германией будут сняты. Ведь СССР, получивший помощь от потомков, так и не присоединился к Атлантической хартии, заключенной между США и Британией, а это значит, что третьим участником этого соглашения может стать Гитлеровская Германия. США при таком развитии событий опять же сами в войну не вступят, но будут снабжать Германию и, возможно, Британию всем необходимым для ведения боевых действий. Это будет нечто вроде существующего в будущем НАТО, но двумя этажами ниже. Впрочем, для такого исхода событий необходимо, чтобы в Германии умер Гитлер, а в США Рузвельт, при этом Черчилля в Британии можно и не отстранять, потому что с мировой коммунистической угрозой он будет сражаться не менее яростно, чем с гитлеровским фашизмом. Не исключено, что такое резкое изменение германской внешнеполитической риторики связано с тем, что Гитлером банально манипулируют и в нужный для манипулятора момент его ликвидируют с равнодушием мясника.
Причитав этот документ, Сталин задумался. С одной стороны, картина, конечно, фантастическая, а с другой стороны, на протяжении его жизни столько разной фантастики воплотилось в жизнь (начиная с построения первого в мире государства рабочих и крестьян, а также социализма в одной отдельно взятой стране), что ничего абсолютно невозможного в подобном развитии событий он не увидел. Да и в том прошлом потомков, которое он успел изучить, подобные поползновения тоже были. Это и чрезвычайно своевременное для союзников покушение на Гитлера (которое не удалось из-за ничтожной случайности), и такая же своевременная смерть Рузвельта перед самой победой над фашизмом с выдвижением на первые роли бывшего сенатора Трумена, желавшего, чтобы Америка поочередно помогала и СССР и Германии, и обе этих страны окончательно истощили друг друга в ожесточенной войне… При этом ключевой фигурой в США становится президент Рузвельт – с его устранением изменение вектора политики становится неизбежным, а, с позволения сказать, ключом ключа является вице-президент Уоллес – настолько левый демократ, что почти социалист. Прежде уничтожения Рузвельта следует ждать информационной или террористической атаки на этого человека, ибо вряд ли банкирское сообщество, что правит Америкой из-за кулис, решится отдать ему власть хоть на малое время.
Верховный взял блокнот и стал записывать. Завтра вечером он соберет совещание. От ЦК – Молотов, Маленков и Лаврентий, от военных – возможно, Василевский или Шапошников, еще надо бы позвать посла России из будущего, товарища Карасина, а также командующего Экспедиционным корпусом товарища Матвеева. Но перед этим совещанием завтра днем он обязательно должен встретиться с американскими представителями Гарри Гопкинсом и Элеонорой Рузвельт, которые как раз сегодня прибыли в Москву, и составить мнение об их реакции на неожиданный маневр Гитлера. Мнений может быть много и самых разных, но решение придется принимать только ему, товарищу Сталину.
13 декабря 1941 года, полдень. Японская империя, Токио, Императорский дворец «Мейдзи», зал для совещаний с министрами в присутствии императора.
Присутствуют:
Император Хирохито (посмертное имя Сёва);
Главнокомандующий Объединенным флотом – адмирал Исороку Ямамото;
Премьер-министр – генерал Хидеки Тодзио;
Министр армии – генерал Хадзимэ Сугияма;
Министр иностранных дел – филолог-германист Сигэноре Того[12].
Обычно, совещаясь с министрами, император должен хранить молчание, чтобы все из них могли высказаться, а солнцеликий и божественный беспристрастно взвесил бы их мнения на весах своей мудрости. Но сегодня все пошло не так. Открывая совещание, император внимательно оглядел стоящих навытяжку перед его троном сановников и, против идущего издревле обыкновения, заговорил первым. Это было так же неожиданно, как если бы голосом заговорила статуя Будды.
– Господин Тодзио, – внешне спокойным тоном произнес Хирохито, – скажите, что вы посоветуете делать нам теперь, когда война с Америкой уже идет, а наш единственный союзник отказался от нас и теперь совершает жесты дружбы в сторону наших врагов? Ведь это вы, господин Тодзио, два года назад настаивали на том, чтобы страна Ниппон присоединилась к антикоминтерновскому пакту? И что теперь? А теперь мы слышим исходящие из Берлина вопли нашего так называемого союзника о желтой угрозе и узкоглазых азиатских дикарях, напавших на белых арийцев. Как это понимать, спрашиваю я вас?
– Наверное, Божественный Тенно, – неуверенно сказал министр иностранных дел Сигэноре Того, – германский вождь Адольф Гитлер обиделся на Японию за то, что она двинулась в южном, а не северном направлении, в то время как Германия изнемогает в ожесточенной борьбе с большевиками.
– Господин Того, – с отвращением, будто ругательство, произнес император, – не далее как месяц назад вы и другие присутствующие здесь министры сами подтвердили, что северное направление экспансии не только полностью бесперспективно, но и опасно для нашей Империи. Надеюсь, господа, вы и сейчас не откажетесь от своих слов?