– Да, это так, – вздохнул Гопкинс, на секунду отводя глаза, не в силах выдержать пронзительный тигриный взгляд Сталина, – от того, кто владеет информацией из будущего, это скрывать бесполезно. Война должна была обеспечить заказы нашей промышленности, оживить экономику, добавить нашей стране политического авторитета, но только, о Боже упаси, мы ни в коем случае не собирались ставить перед собой задачу завоевания мирового господства… Такие идеи к лицу только таким безумцам, как бесноватый фюрер в Германии и ваш Троцкий.
– Никакой Троцкий не наш, – усмехнулся в усы вождь, – да и трындел он в основном не о мировом господстве, а о мировой революции, а это, уважаемый мистер Гопкинс, несколько разные вещи… Впрочем, я допускаю, что команда президента Рузвельта даже и не мечтает о мировом господстве, зато о нем мечтают те, кто уже рвется прийти ей на смену. И ваш президент, и вы, его единомышленники, по сути, совсем неплохие товарищи, но за вами уже в очередь выстроилась такая сволочь, что рядом с ней даже Гитлер кажется вполне рядовым злодеем, а не жестоким тираном, приговорившим к смерти целые народы… – В голосе Сталина появились такие нотки, что у Гопкинса, вдруг отчетливо ощутившего нависшую угрозу, по спине пробежал холодок. – Как только эти люди придут к власти, ваш Новый Курс будет забыт, и никто из вас, важных сторонников Рузвельта, никогда больше не получит никаких постов, а Америку тут же превратят в мирового тирана, бомбами и снарядами насаждающего вашу, американскую, форму демократии. Вы понимаете, что с такой Америкой мы сразу же становимся непримиримыми врагами?
– Понимаю, – вздохнул Гопкинс, – такие силы в Америке никуда не делись. Садиться за стол переговоров с Гитлером для них, конечно, неприемлемо, но если тот умрет, руки у них будут развязаны. Вас они тоже любят не более чем Сатану, так что прогноз вражды между нашими странами, пожалуй, очевиден. – Гопкинс подавил вздох.
– Если Гитлер вдруг умрет, – сказал Сталин, – то вы, вице-президент Уоллес и ваш друг Фрэнки следующие. Конечно же, для этих людей сменить вице-президента было бы желательно на выборах, но те состоятся только в сорок четвертом году, а так долго эти люди ждать не смогут, поэтому мистера Уоллеса, скорее всего, просто убьют. – Последовала веская пауза, после которой советский вождь, чуть склонив корпус в сторону собеседника, добавил, чеканя каждое слово: – Если вы, мистер Гопкинс, как представитель пославших вас людей, в самый кратчайший срок не сможете решить эту проблему, то сразу после смерти Гитлера мы начнем предпринимать все возможные меры для того, чтобы ваша Америка никогда не стала такой, какая имеется в мире потомков. Нас не остановит даже откровенная вражда, потому что мы знаем, что она неизбежна.
Гопкинс не знал, что можно на это ответить. Ему было крайне неуютно. В кабинете на несколько секунд повисла звенящая тишина.
Обстановку разрядила Элеонора Рузвельт.
– А какая она там, Америка, мистер Сталин? – неожиданно даже для себя спросила она.
– О, это очень долго и нудно рассказывать, – ответил Верховный, бросая взгляд на свою гостью, – проще будет съездить в тот мир и посмотреть на все своими глазами.
Теперь его тон был совсем другим, в нем даже угадывалось добродушие.
– О! – воскликнула Элеонора, – а разве это возможно?
– Думаю, что вполне возможно. – Большевистский вождь хмыкнул, внимательно оглядывая миссис Рузвельт с ног до головы. – Если хотите, я похлопочу за то, чтобы вам дали визы…
Элеонора Рузвельт, сдерживая радостное волнение, с достоинством кивнула и произнесла:
– Да, мистер Сталин, разумеется, я буду весьма благодарна вам за заботу…
И тут же, ужасаясь всему услышанному, она одновременно подумала о переводчике, невольном свидетеле страшных тайн и секретов сразу двух стран – тот, подобно предмету мебели, безучастно стоял чуть в стороне от рабочего стола русского диктатора. Перед глазами этого молодого интеллигентного человека в очках сейчас должны разверзнуться бездны и произойти тектонические исторические разломы…
Всего неделю назад Япония напала на Соединенные Штаты – и как много успело поменяться за эти семь дней. Казалось, Земля дрогнула и поплыла под ногами; там, где раньше был запад, скоро будет юг, а восток превратится в север. А все из-за того, что грубое вмешательство в ход исторического процесса, последовавшее за возникновением Врат, в буквальном смысле смешало карты у всех игроков, и они один за другим начали исполнять самые непредсказуемые кульбиты.
Но русские из будущего тоже не виноваты – они действовали в условиях жесткого цейтнота и своей исторической парадигмы, сначала отразив вторжение на свою территорию, а потом, ворвавшись в сопредельный мир, стали сражаться с врагом, представляющим для них абсолютное зло. Эта война там, в будущем, у них национальная святыня – и любой, кто хоть полусловом обмолвится в пользу Гитлера, будет проклят на веки вечные. Поэтому при всем богатстве выбора других альтернатив для пришельцев из будущего не было. Вперед и только вперед…
13 декабря 1941 года, поздний вечер. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
Присутствуют:
Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин;
Нарком внутренних дел и член ЦК ВКП(б) Лаврентий Павлович Берия;
Нарком иностранных дел и член ЦК ВКП(б) Вячеслав Михайлович Молотов;
Член Главного Военного Совета РККА и ЦК ВКП(б) Георгий Максимилианович Маленков;
В.Р.И.Д. начальника генштаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский;
Командующий экспедиционными силами генерал-лейтенант Андрей Николаевич Матвеев;
Посол Российской Федерации в СССР Сергей Иванов.
– Итак, товарищи, – сказал Верховный, открывая совещание, – история преподала нам еще один неожиданный урок. Если до сего момента все шло, если можно так выразиться, как обычно, то после того, как Гитлер выразил американцам соболезнование, развитие событий пошло поперек накатанной колеи. Некоторые считают, что все это следствие того, что товарищ Матвеев натворил тут четыре месяца назад, но есть мнение, что это только часть правды.
– Знаете, товарищ Сталин, – задумчиво произнес Сергей Иванов, – это урок не был таким уж неожиданным. Гитлер, он ведь по сути англофил – человек, преклоняющийся перед всем английским. Эти идеи о равенстве германцев и англосаксов он высказывал уже давно, чуть ли не с начала своей политической карьеры. Вся его проблема в том, что в Британии германофилов значительно меньше, чем в Германии англофилов. Германия для английской элиты – это страна диких варваров, которых следует держать в повиновении и натравливать на своих врагов, в частности, нас, русских. Поэтому всерьез этот демарш в Вашингтоне и Лондоне не воспримут. Покрутят пальцем у виска – и все. Сам Гитлер настолько грешен, что разговаривать с ним никто не будет.
– Мы тоже так думаем, товарищ Иванов, – согласился вождь. – Пока жив Гитлер, ничего у немцев из этой затеи не выйдет. Роль главного подсудимого в международном трибунале и свидание с пеньковой тетушкой – это максимум, на что их фюрер может рассчитывать у англосаксов. А добровольно он власть не оставит, будет цепляться за нее зубами и ногтями. Именно поэтому и наши, и ваши военные берегут жизнь Гитлера как зеницу ока, из-за чего наши бомбардировщики имеют приказ за сто километров облетать места, где этот политический персонаж может оказаться хотя бы случайно…
Неожиданно со своего места встал Молотов.
– Товарищ Сталин, – сказал он, – наши специалисты считают, что Гитлер совершил этот демарш, поскольку оказался объектом манипуляции со стороны одного из своих соратников. Мол, до недавнего момента вокруг него было множество самых разных центров влияния, которые нейтрализовали друг друга, потому что их векторы оказались направлены в разные стороны. Потом над Вильгельмштассе пролетели тяжелые российские бомбардировщики, и количество нацистских бонз, имеющих влияние на Гитлера, радикально сократилось. И вот теперь один из уцелевших функционеров пытается вселить в него надежду, что все еще можно решить, поладив с англосаксами. На самом деле, если этот человек не дурак, он должен понимать, что Гитлера на Западе могут принять только в качестве сакральной жертвы, означающей, что нацистский режим в Германии откупился от Запада. Антикоммунистическая и русофобская сущность нацистского режима при этом не изменятся, для достижения договоренности с Лондоном и Вашингтоном будет смягчено только отношение к евреям…
– И что вы предлагаете, товарищ Молотов? – спросил Сталин. – Германию без Гитлера мы еще принять сможем, а вот нацизм без Гитлера – уже нет. Да и какая нам разница, кто будет стоять во главе немецкого государства, если оно по-прежнему будет вести против Советского Союза войну на уничтожение?
– Для нас, товарищ Сталин, такой разницы нет, а вот для англичан есть, – сказал Молотов, – Они примут в качестве руководителя Германии любого, лишь бы он отрекся от гитлеровских расовых теорий и продолжил войну против СССР.
– Не исключено даже, – добавил Сергей Иванов, – что после заключения мира между Германией и Великобританией правительство Миколайчика вернется в Польшу, то есть в Генерал-губернаторство, а возрожденная из праха старая польская армия вместе с вермахтом будет воевать на восточном фронте против СССР. Вот тогда в Европе сложится та самая политическая конфигурация, которая и была запланирована в Мюнхене Даладье и Чемберленом, когда немцы и поляки воюют с русскими, а остальная Европа им дружно аплодирует. И вообще, Гитлеру в его делах сильно помешал его животный антисемитизм, практически полностью отрезавший ему возможность соглашения с западными странами. Будь его преступления нацелены только против русских, белорусов и украинцев, никто в Западной Европе даже ухом бы не повел.
– И это тоже верно, товарищ Иванов, – кивнул Сталин, машинально набивая трубку. – Но, скажите, что же нам в данном случае делать? Ведь несмотря на то, что Гитлер нам нужен живым, здоровым и на своем посту, мы никак не можем повлиять ни на планы заговорщиков, ни на активность гестапо по их поимке…