– Почему не можем, товарищ Сталин? – с деланным недоумением удивился Сергей Иванов. – Очень даже можем! Мы можем сделать так, что вся Германия будет метаться с высунутыми языками и искать под каждой кроватью врагов фюрера. Тут главное принять принципиальное политическое решение, а остальное – это мелкие технические детали, которыми займутся спецслужбы.
– Объяснитесь, товарищ Иванов, – с интересом спросил Верховный, – какой-такой канал влияния у вас есть на руководство Германии, чтобы все ее население по первому вашему щелчку бросилось исполнять все, что вам пожелается?
– Все очень просто, товарищ Сталин, – пожал плечами российский посол, – наш возможный канал влияния лично на Гитлера и вообще на всю атмосферу в Германии зовут Рейнхарт Гейдрих. Помните, мы вам сообщили, как он решил изобразить из себя Гесса номер два и примчался к нам мириться на личном истребителе?
– Помню, товарищ Иванов, – ответил вождь, – я вообще-то все помню… Интэресный был случай… – Он немного походил по кабинету с задумчивым видом, при этом словно бы усмехаясь в душе. Затем остановился напротив собеседника и произнес, покачивая трубкой в ритм своим словам: – Как вы правильно сказали, Гесс номер два. Голубь мира, сизокрылый… Но вы продолжайте, товарищ Иванов, продолжайте.
– Так вот, – продолжил российский посол, вдохновленный первой реакцией Сталина на свою идею, – сейчас этот Гейдрих сидит у нас на одной тщательно охраняемой даче вместе с другими немецкими генералами, взятыми в плен войсками экспедиционного корпуса, и тихо звереет по причине того, что благородные ируканские доны (простите, прусские генералы) в упор не замечают такую важную персону, выбравшуюся из грязи в князи. Гудериан, которого они за глаза зовут «выскочкой», для немецких генералов и фельдмаршалов все-таки свой, а вот эсесовец Гейдрих – нет, какое бы звание ни присвоил ему Гитлер. Если его немного обработать идеологически, а потом вернуть обратно в Германию, сделав Гитлеру подарок на Рождество, то он там устроит такое, что ежовщина у нас тут, в Советском Союзе, покажется детским утренником. Ну и заодно немного продлит жизнь Гитлеру – отчасти потому, что начнет истреблять его личных врагов, отчасти из-за того, что теперь просто так убивать Гитлера будет бессмысленно. Сначала убийцам потребуется дотянуться до человека номер два, которым Гейдрих, разумеется, станет сразу после возвращения в Германию…
После этих слов в кабинете наступила томительная тишина. Товарищ Сталин обдумывал предложение товарища Иванова, а остальные ожидали, какое же решение примет Верховный Главнокомандующий. Тот медлил высказывать свое мнение, и по лицу его трудно было что-либо прочитать.
– Насколько я понимаю, товарищ Иванов, – наконец проронил он как бы нехотя, – такой образ действий – это и есть ваша знаменитая гибридная война? Когда врага его же дерьмом, да по его же сусалам…
– Скорее, товарищ Сталин, – ответил российский посол, – гибридная война – это когда враг вынужденно действует в наших интересах. Мыши будут плакать, давиться, но продолжат есть кактус. А то мы тут все как-то по старинке действуем, танками и бомбардировщиками; а как же высокие технологии, достижения человеческого разума в политологии и политике?
– Хорошо, товарищ Иванов, – кивнул Сталин, – шутки шутками, но неужели вы думаете, что этот Гейдрих так просто будет делать то, что вы ему скажете?
– А мы ему ничего не скажем, – пожал плечами Иванов, – просто сообщим кое-какую информацию и отпустим – там, откуда он сможет добраться до Гитлера. А уж дальше – сам, сам и только сам; и при этом он не сможет не делать ничего идущего нам во вред. За что бы он ни схватился, все это будет расшатывать Третий Рейх и продлевать жизнь Гитлеру, то есть он будет делать как раз то, что нам прописал доктор…
Все напряженно смотрели на вождя в ожидании ответа.
– Ладно, товарищ Иванов, – махнул тот рукой, – выпускайте в Германию своего крысиного волка. Посмотрим, что из этого получится. – В глазах вождя промелькнул желтоватый блеск – это означало, что он испытывает некоторый азарт. – Есть мнение, что, в любом случае, хуже не будет. Кстати, американцам (я имею виду делегацию из Гопкинса и Элеоноры Рузвельт) тоже известно о желании Гитлера перетянуть на свою сторону англосаксонские элиты, и драться команда Рузвельта против такого исхода событий будет насмерть. Для Рузвельта и Уоллеса перспектива союза Америки с нынешней, только чуть подправленной, Германией означает смерть, а для всех остальных – политическое забвение. Для нас же вариант, при котором мы не сможем закрепить у руля Америки нынешнюю команду мягких демократов-рузвельтовцев, будет означать, что нам в самое ближайшее время придется воевать с этой страной…
– Надо будет воевать с американцами, товарищ Сталин, – твердо сказал Василевский, – будем воевать с американцами; но сейчас нам, военным, хотелось бы определиться со стратегией. Если война дальше пойдет без писаных правил, без оглядки на союзников и без ограничений, делящих страны Европы на врагов и нейтралов, а ее целью будет достижение рубежей, максимально пригодных для обороны (то есть берега Атлантического океана) – то это одно. А вот если целью войны будет довоенный статус-кво, с небольшими изменениями в ту или иную сторону, а в ее ходе придется учитывать, что о нас подумают в Лондоне или Вашингтоне – так это совсем другое. Не решив этого вопроса, невозможно определить стратегию ведения войны и намечать ближайшие и последующие цели. До сих пор мы просто отражали вторжение и старались нанести врагу максимальный ущерб, но при дальнейшем планировании нам необходимо знать, какова конечная цель этой войны…
После выступления Василевского встал Лаврентий Берия. Сверкнув стеклышками пенсне, он обвел присутствующих внимательным взглядом голодного василиска.
– А мне, товарищи, – сказал он с ехидной подковырочкой, – интересно мнение наших потомков по поводу дальнейшего территориального расширения Советского Союза и добавления в его состав новых республик. Нет ли у них каких-либо особых рекомендаций и пожеланий по поводу советизации новых территорий или борьбы с врагами народа?
– Да какие там могут быть мнения, товарищ Берия… – отмахнулся Иванов от главного советского инквизитора. – Это же ваш мир, и вы в нем хозяева. Мы лишь помогаем вам избавиться от германского фашизма, а если будет надо, поможем и защититься от англо-американского империализма. И не более того.
– Вы знаете, товарищ Василевский, – сказал Сталин, – есть мнение, что требуется все сделать так, как советует товарищ Иванов. Без запретов и ограничений, исходя лишь из критерия максимальной пригодности к обороне нового пограничного рубежа. А это, как известно, побережье Атлантики – возможно, включая Британские острова, а быть может, и без них. Все зависит от того, как поведет себя господин Черчилль. Советский Союз – мирное государство и не хотел этой войны, но раз уж она началась и обстоятельства сложились благоприятным образом, мы должны извлечь из них максимум пользы. Самое главное – мы должны сделать так, чтобы на территории Европы никогда больше не началась война, а всякие заокеанские провокаторы не могли бы использовать ее территорию в качестве плацдарма для нападения…
– Товарищ Сталин, – наивно спросил Маленков, – вы считаете, что, несмотря на все изменения, история повторится – и Америка после окончания войны обязательно станет нам враждебна?
– Товарищ Маленков, – ответил Верховный, – есть мнение, что рассчитывать можно на лучшее, а готовиться следует к худшему, чтобы не было потом мучительно больно за то, что имели, мол, возможность, и не сделали. Соединенные Штаты Америки – это такая страна, в которой главная мечта у бедняков – украсть побольше денег и не попасться. Она так и называется – американская мечта. Социализма с такими людьми не построишь. Не в этом поколении, так в следующем цивилизованный американский капитализм господина Рузвельта обязательно выродится и одичает; наша же забота, а также забота наших военных – сделать так, чтобы Америка никогда не смогла получить возможность угрожать Советскому Союзу. Понимаешь?
– Понимаю, товарищ Сталин, – сказал Маленков и усох.
В то же время Сергей Иванов подумал, что этот маленьких пухленький человечек вреда Советскому Союзу может принести не меньше любого американского империализма, потому что против него бесполезны танки, пушки и даже ядерные ракеты, зато он сам, в разгаре карьерного ража, способен причинить огромный экономический и политический ущерб.
Наступившую тишину прервали генералы Василевский и Матвеев, которые без всяких ассистентов с хрустом расстелили на столе огромную карту.
– Совместные предложения Генштаба РККА и штаба Экспедиционного Корпуса по плану войны «Максимум». – сказал Василевский. – Основная задача, прежде разгрома гитлеровской Германии и уничтожения нацистского государства, это, во-первых – освободить всю территорию СССР; во-вторых – занять ключевые регионы на флангах Европы: Скандинавию и Балканы; в-третьих – в Скандинавии продвижение следует начать с Финляндии – хотя бы потому, что эта пограничная Советскому Союзу страна ведет с нами войну. На Балканах в качестве плацдарма нужно использовать Болгарию, население которой испытывает значительные прорусские и просоветские симпатии; в-четвертых…
– Хватит, товарищи, – остановил Василевского Сталин, – давайте не будем замахиваться на слона целиком, а предварительно разрежем его на множество маленьких кусочков. Тем более что я знаю, что у вас пока более-менее детально проработана только Финская наступательная операция, запланированная на эту зиму, а вот планы освобождения правобережья Днепра следующей весной уже довольно туманны… Не так ли, товарищ Матвеев?
– Так точно, товарищ Сталин, – сказал командующий Экспедиционным корпусом. – Как можно точно планировать операцию до того, как стал точно известен выделяемый наряд сил и средств? Вот Гитлер самым тщательным образом составил свой план «Барбаросса», расписал все чуть ли не поминутно, а уже через месяц результат титанического труда немецких штабистов можно было смело скурить в самокрутках. А дело в том, что сопротивление Красной армии превысило все нормативные показатели и от рубежа Днепра свои дальнейшие операции немцам пришлось планировать буквально на коленке. Поэтому давайте сосредоточимся на ближайшей Финской операции, а после того как с ней будет закончено, можно остановиться и посмотреть, где еще что плохо лежит в рамках уже озвученного генерального плана.