– А почему именно Финляндия, товарищи? – спросил Сталин, – неужели нет целей поважнее?
– Товарищ Сталин, – вместо Матвеева сказал генерал Василевский, – финская операция уберет фронт прочь от Ленинграда, обеспечит безопасное плавание Балтийского флота по Финскому заливу, а самое главное, исправит одну стародавнюю ошибку, когда маленькой и гордой нации было ошибочно предоставлено самоуправление. К тому же неплохо было бы посчитаться за резню, которую финские националисты в восемнадцатом году устроили русскому населению, не разбирая ни белых, ни красных… Кроме того, отличившееся под Невелем ударное соединение прорыва еще не расформировано, и оно как раз подойдет для прорыва линии Маннергейма, основательно разбитой и не восстановленной даже приблизительно. Товарищи из будущего обещают снабдить нас всем необходимым, включая противоснайперское вооружение, одноразовые огнеметы, которыми так хорошо выжигать доты, и аппаратуру для управления и корректировки артиллерийского огня. Тяжелой и сверхтяжелой артиллерии у нас достаточно, так что можно будет несколько раз не оставить от финских укреплений и камня на камне.
– Ну хорошо, товарищ Василевский, – сказал Сталин, продолжая набивать трубку, – вы с товарищем Матвеевым еще раз все посчитайте, и через двое суток мы с товарищем Маленковым будем принимать у вас экзамен: Где, что, чего, когда и сколько. Хотя по-настоящему вас смогут проэкзаменовать только финны…
Сделав небольшую паузу, Вождь чиркнул спичкой и, выпустив клуб ароматного дыма, подвел итог:
– А сейчас, товарищи, все свободны, совещание окончено. А ты, Лаврентий, останься, есть разговор…
15 августа 2018 года, 11:55. Подмосковье, секретный объект ФСБ
группенфюрер СС Ре́йнхард Три́стан О́йген Ге́йдрих
Прошло больше трех месяцев с тех пор, как группенфюрер СС Ре́йнхард Три́стан О́йген Ге́йдрих сдался в плен этим безумным русским из будущего и те засунули его в этот «зверинец» для пленных генералов где-то на своей территории в будущем (впрочем, забыв о его существовании, будто и не было никогда такого человека). Шел день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Как и местные обыватели, запертые на спецобъекте важные пленники, имели возможность следить за событиями на той стороне с помощью широкого экрана, подающего все происходящее с таким качеством, что казалось, сделай шаг – и ты там. Все было понятно, так как бубнящий голос давал закадровый синхронный перевод на немецкий. Просмотр выпусков новостей был обязательным мероприятием, проводимым два раза в сутки – утром и вечером. Правда, в дополнение к русским новостям немецким генералам подключили и телеканалы из местной Германии – смотри хоть до опупения. Впрочем, большинство передач и фильмов либо не вызывали у обитателей этого места никакого интереса, либо даже приводили к проявлениям рвотного рефлекса.
Основная общественная жизнь (а как же без нее) развернулась не вокруг вопроса: «победят ли русские Германию?», с этим и так все было понятно. Красная армия провела все положенные мобилизационные мероприятия и при поддержке весьма ограниченных сил экспедиционного корпуса из будущего уверенно давила ослабевший вермахт по всем фронтам. Пришла пора и для немецкой армии терпеть череду поражений. Там, где не хватало трехкратного численного перевеса, тут же подключались подвижные соединения из будущего, у которых имелось в достатке и огневой мощи, и боевой техники; как бритвой вспарывали они фронт и углублялись вглубь территории, контролируемой немецкой армией. А за их спинами в прорыв уже вливались мутные массы большевистской пехоты и кавалерии…
Немецкие генералы понимали, что единственным фактором, пока спасающим вермахт от полного разгрома (точнее, замедляющим его агонию), является то, что Россия из будущего вмешалась в этот конфликт не всей своей мощью, а лишь ничтожной ее частью, в основном сосредоточившись на снабжении Красной Армии отдельными образцами вооружения и снаряжения, а также на обучении личного состава. Об огромных запасах оружия, устаревшего в двадцать первом веке, но ужасно высокотехнологичного в сорок первом году, были осведомлены все, понимая при этом, что год (от силы полтора) при таком развитии событий вермахт еще протянет, а потом наступит неизбежный капут по всем фронтам сразу. Набравшая опыта и прекрасно вооруженная двенадцатимиллионная армия большевиков разотрет четырехмиллионный вермахт в мелкий фарш, не способный ни к какому сопротивлению, а удары дальних бомбардировщиков по промышленным объектам ускорят этот процесс, лишив слабеющую германскую армию последних источников пополнения оружием, топливом и боеприпасами.
Главные споры развернулись вокруг темы будущего Германии в мире сорок первого года – когда все кончится и над обугленной и побежденной Европой взовьется алое знамя русского коммунизма. Одни, видящие в большевизме только абсолютное зло, считали, что тогда наступит абсолютный конец света, как после завоевания Европы новыми варварами. Разрушенные музеи и соборы, убитые священники, инженеры, врачи, учителя, запрет всех европейских языков с указанием говорить только по-русски, миллионы европейцев, по первому подозрению ссылаемых в далекую ледяную Сибирь. Другие, воспринимавшие сталинский СССР как реинкарнацию Российской империи, пожимали плечами и говорили, что после завоевания русскими Европы в принципе почти ничего не изменится. Ну будет на красном флаге вместо черной свастики в белом круге золотые пятиконечная звезда и серп с молотом; ну вождь вместо берлинской рейхсканцелярии будет сидеть в московском Кремле; инженеров, врачей и учителей станет даже больше, а священников (да ну их, чернорясых) заменят большевистские комиссары. Германия же от вхождения в огромную империю, раскинувшуюся от Тихого до Атлантического океана, только выиграет. То же самое решение проблемы лебенсраума, только с другого конца. Объединение России и Европы в одну политическую систему принесет неснимаемую головную боль только англосаксам, которым будет просто нечем давить такого монстра…
Естественно понятно, что первые были в большинстве, а вторые в меньшинстве, но споры от этого не делались менее ожесточенными.
Правда, Гейдрих в этих спорах не участвовал. Во-первых – из-за стойкой неприязни, какую херрен генерален испытывали к функционеру СС, а во-вторых, из-за того, что сам считал свою идею завоевания Европы Россией из будущего слишком безумной для того, чтобы выносить ее на всеобщее обсуждение. Правда, на первых порах он сам не мог понять, для чего бы это понадобилось властям Федеральной России. И только совсем недавно, наблюдая по телевидению сюжет о прибытии в Федеральную Германию репатриированных солдат вермахта, он вдруг решил, что понял замысел вождя России будущего – и восхитился изяществом идеи и мастерством исполнения. Ведь ни командование вышедшего из войны и репатриированного корпуса, ни тем более местные германские власти не являлись вашими друзьями, и тем не менее и те и другие послушно исполняли хитрый план, задуманный в Кремле. По сравнению с этим филигранным мастерством гляйвицкая провокация выглядела как топорная работа дилетанта, которому еще учиться и учиться у настоящего мастера… Впрочем, этими своими соображениями Гейдрих с господами генералами не делился. Не доросли еще они до этого, заносчивые аристократические ублюдки.
Поэтому когда его неожиданно вызвали на допрос, он сильно удивился. Впрочем, администрация лагеря предпочитала называть подобные мероприятия не допросами, а беседами. И в самом деле, какие секретные сведения можно надеяться получить от человека, уже давно не владеющего никакой актуальной информацией? Тем больше было недоумение Гейдриха. С чего бы это?! Столько времени не вспоминали, а теперь он им зачем-то понадобился. И уж явно не для того, чтобы обсудить договор о союзе Третьего Рейха и Федеральной России. Гейдрих уже знал местных русских достаточно, чтобы понимать, что такая идея изначально относится к разделу ненаучной фантастики. Пресловутая расовая теория и то, что вермахт и СС натворили в Росси, и не оставляли этому плану даже маленького шанса на успех. Между двумя государственными образованиями лежала глубочайшая пропасть, до краев наполненная горячей химически чистой ненавистью. Напрасно фюрер собирался предложить вождю Федеральной России раздел мира – тот и сам был способен взять все и не делиться с побежденным врагом.
И вот Гейдриха вводят в небольшой кабинет, принадлежащий, как он знал, одному из заместителей коменданта лагеря герра Курченко. За столом сидит незнакомый русский неопределенного возраста, худощавый и подтянутый; глаза серые, волосы светлые – одним словом, внешность стопроцентно арийская. Насмешливый прищур и улыбочка не оставляют сомнений, что этот человек видит своего собеседника насквозь. Дополняют образ серая клетчатая рубашка с расстегнутым воротом и карточка над левым карманом, на которой крупным готическим шрифтом написано «Sergej Iwanow». Толстая красная полоса по верхнему краю карты свидетельствует о том, что это чрезвычайно важный посетитель, имеющий право отдавать распоряжения администрации лагеря. Чинопочитание, встроенное в каждого немца на уровне инстинкта, заставило Гейдриха при виде этой карточки вытянуться во фрунт и даже прищелкнуть каблуками.
Герр Иванов окинул Гейдриха взглядом с ног до головы, кивнул на стоящий посреди комнаты стул, и на неплохом немецком языке, в котором угадывался шведский акцент, сказал:
– Садитесь, Рейнхард, есть разговор…
– Да, герр Иванов, – сказал Гейдрих, присаживаясь на край стула, – слушаю вас…
– И не тянитесь вы так передо мной, – сказал господин Иванов, – я не Господь Бог и даже не его зам. Расслабьтесь, так легче будет думать.
– Яволь, герр Иванов, – ответил Гедрих, ни на миллиметр, впрочем, не переменив своей позы.
– Значит, так, – вздохнул собеседник Гейдриха, – начнем с легких вопросов. Рейнхард, как вы оцениваете нынешнее положение Рейха?
– Рейх обречен, – пожал плечами Гейдрих, – насколько я знаю вас, русских из будущего, вы не оставите нас в покое и непременно доведете дело до того, что Рейх будет уничтожен, а немецкий народ…