– Давайте оставим немецкий народ в покое, – ответил господин Иванов, – мы не воюем с женщинами и детьми, а также с теми, кто сложил оружие и оказался не виновен ни в каких преступлениях. Я хотел спросить о другом. – Его твердый и холодный взгляд, казалось, просверлил Гейдриха насквозь. – О деятельности оппозиционных групп, а также о том, кто после смерти Гиммлера с Геббельсом и ухода в запой Геринга мог оказать на вашего фюрера такое сильное влияние, что тот кажется поющим с чужого голоса.
– С чужого голоса, герр Иванов? – удивился Гейдрих, – что вы имеете в виду?
– Ах, да, Рейнхард, вы еще ничего не знаете, – в притворном удивлении всплеснул руками собеседник, – несколько дней назад, после нападении Японии на Соединенные Штаты, ваш шеф выступил с пространной и речью по радио, в которой принес свои соболезнования погибшим во время этого налета американцам. И это при том, что еще совсем недавно союзниками Германии считались как раз японцы, а американцев ваш фюрер на дух терпеть не мог, называя их жадными еврейскими торгашами.
– Да ничего удивительного, герр Иванов, – сказал Гейдрих, – вы так напугали нашего фюрера, что для спасения от вас он готов искать поддержки даже у злейших врагов. Я понимаю, что это не поможет, но все же надежда на счастливый исход умирает последней.
– Интересно, Рейнхард, – сказал господин Иванов, – ваш фюрер вообще осознает тот факт, что пока он жив, никакие переговоры с Великобританией и США невозможны? Или они возможны, но не с ним, а за его спиной, и обсуждаться при этом будет вопрос, где, когда и при каких обстоятельствах фюрер германской нации распрощается с жизнью. Если ваш Адольф с чьей-то подачи делает такие миролюбивые жесты в сторону Америки, то это значит, что в самое ближайшее время у Германии появится новый фюрер – какой-нибудь не запачканный ни в чем генерал, вполне удобный с точки зрения ведения переговоров с англосаксами. И вот ведь что самое главное. Единственным условием поддержки этому самому новому фюреру будет продолжение Германией войны на Восточном фронте, то есть возвращение к той конфигурации, что планировалась на Мюнхенской конференции. Германия воюет с Россией, а Франция и Великобритания подсчитывают барыши. Потом, когда русские с германцами истощат друг друга во взаимной борьбе, следует вторжение англо-французских войск на территорию Германии и молниеносный разгром ослабленной страны. Вот и сейчас Германии пообещают финансовую поддержку, поставки вооружений, а также блокаду Советского Союза. Но вы же человек бывалый и понимаете, что мы в любом случае не оставим своих предков на произвол судьбы и, бросив на весы войны всю свою мощь, сломаем Германию через колено – без англосаксов или же вместе с ними. Но только второй вариант будет стоить для немецкого народа многократно дороже, чем если бы господа британцы и американцы просто постояли в сторонке. В их планах – война с русскими до последнего немецкого солдата и чтобы вместо Европы победителю достались заваленные трупами руины. Проблема лебенсраума тогда решится сама собой, потому что покойникам жизненное пространство не требуется. Вот она, цена миролюбия вашего фюрера в отношении англосаксов…
Некоторое время Гейдрих сидел на стуле молча, потом почти равнодушно пожал плечами.
– Извините, герр Иванов, – сказал он, – но разве вы сами не собирались проделать с Германией нечто подобное?
– Совсем нет, – ответил тот, – мы же не испытываем животной ненависти к немецкому народу, как ваш фюрер, который почти на уровне инстинктов ненавидит евреев и славян. Потенциально мы рассматриваем вас немцев как своих союзников в борьбе с англосаксами – именно союзников, а не пушечного мяса, которое надо бросить на смерть. Мы вообще чаще остальных склонны видеть в людях именно людей, а не чужаков, которых нужно приравнивать к животным, и не объекты для потенциальной манипуляции, вроде фишек на игральной доске. Впрочем, скажу честно – сейчас мы враги. Вы пришли к нам с оружием в руках, с намерением забрать себе наши земли и дома, а нас самих убить или сделать рабами. Пока немецкий солдат держит в руках это оружие и продолжает эту войну, мы будем убивать его всеми возможными способами. Но как только ваши соотечественники бросают оружие и поднимают вверх руки, мы сразу меняем свои установки. Как вы знаете, совсем недавно мы репатриировали в Германию нашего мира целый корпус вермахта, который в безнадежной ситуации решил выйти из войны…
– Я видел это по вашему телевидению, – сказал Гейдрих, – но насколько я понимаю, вы специально создали такую ситуацию, которая помогла вам заполучить этот корпус как инструмент вашей политике по отношению к местной Германии.
– Рейнхард, – вздохнул господин Иванов, – вы хоть сами поняли, что сказали? Такая ситуация сложилась сама по себе. Командующий вашим корпусом не хотел гробить своих людей в безнадежном бою за дело, в которое он уже не верил, и в то же время он не желал сдаться частям Красной Армии. А то как же – настоящий граф, и вдруг сдается рабочим-крестьянам… Тогда он решил капитулировать перед Экспедиционным корпусом, а мы – вот ведь незадача – пленных не берем, а если берем, то тут же передаем их Красной Армии, чтобы не возиться с лагерями и всем прочим. Но в данном случае такой образ действий не подходил по условиям задачи. И тогда в одну светлую голову пришла мысль избавиться от ваших соотечественников, репатриировав их в Германию двадцать первого века. Вот и получилось, что, как говорится, и волки оказались целы, и зайцы сыты…
– Хорошо, герр Иванов, – вскинул вверх руки Гейдрих, – хоть это и маловероятно, но готов поверить, что вы проделали все это из чистого человеколюбия, которое совершенно случайно принесло вам немалые политические дивиденды. Но если вы такие человеколюбивые, то должны понимать, что немецкая нация просто вынуждена искать себе свободного жизненного пространства, ибо Германия постоянно живет на грани голода и потому-то перед войной она ввозила пятую часть потребляемого продовольствия…
– Рейнхард, – снова воскликнул господин Иванов, – еще раз спрашиваю: вы хоть поняли что сказали? Единственное, чего можно добиться такими действиями – это поубивать на войне несколько миллионов лишних едоков и тем самым сократить дефицит продовольствия. С чего вы вообще подумали, что у вас может получиться эта авантюра? Завоевать с наскока Россию – это такая же дурацкая идея, как и бег по потолку. Оздоровиться таким образом проблематично, а вот сломать шею можно запросто. У нашего народа огромный опыт отражения вражеских нашествий. Именно отбиваясь от нападений недружественных государств и народов, мы и расширились до тех огромных размеров, какие вы видите сейчас.
– Герр Иванов, – вздохнул Гейдрих, – наш фюрер был уверен, что славяне – это низшие народы, недочеловеки, не способные ни к какой творческой деятельности, которые попали под управление еще худших недочеловеков еврейского происхождения. За последние пятьдесят лет вы проиграли две войны подряд, причем последний проигрыш кончился распадом государства и долгой междоусобной грызней… И ведь самое начало этой войны вполне оправдывало это наше мнение. Русские войска или разбегались кто куда при приближении нашей армии, или сдавались в плен, или гибли в дурацких безнадежных контратаках, а ваши генералы вели себя так, будто не знали, что положено делать на войне – и исключений из этого правила было немного… Проблемы начались потом. Ваши погибающие части и соединения висли на вермахте как бульдоги, которые скорее умрут, но не разожмут челюсти…
– Рейнхард, Рейнхард… – покачал головой господин Иванов, – две неудачи российской империи подряд связаны с именем одного человека, которого зовут Николай Второй, и смею заметить, что еврейской крови в нем не было совсем, русской крови было около одного процента, а на девяносто девять процентов по происхождению он был как раз немцем. И вообще. Считать кого-то априори глупее и слабее себя – это, конечно, приятно и льстит самомнению, но очень опасно в том смысле, что иллюзии однажды развеиваются и прямо перед носом оказывается суровая реальность. Германия тоже проиграла две войны подряд – так что же, она тоже состоит из неудачников-недочеловеков? Кроме того, смею вас заверить, что нет ничего более глупого, чем ваша расовая теория. Ее автор, Альфред Розенберг – рижский студент-недоучка, неудачник, попробовавший стать большевиком и вылетевший из партии за непроходимую тупость. Потом, правда, он сделал хорошую карьеру, но это было уже у вас в Германии, когда он очаровал вашего контуженного фюрера, подведя псевдонаучную базу под его неприкрытый антисемитизм. Человек в своем поведении подчиняется не законам наследственности, которые едины фактически для всего сущего человечества, а базовым культурным установкам, что передаются ребенку путем воспитания в семье, а также через контакты со сверстниками и прочим обществом, включая государство. Если кто-то ведет себя не так, как вам хочется, то это значит, что его так воспитали семья и общество, а не то, что он родился с какой-то ущербной наследственностью. Вы можете верить, Рейнхард, а можете и не верить, но это действительно выводы науки, а не, как у вашего Розеберга, гадание на ослиной моче с подгонкой решения под желаемый результат. И об этом вы тоже догадываетесь, потому что уже мало-мало знакомы с историей нашего мира. Вам бы как следует карать за финансовую и моральную нечистоплотность, за обман доверившихся и прочие проявления мошенничества, а вы устроили жесточайшую этническую чистку, процентов на восемьдесят захватившую тех, кто вообще не имел никакого отношения к вашим проблемам… Но посеявшие ветер пожнут бурю, и теперь все это в тысячекратном размере ждет и немецкий народ. Тяготы войны, бомбежки, гибель отцов, мужей, сыновей на фронте, голод и холод в разрушенных домах, и леденящий страх возмездия от русских армий, которые должны ворваться в Германию в ближайшем будущем…
Господин Иванов уже закончил говорить, а Гейдрих сидел и тупо смотрел перед собой.
– Я вам верю, герр Иванов, – сказал он наконец, – но разве можно что-то отменить, из бывшего сделать не бывшим? Все, что мы делали, мы делали во благо немецкого народа, но оказалось, что это прошло не во благо, а во вред…