Любоваться на погрузочно-разгрузочные работы пришлось недолго. Довольно быстро нам и сопровождающим подали легковой автомобиль. Устроившись внутри, я глубоко вздохнула, мы Гопкинсом обменялись кивками – и машина тронулась… Это был заключительный отрезок пути в нашем мире – мы направлялись к Вратам. И хоть все вокруг происходило довольно буднично, лично для меня это не могло загасить торжественность сего момента.
Едва мы выехали из Унечи, на дороге попался первый пост военной полиции. Обычная полосатая будка у края дороги, два солдата с автоматами и начальствующий над ними сержант. На этом посту нас пропустили почти беспрепятственно, лишь быстро глянув на прямоугольную картонку пропуска, закрепленного за водительским стеклом. Впрочем, взгляд проверяющего все же чуть задержался на мне – и в нем мне почудилось некоторое лукавство.
Потом был еще один такой же пост – там нам пришлось слегка притормозить, чтобы часовой смог прочесть наш пропуск. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это место сильно укреплено. Уже когда мы подъехали почти вплотную, я заметила хорошо замаскированные окопы, несколько присыпанных снегом дзотов и вкопанный в землю легкий танк.
Еще дальше, на выезде из леса, был пост, на котором красноармейцы несли службу вместе с русскими солдатами из будущего. Тут нас остановили, после чего советский командир и русский офицер проверили наши документы. Было интересно наблюдать, как отличаются и одновременно похожи эти двое. Советский – в перетянутом ремнями белом овчинном полушубке, треухой шапке из белого меха и с висящим на груди автоматом ППШ, и русский – в белой куртке с серыми камуфляжными крапинами и таком же белом шлеме, передняя часть которого украшена очками-консервами. А одинаковыми у них были жесты – как они берут наши документы, смотрят в них, не спеша переворачивая страницы, потом с бесстрастными лицами возвращают нам и козыряют на прощание в знак того, что все в порядке и мы можем ехать. Дед и внук, привыкшие к такому соседству и вместе делающие одно дело… В Москве перед поездкой нам удалось узнать, что такое соседство местных русских и их внуков из-за Врат случается гораздо чаще, чем об этом принято говорить. Помимо военных и промышленных грузов, как живая связь между поколениями, через Врата ОТТУДА СЮДА течет непрерывный поток русских добровольцев, желающих воевать в Красной Армии.
Пройдя этот последний пост, мы присоединились к ожидающей своей очереди санитарной колонне, которая следующей должна была пройти через Врата на ТУ сторону. Раненые советские солдаты – это единственный груз, который, помимо золота, везут из Советского Союза в Федеральную Россию. Это одна из тех вещей, к которой в Федеральной России относятся с чрезвычайной серьезностью. Все эти бойцы в машинах относятся к тому разряду раненых, которому медицина нашего времени не обещает ничего хорошего. В будущем же за их здоровье и жизнь врачи еще могут побороться… Не могу не одобрить такую позицию, тем более что мне известно, что из гуманитарных соображений Федеральная Россия осуществляет лечение этих раненых бесплатно.
Итак, мотор мерно урчал, мы ехали через заснеженный лес, при этом постоянно вглядываясь туда, где должны были находиться Врата… И в какой-то момент мы с Гопкинсом вполне отчетливо увидели их… и по мере нашего приближения могли разглядеть все лучше и лучше. Незабываемый момент! Постараюсь как можно точней описать свои впечатления… Сначала, издалека, то, что называла про себя Вратами Времени, выглядело просто как черная куча с расплывчатыми краями, возвышающаяся на фоне сереющего неба. Мне показалось, что она слегка мерцает и пульсирует. Мы с Гопкинсом смотрели на нее безотрывно, с молчаливым благоговением, и лишь иногда переглядывались между собой. Так вот они какие – Врата Времени… Созданные непостижимым Божественным промыслом, они были уже совсем рядом, как говорят русские – «рукой подать»… Поневоле на меня накатывали философские раздумья. Однако я старалась не слишком в них углубляться, ведь нам предстояло еще пройти насквозь таинственный межвременной тоннель… Я не думаю, что нашелся бы такой человек, которого хоть немного не страшила бы такая перспектива. Ведь это совсем не то что прогуляться по знаменитому мосту «Золотые Ворота» в Сан-Франциско, справедливо считающемуся еще одним чудом света… Я, конечно, была знакома с творчеством Герберта Уэллса, но никогда не могла бы предположить, что мне выпадет редкая удача самой стать в некотором роде героиней фантастического происшествия. Словом, от волнения меня немного трясло; думаю, что Гопкинса тоже, но старый пройдоха отлично держался.
Врата по мере приближения становились все больше и больше, и теперь напоминали уже громадное черное колесо, плашмя брошенное на поросшую лесом заснеженную равнину. Зрелище было впечатляющим, так как ничего подобного на Земле больше не существовало, да и, пожалуй, не могло существовать. Могу предположить, что те, кому по роду своей деятельности приходится лицезреть эти Врата довольно часто, уже привыкли к ним; но сталкивающиеся с этим поразительным образованием впервые просто не могут не испытывать опасливое благоговение, сродни мистическому. Я видела, как блестят глаза Гопкинса; отчего-то приятно было наблюдать, как он становится похожим на мальчишку, увидевшим нечто поразительно-необъяснимое… Впрочем, как я уже говорила, мы испытывали совершенно одинаковые чувства.
Где-то позади этого циклопического образования лежал военный аэродром – я вспомнила об этом, услышав свист и рев, совсем не похожие на звуки работы обычных авиационных моторов. В этот момент я остро осознала, что нахожусь в святая святых сразу двух русских империй – на той, и на этой стороне Врат, – и от этого понимания у меня по коже побежали мурашки…
Чуть позже стало понятно, чего именно мы ожидали. В сереющих вечерних сумерках из черной глотки туннеля Врат появились очертания огромного четырехмоторного самолета. По сравнению с этим белоснежным гигантом, влекомым мощным тягачом, даже тяжелый бомбардировщик Б-17 показался бы недомерком, способным спрятаться под одним крылом бомбовоза из будущего. И если я преувеличиваю, то совсем немного… Этот гигант действительно громаден и величественен – как настоящий король неба.
Тем временем выехавший из Врат самолет разворачивается, показывая большую красную звезду на хвостовом оперении, и направляется в обход черной тучи Врат, устремляясь на аэродром. Дорога вроде бы свободна, но колонна продолжает стоять. Я начинаю волноваться, Молча я прижимаюсь топтаться на месте, поправлять шарф… Гарри, который совершенно правильно все это истолковал, негромко поясняет, что совсем недавно стало известно, что Врата обладают своего рода эффектом усталости. Это означает, что после прохождения габаритного массивного груза им нужен некоторый отдых, в противном случае сопротивление движению существенно возрастает. Правда, со временем пропускная способность Врат увеличивается и товарообмен между мирами постепенно растет, а это значит, что, помимо «эффекта усталости», Врата обладают еще и «эффектом тренировки». Быть может, именно поэтому старина Гарри рвется на ту сторону – застолбить для нашей Америки выгодные торговые позиции…
Но вот машины впереди одна за другой начали трогаться, а это значит, что скоро настанет и наша очередь отправляться на ту сторону. Мы действительно тронулись было, но уже у самой пасти Врат, такой манящей и одновременно пугающей, нас ждала еще одна остановка. Пограничник, стоявший у столба с изображением советского герба, забрал наши документы, отнес их в расположенную неподалеку сторожевую будку и через пять минут вернул их, украшенные штампами о пересечении границы. Санитарная колонна за это время уехала далеко вперед, так что мы въехали в темный туннель Врат в полном одиночестве. Единственной путеводной нитью для нас была цепочка тусклых фонарей, слабый свет которых буквально вяз в чернильной агрессивной тьме. По мере того как мы продвигались вперед, туннель постепенно изгибался, закручиваясь спиралью. А впрочем, быть может, это нам только казалось… Что я чувствовала, находясь внутри Врат Времени? Если говорит о эмоциях – то сильнейшее волнение; чтобы хоть немного успокоить себя, я даже принималась произносить в уме какой-то детский стишок – глупо, конечно, но для меня это всегда было безотказным способом привести нервы в порядок. Что же касается обычных, физических ощущений… Мне показалось, что воздух в тоннеле какой-то другой – более густой, что ли… Он словно уплотнился, потяжелел; я хорошо чувствовала, как он заходит в мои легкие… Кроме того, этот воздух был наполнен какими-то мелкими вибрациями. Казалось, в нем копошатся мириады микроскопических мушек, издающих слабое жужжание… Поначалу все то, что я испытывала, беспокоило меня, но потом я привыкла и даже с интересом стала прислушиваться к своим чувствам. И настал момент, когда мое волнение почти прошло и это мое эпическое путешествие сквозь толщу десятилетий стало вызывать во мне только интерес и воодушевление… Теперь я наконец смогла сполна насладиться торжественностью всего происходящего со мной; несомненно, в всем этом был глубокий, пока скрытый от меня смысл…
Постепенно теплело. Воздух уже не казался мне таким тяжелым. Я сняла свое пальто; Гопкинс сделал то же самое. Неужели мы близко к выходу? Однако тоннель все не кончался. Сквозь стекло машины я вглядывалась в окружающий мрак, в котором вяз свет фар и редко расставленных фонарей. И когда я уже было подумала, что мы едем по этому туннелю целую вечность, впереди забрезжил синеватый свет… О, этот благословенный свет совсем не был похож на тусклое свечение путеводных огней – это было само сияние жизни, радостный блеск бытия, возвещавший о конце нашего пути…
И вот через несколько минут мы въехали в чистое и умытое дождиком летнее утро. В покрытом редкими облачками голубом небе всходило чистенькое солнце, пели птицы, а специальное табло у дороги гласило, что сейчас – двадцатое августа две тысячи восемнадцатого года, девять часов шесть минут утра… Гопкинс, прочтя это, кашлянул и издал звук, похожий на «мда-уж…»; мы обменялись взглядами, которые должны были означать то, что мы поздравляем друг друга с прибытием в третье тысячелетие. Табло также сообщало, что что температура воздуха – плюс семнадцать градусов… А вот побежал какой-то текст… После русских появились английские буквы, гласящие: «Уважаемые путешественники во времени! Добро пожаловать в третье тысячелетие! Будьте добры подвести свои часы и привести свой гардероб в соответствие с местным климатом…»