Кстати, почему бы и не посмотреть? Мысль, внезапным озарением пришедшая в голову Гитлеру, до того взволновала его, что он сначала замер на мгновение, а потом принялся быстро ходить по комнате, чувствуя, как разгорается внутри ликующая надежда. Все его тревоги стремительно отступали. Как за минуту до этого он был на грани мрачного отчаяния, так сейчас он испытывал радостное возбуждение. Почему бы и нет?! У него все получится… И при этом нет никакой необходимости умирать… Спасительная идея заключалась в следующем: а что если действительно положить на погребальный костер труп двойника, а самому, изменив внешность, затеряться в толпе? Ведь конец одной истории – это почти неизбежно начало другой. Самый надежный способ изменить внешность – это отпустить бороду, как и положено всякому порядочному художнику…
Приведя себя таким образом в состояние внутреннего равновесия, Гитлер придвинул к столу стул и выбрал для чтения черную папку, озаглавленную как «План Моргентау»…
Тогда же. Главная ставка Гитлера «Вольфшанце», Гостевой дом,
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Рейнхард Гейдрих
Как и всякий высокопоставленный деятель национал-социалистической партии и СС, регулярно бывающий в Главной ставке фюрера, Рейнхард Гейдрих имел в гостевом доме свои отдельные апартаменты. Там в шкафу, рядом с вычищенным и отглаженным мундиром, висел банный халат и все, что необходимо нормальному человеку из образованных слоев общества, чтобы почувствовать себя в своей тарелке. Приняв душ, облачившись в халат и причесав свои светлые волосы, Гейдрих вызвал прислугу, поручив ей вычистить и привести в порядок зимний российский камуфляж. А что – легкий, теплый и вполне может еще пригодиться.
Потом он сел в кресло, закинул ногу на ногу и задумался. Вот он вернулся в Рейх, был очень хорошо встречен фюрером, но что же дальше? Остаток срока существования, отведенный Третьему Рейху, на пальцах рассчитать было трудно, ибо зависел он от многих факторов; но вряд ли русские будут возиться с остатками вермахта больше года. Из пяти с половиной миллионов списочного состава на июнь сорок первого года два с половиной миллиона на Восточном фронте уже как корова языком слизнула. Постарались как сами большевики, ожесточенно дравшиеся до последнего патрона, так и их потомки из будущего, в охотничьем азарте поубивавшие немало немецких солдат. Из немецких новобранцев в строй поставлены двести тысяч, итого численный состав вермахта – три миллиона двести, против двенадцати миллионов большевистских полчищ. Конечно, не все двенадцать миллионов большевиков одновременно находятся на фронте, но и у Германии очень много оккупационных войск разбросано по разным покоренным странам. Не помогут продержаться подольше и разного рода союзники – вроде финнов, венгров, румын и итальянцев. И качество солдат у них пониже, и вооружение похуже. И вообще, из всей этой кампании бойцы только финны, а всех остальных, если они будут воевать без поддержки немцев, большевистские генералы будут, как это у них говорят, гонять ссаными тряпками. А болгары в самый интересный момент обязательно перебегут на сторону русских. Был такой трюк в прошлой истории, наверняка повторится он и сейчас.
Но это уже неважно. Измены болгар, румын и, возможно, венгров не запятнают чести немецкого солдата. Перед лицом превосходящего врага вермахт должен организованно отступать с рубежа на рубеж, не допуская окружений и больших потерь, до тех самых пор, пока не придет пора говорить о почетной капитуляции. Причем почетной капитуляции перед русскими из будущего, а не перед Сталиным. То, что удалось Вальтеру фон Брокдорф-Алефельду в отношении его корпуса, должно удаться и новому руководству Германии в отношении всего Рейха. Перед неодолимой силой капитулировать не зазорно, если, конечно, это будет именно почетная капитуляция, не сопровождающаяся национальным унижением. Территория Германии не должна быть вытоптана во время ожесточенных сражений и большевистские орды не должны вступить победителями на немецкую территорию, хватит с них и прочих стран Европы.
Как это сделать правильно, пока неясно, но тем не менее понятно, что организованное отступление необходимо проводить и в политике. В первую очередь необходимо изменить парадигму окончательного решения еврейского вопроса. Евреев следует не уничтожать, а депортировать обратно – туда, откуда они и пришли на европейские земли. Это снимет со стороны их диаспоры большую часть мстительных рефлексов, а кроме того, создаст проблемы англичанам, на чью территорию неожиданно начнут прибывать десятки тысяч измученных и голодных людей. Во-первых, евреев можно перевозить по балканскому маршруту – через Югославию, Болгарию, Турцию до Измира, а оттуда пароходами под нейтральным турецким флагом в Хайфу. Во-вторых, это Пиренейский маршрут – через Францию и Испанию до Барселоны, и оттуда на тех же пароходах, но уже под испанским флагом в ту же Палестину. Да, это будет стоить определенных затрат, но все эти деньги, да еще и с прибылью, можно будет отбить у международных еврейских организаций. Пусть платят за своих соплеменников, мужчин, женщин или детей, по сто шекелей, то есть американских долларов, с головы – и будем в расчете.
Также непременно нужно сделать все то, о чем он давеча говорил фюреру – то есть прекратить бессмысленные экзекуции гражданского населения на оккупированных территориях, ввести на восточном фронте обычную подсудность для преступлений, совершенных немецкими солдатами против местных, а также начать достойно обращаться с восточными рабочими. К сожалению, если не привлекать дополнительную рабочую силу с оккупированных земель, то Рейх по чисто экономическим причинам не протянет даже полугода. Чем больше немцев призывается в вермахт, тем больше дефицит рабочих рук на заводах и в полях. И этот процесс необратим. На восточном фронте Германия в буквальном смысле истекает кровью, и каждый новый день несет с собой все новые невосполнимые потери. Как там говорил герр Иванов: «…пока немецкий солдат воюет за то, чтобы забрать себе наши земли и дома, а нас убить или сделать рабами, мы будем убивать его всеми возможными способами. Но как только он бросит оружие и поднимет вверх руки, мы тоже изменим к нему свое отношение…»
А убивать русские из будущего умеют и даже любят. И большевики тоже не отстают от них в этом деле. И именно для того, чтобы Германия к началу новой эры не оказалась полностью обескровлена, необходимо как можно скорее перевести войну в позиционную фазу и начать переговоры о почетной капитуляции. А если фюрер все же окажется против предложенных изменений, то есть разные варианты. Сейчас, когда Гиммлер с Геббельсом мертвы, а Геринг недееспособен, официальным наследником фюрера, после устранения Бормана, должен оказаться именно он, Гейдрих. Главное, чтобы все это было проделано без сучка и задоринки, и чтобы ни у одного человека не возникло даже мысли в том, что он причастен к смерти величайшего политического деятеля в германской истории. Это должен быть либо несчастный случай вроде крушения самолета, либо акция проанглийских сил, под которую можно будет развернуть репрессии против генералитета и промышленников. Что наша жизнь – игра… Кстати, на Гиммлера можно будет валить все прочие зверства СС и полиции безопасности. Мол, этот психически неуравновешенный человек заставлял нас делать такие вещи, от которых мы просто ужасались…
В этот момент на столике резко и призывно зазвонил телефон. Гейдрих снял трубку и услышал голос Гитлера:
– Рейнхард, мой мальчик, если ты уже привел себя в порядок, немедленно зайди ко мне. Есть очень важный разговор…
– Яволь, мой фюрер, немедленно иду, – ответил Гейдрих и, дождавшись коротких гудков, положил трубку.
Любимчик Гитлера вздохнул. План своих действий теперь он продумает немного позже. А сейчас, несмотря на то, что зверски хочется спать, необходимо надеть мундир и при полному параде снова идти к Гитлеру. Очевидно, он созрел и теперь требуется дожимать ситуацию.
Полчаса спустя. Бункер фюрера.
К тому моменту, когда Гейдрих снова вошел в кабинет Гитлера, тот уже пересмотрел большую часть бумаг, справился с первым потрясением и снова был собран и деловит.
– Рейнхард, мой мальчик, – обрадовался он, снова увидев Гейдриха, – это очень хорошо, что ты доставил мне все эти бумаги. Теперь я знаю, где мои настоящие враги. Да-да. Ты представляешь – проиграв войну, эти недоумки посмели заявить, что во всех их поражениях был виновен исключительно я, зато победы они одерживали сами. Низкие, неблагодарные людишки, ведь ни один из них не посмеет сказать мне в лицо ничего подобного…
– Мой фюрер, – ответил Гейдрих, – русские говорят, что у побед всегда много отцов, а поражения почему-то обязательно оказываются сиротами. Наши генералы сказали в этом деле новое слово, сделав вас приемным отцом своих неудач…
– Как точно сказано, мой мальчик! – восхитился Гитлер. – Впрочем, перекладывание с больной головы на здоровую – это еще не самый тяжкий грех наших генералов, о котором я узнал из привезенных тобой бумаг. Оказывается, меня постоянно стремились убить, как будто я и есть главный враг Рейха, и только счастливый случай оберегал меня от покушений. Рейнхард… сейчас, когда мой добрый Генрих (Гиммлер) мертв, я назначаю тебя Рейхсфюрером СС, а также Рейхсминистром внутренних дел, с сохранением за тобой поста начальника РСХА. Я жду от тебя, что ты под корень уничтожишь в Рейхе эту либеральную заразу, когда мне улыбаются в лицо и держат наготове нож, чтобы при удобном случае вонзить его в спину. Именно ты, Рейнхард, должен справиться с этим, и именно под корень, никак иначе… Ты понял меня?
– Мой фюрер, – вытянулся в струнку Гейдрих, – я непременно постараюсь оправдать ваше доверие. А теперь позвольте мне удалиться, чтобы приступить к своим обязанностям.
– Иди, мой мальчик, – кивнул Гитлер, – и я надеюсь услышать о тебе только хорошее.
Стремительно развернувшись, Гейдрих вышел. В голове у него промелькнула мысль, что с этого момента именно он будет решать, кто из генералов является настоящим заговорщиком, а кто – невинно оклеветанной жертвой вражеской пропаганды. Первые попадут сначала в тюрьму Моабит, а потом на гильотину, а вторые будут поддерживать его изо всех сил, чтобы не оказаться на месте первых. Армия должна стать послушной его воле, и внушение этого послушания он начнет с абвера…