Вот именно поэтому, увидев вооруженного финского солдата, я стреляю в него сразу и не задумываясь. Штурмовикам по-другому нельзя, потому что иначе первым выстрелит уже он и убьет тебя – так же, как ты мог убить его самого. Вообще-то, как я понял, именно поэтому большевики набирают штурмовиков из бывших пленных. Те даже после короткого пребывания в германском плену совершенно звереют и готовы стрелять за звук германской речи или за серый цвет их формы. Что поделать – я сам был одним из таких пленных и могу подтвердить, что никто так хорошо не справляется с задачей привить ненависть к Германии, как обычный немецкий солдат, который получает разрешение делать с людьми все, что заблагорассудится. Девиз у штурмовиков прост: «Там где ты увидел немца – там ты его и убей». У обычных солдат большевиков такой мотивации нет. С финнами, как я уже говорил, сложнее: такой ненависти к ним нет, но мы все равно будет поступать с ними как с врагами, ибо на войне как на войне. Вот сегодня мы обменялись с одним финским солдатом автоматными очередями на короткой дистанции. Одна его пуля ударила в кирасу прямо напротив сердца, другая рванула меня за рукав ватника, а вот я вогнал ему очередь в грудь и живот – и ничуть об этом не жалею. Я жив, он мертв – о чем тут жалеть?
Одним словом, взяв третью траншею, мы немного притормозили, чтобы подсчитать потери, отправить раненых в госпиталь и перевести дух, перекусив сухпайком. А потом на тех же самых панцерах, которых, как оказалось, было там значительно больше, чем три, в составе передовой группы отправились вперед, к этой самой станции Каннельярви, где, по данным разведки, должен был дислоцировался штаб четвертого финского армейского корпуса. Как мы сюда добирались – это совершенно отдельная история, но, как оказалось, никакого штаба тут уже нет. То есть когда-то он тут был, чему свидетельствуют разбросанные повсюду бумаги и трупы высокопоставленных финских офицеров, среди огромных воронок, оставленных не менее чем двенадцатидюймовыми снарядами. Станция совершенно разрушена, и все, что здесь могло гореть, уже сгорело, но в то же время дело тут не в одном артиллерийском обстреле. Кто-то из большевиков – скорее всего, их ОСНАЗ – побывал тут еще до нас (видимо, сразу после завершения артналета) и оставил вполне характерные следы. Финские солдаты в небольших укреплениях перед станцией и у зенитных установок погибли не от артиллерийских снарядов или авиабомб, а оказались застреленными в упор. То же можно сказать и о некоторых офицерах, которые, очевидно были сочтены недостаточно важными для того, чтобы брать их в плен.
Так что ордена за захват важных пленных нам тут не светят. Кроме всего прочего, поступает команда остановиться и подготовиться к обороне на случай вражеской контратаки. Скоро по нашим следам подойдут лыжники – они и займутся этим делом; а наш батальон, как сказал майор Долматович, решено вывести в тыл на переформирование и развертывание в штурмовую бригаду, так что на фронт мы попадем очень нескоро. Очевидно, участие в этой операции можно воспринимать как тест на лояльность со стороны Сталина. Выполнив поставленную задачу, мы показали, что нам можно верить, и теперь не окопавшиеся в Лондоне самозванцы вроде генерала Сикорского, а мы, боевые офицеры, плечом к плечу с русскими сокрушившие германца, будем решать, кто в Польше власть, а кто не власть.
Часть 16. Гибель Суоми
13 января 1942 года, Вечер. Финляндия, Хельсинки, особняк Маннергеймов на улице Каллиолин-нантие.
Маршал Финляндии Карл Густав Маннергейм
Неделя и один день[17] – столько времени потребовалась большевистским войскам для того, чтобы прорвав оборону финской армии у станции Териоки и продвинуться до стен Виипури (Выборга). Не остановила их наступление и частично восстановленная оборонительная линия его, Маннергейма, имени. Задержка на двое суток потребовалась для подтягивания осадной артиллерии, и еще ночь – для артподготовки; потом несколько часов штурма – и рубеж обороны прорван, кстати, в том же месте, что и в прошлый раз, а лязгающая и громыхающая громада Красной Армии продолжает неудержимо ползти дальше в направлении Виипури. Четвертый армейский корпус разгромлен, и его остатки беспорядочно откатываются на север. Генерал-лейтенант Карл-Леннарт Эш или погиб, или находится в плену. Второй армейский корпус, дабы избежать окружения, отступил за Вуоксу. Погиб вместе со своими офицерами и командующий Карельской армией генерал-лейтенант Аксель-Эрик Хейнрикс. Его штаб в самом начале большевистского наступления подвергся удару неизвестного оружия. Именно поэтому первые три дня вражеского наступления на Перешейке творилась ужасная неразбериха.
Чтобы избежать худшего, к Виипури со всех сторон спешат подкрепления. Отдельные части изымаются как из состава второго, шестого и седьмого армейских корпусов, так и из оперативной группы Ханко и частей «столичной» пехотной 4-й дивизии. Из каждой дивизии забирают по одному пехотному полку и одному артиллерийскому дивизиону. Также с севера Финляндии в полном составе передислоцируются 1-я и 3-я пехотные дивизии. Все это составит оперативную группу Виипури, командование которой Маннергейм поручил генерал-лейтенанту Харальду Эквисту, срочно отозванному из Германии, где он представлял финское государство при ставке Гитлера. В прошлую Зимнюю войну (два года назад) он как раз воевал на перешейке и сумел не дать большевикам продвинуться дальше Выборга. Если они опять, как тогда, возьмут штурмом Виипури, а потом еще продвинутся еще на пятьдесят километров к северу, до станции Лаппеэнранта, то отрезанной от центра страны окажется вся Карельская армия целиком и у Финляндии не останется иного выбора, кроме безоговорочной капитуляции.
А большевики будто желают показать, что хорошо выучили уроки прошлой войны: на этот раз не финские егеря отстреливают красноармейцев, а неуловимый большевистский егерский ОСНАЗ охотится на финских «кукушек» как на лесную дичь. Поговаривают, что они даже отрезают у убитых уши, будто у диких животных. Финские егеря несут большие неоправданные потери и не могут даже близко подобраться к своим потенциальным жертвам. У большевиков все же нашлись те, кто знает зимний лес и умеет в нем охотиться ничуть не хуже хладнокровных финских парней. На стороне врага не только прекрасная подготовка и непревзойденная меткость, но и отличная маскировка и почти бесшумное оружие. Очень часто мертвый снайпер с простреленной головой падал прямо на голову своего второго номера – а тот даже не мог понять, с какой стороны прозвучал выстрел. Маннергейм кивнул. Несомненно, это почерк сибирских охотников, еще более диких и беспощадных, чем жители страны Суоми, а средства маскировки и обнаружения замаскированного противника, а также бесшумное оружие им продали русские с другого конца туннеля времени. Когда те выдвигали ультиматум о заключении немедленного мира, то сразу предупредили, что они с Финляндией не воюют, но что финнам от этого вряд ли будет легче…
У Маннергейма противно заныло под ложечкой. Страх, не страх… Чего там бояться старику? А ведь он действительно боится. Подобно Понтию Пилату русские из будущего умыли руки, и теперь Сталин может предпринять против Финляндии все что пожелает. Более того, они продали большевистскому вождю все необходимое вооружение, и теперь Красная Армия давит Финляндию не только количеством солдат, но и качественным превосходством. Не в силах повлиять на Сталина и Черчилль, с которым он, Маннергейм, находится в дружеских отношениях. После того как на их территории образовался межвременной туннель, большевикам просто ничего не требуется от англичан: ни союза, ни дружбы, ни какого-то одобрения своих действий. Все необходимое они получают с той стороны времени, и это все сделало их невероятно сильными.
Американский посол в Хельсинки Артур Шенфилд официально сообщил министру иностранных дел Финской республики Рольфу Йохану Виттингу, что после того как финское правительство само отвергло предложение Советского Союза о прекращении войны, Соединенные Штаты Америки не имеют ни дипломатических рычагов влияния, ни какого-либо желания заступаться за Финляндию перед разгневанным Сталиным. Сейчас, после того как Япония произвела успешное нападение и разгромила американские силы на Тихом океане, Соединенные Штаты сами ведут переговоры с русскими о помощи в войне на Дальнем Востоке и не желают осложнять свое положение выдвижением ненужных претензий. Хорошие отношения[18] хорошими отношениями, но для американцев сейчас Сталин значит гораздо больше, чем он, Маннергейм.
Формально они правы, ведь Финляндия сама напала на СССР, желая не только восстановить границы тридцать девятого года, но и захватить себе жирный кусок до Архангельска включительно. И сейчас за это желание придется расплачиваться. Раз уж большевистский вождь настроен серьезно и никто ему не указ, то в случае если финская армия не сумеет восстановить положение на фронте, Финляндии грозит утрата суверенитета и превращение в советскую республику. Ему же, Маннергейму, предстоит лишиться жизни – ведь он, с их точки зрения, ничуть не лучше Гитлера, который подписал Пакт о Ненападении, а потом все равно напал на СССР.
Напасть на русских, господа, очень легко, а вот уцелеть при этом значительно сложнее. Ведь вся Россия, если не считать небольшого славянского ядра, территориально состоит из земель, которые русские цари столетиями приобретали, отбивая такие нападения и побеждая агрессоров. Кроме того, он подспудно чувствует свою вину за грехи прошлого. Сколько было совершено подлостей и жестокостей, сколько прилито крови и сожжено пороха, сколько жизней – как сторонников, так и противников – принесено на алтарь независимой Финляндии… Неужели все это было зря – и финское государство, просуществовав всего двадцать лет с небольшим, канет в лету, как уже канули Литва, Латвия и Эстония?
При этом, двинув к Виипури все наличные резервы, Маннергейм чувствовал, что совершил какую-то трагическую и непоправимую ошибку, причем у него нет никакого понятия ни о том, в чем она заключается, ни о том, как ее исправить. Там, на Перешейке, сейчас ожесточенно сражаются двести тысяч финских солдат, а большевики, последними сражениями выигравшие у обессиленного вермахта значительную оперативную передышку, способны бросить туда миллион или два солдат. Это вам не летние бои, когда финская армия давила численным перевесом, а большевики были вынуждены кидать все свои резервы под Смоленск, чтобы остановить рвущиеся к Москве немецкие танки. Теперь все наоборот – и он, Маннергейм никак не может предугадать, откуда может последовать новый удар и какова будет его сила.